Увы, но Заграта пока не была ни большой, ни богатой, а потому власти ограничились установкой металлических мачт да одним-единственным эллингом. Грузовые площадки были отмечены веревочными ограждениями, а опускали цеппели с помощью двух паротягов. Всё скромно и прагматично. На запад и юг уходят ряды пакгаузов, чуть дальше пыхтят черным дымом промышленные пригороды, а на востоке, лигах в четырех от порта, виднеются черепичные крыши старинного Альбурга. Милый провинциальный пейзаж милой провинциальной планеты.
— И снова Добрый Маркус нас не оставил. Мы на Заграте… — Сидящий в кресле Помпилио поцеловал медальон с изображением лингийского Праведника и вернул цепочку на шею.
Алхимики и астрологи уверяют, что покровителем путешественников между мирами является сам Гермес Трисмегист, мудрость которого открыла людям Вселенную. Цепари почитают заступником святого Хеша, но Помпилио, как истинный лингиец, возносил благодарности исключительно Доброму Маркусу.
Вернув медальон на место, он перевел взгляд на капитана:
— Хороший переход, Базза, благодарю вас.
Однако застывшее на лице Помпилио выражение высокомерного равнодушия никак не соответствовало вежливым фразам. Казалось, что владельцу «Пытливого амуша» глубоко безразличны и мир, в который вывалился его цеппель, и слаженные действия команды.
— К вашим услугам, мессер, — небрежно козырнул Дорофеев.
— К моим услугам необходим Теодор с кружкой кофе, но он где-то шляется, бездельник, — капризно отозвался Помпилио. — Как будто не знает, как я страдаю после Пустоты.
— Сожалею, мессер.
— Оставьте, Базза, вы не в силах ничего изменить, — махнул рукой Помпилио. — Хотя эта неожиданная пытка способна убить меня на месте.
Чуть выше среднего роста, плотный, а главное — абсолютно лысый Помпилио издалека напоминал крестьянина или, в лучшем случае, ремесленника, непонятно зачем нарядившегося в роскошный, расшитый золотом красный месвар. Впечатление усиливали короткие толстые ноги и короткие толстые руки, с короткими и, как легко можно догадаться — толстыми — пальцами. Телосложение Помпилио было заурядным, знатному человеку неподходящим, но что делать, если мужчины другого склада в роду Кахлес на свет не появлялись? Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур был адигеном. И не просто адигеном, а из рода наследных даров Линги, у корней семейного древа которых стояли Первые Цари Ожерелья. Телосложением Помпилио не удался, зато при первом же взгляде на его лицо даже самые наивные люди легко читали всю его длиннющую родословную, потому что в голову им приходили только два слова: высокомерие и власть. Выпуклый лоб, казавшийся еще большим из-за отсутствия волос, запавшие серо-стальные глаза, нос с горбинкой и довольно широкими крыльями, острый, чуть выступающий вперед подбородок — сочетание черт было некрасивым, но притягивающим. Это было лицо прирожденного лидера, не желающего и не умеющего подчиняться.
— Теодор! — Ладонь Помпилио ударила в подлокотник. — Теодор!
— Должно быть, что-то случилось, мессер, — заметил Дорофеев, подходя к бортовому хронометру.
— У нас кончился кофе?
— Гм… возможно.
— Значит, придется выпороть Бабарского. — Помпилио повернулся вправо, так ему было удобнее наблюдать за действиями капитана, и продолжил: — На борту есть плетка?
— Возможно.
— Надо проверить. Теодор! — Пауза. — Как это пошло: рассуждать о телесных наказаниях вместо того, чтобы пить кофе. Вы не находите?
— Полностью с вами согласен, мессер.
— На вас можно положиться, Базза.
— Благодарю, мессер.
— Не за что.
Левый циферблат хронометра был постоянным и показывал принятое на борту время Герметикона. А правый на цеппелях делали сменным, потому что далеко не в каждом мире сутки длились двадцать четыре часа. Дорофеев аккуратно вынул механизм, положил его в выдвижной ящик, отыскал нужный, на циферблате которого было отмечено двадцать шесть делений, и вставил в хронометр.
— Местное время шесть тридцать утра, — доложил поднявшийся на мостик радист.
— Благодарю. — Капитан подкрутил стрелки. — Что еще?
— Нам выделена пятнадцатая мачта. Зеленый флаг.
— Рулевой?
— Я вижу, синьор капитан.
Дорофеев вернулся к своему креслу и взялся за переговорную трубу:
— Машинное отделение! Малый вперед! Палубной команде обеспечить швартовку!
— И велите кому-нибудь отыскать Теодора, — проворчал Помпилио. — Мне нужен кофе.
Капитан переключился на офицерскую палубу:
— Валентин, немедленно поднимитесь на мостик.
После чего, воспользовавшись тем, что стоял спиной к владельцу «Амуша», улыбнулся.
Пусть Заграта и считалась провинциальной, но сферопорт на двадцать мачт, пять из которых построены за прошлый год, — это серьезно. К тому же заложены еще пять мачт, а значит, мир уверенно развивается, собираясь стать большим и богатым. Мир идет вперед.
Или шел вперед, потому что одиннадцать из восемнадцати стоящих на приколе цеппелей были пассерами, и к некоторым из них тянулись цепочки нагруженных багажом людей.
— Беженцы, — произнес Дорофеев, поднеся к глазам бинокль.
— В этом театре только что был голод, а теперь намечается гражданская война, — неожиданно серьезно отозвался Помпилио. — Ничего удивительного, что зрители торопятся покинуть партер.
Похоже, что достраивать заложенные причалы будут не скоро.
Тем временем рулевой аккуратно подвел «Амуш» к мачте, опустив цеппель на минимально возможную высоту. Палубные сбросили тросы, которые подхватила наземная команда, и Дорофеев приказал:
— Стоп машина!
Громкий лязг, с которым сработали носовые захваты, на капитанском мостике не услышали, а сам процесс не увидели, поскольку верхушка мачты располагалась выше гондолы.
— Швартовка завершена, — доложили палубные.
Двухсотметровая сигара «Амуша» величественно покачивалась у металлической конструкции, флаг на которой местные сменили на синий.
— Вот теперь мы точно на Заграте, мессер, — доложил Базза. — Рейс окончен.
— Благодарю, Базза… — Дверь на мостик распахнулась, и Помпилио мгновенно переключился на появившегося слугу: — Теодор! Надеюсь, ты понимаешь, как трудно мне дались последние десять минут?
— Сожалею, мессер. — Валентин подошел к хозяину и опустил перед ним поднос, на котором стояла кружка и лежали золотые карманные часы. — Кофе и загратийское время, мессер.
— Почему так долго? — Помпилио сменил часы и взялся за кружку.
— Плохие новости, мессер: мы потеряли Форцу. — Валентин потупился. — Мне очень жаль.
