– Я не хочу, – прошептал Придон, – чтобы от меня отводили эту порчу…
– Это Итания, – повторил Черево торопливо. – Ваше счастье, что вы – артане! Любой куяв уже поплатился бы головой. Никто не смеет на улицах смотреть на дочь тцара даже искоса, даже украдкой. А ты, дерзкий, смотрел в упор! Не удивлюсь, если на ее нежной коже будут кровоподтеки.
Придон воскликнул воспламененно:
– От моего взгляда?.. Да я всю кровь отдам, только бы ни пылинка ее не коснулась! Я… я…
Он сам поперхнулся горячим потоком, что фонтаном вырывался из души. Скилл засмеялся, похлопал по широкой спине брата ладонью. Звук был такой, словно шлепал коня по крупу.
– Ах вот оно что, – сказал он с облегчением. – Это колдовство мы все знаем. Ты сам готов стать той занавесью, что защищает ее от солнца, ты сам готов убить всех носильщиков и носить ее сам, ты многое… даже все готов! Но сейчас утри слюни и сопельки, прими надлежащий вид. Мы едем не просто зреть погрязшие в роскоши земли, где скоро будут пастись наши кони. Нам надлежит увидеть и услышать больше, чем удается узнать торговцам и не совсем торговцам, что ходят здесь под личиной торговых людей. Мы – сыновья тцара! Значит, должны видеть и понимать больше.
Голос его накатывался, как могучие волны. Когда дует южный ветер, вода поднимается на высоту двух копий, жители прибрежных сел бросают все и бегут, но Придон сейчас превратился в тот утес, что даже не замечает этих волн. Целое море прокатывается мимо, оставив на камне клочья пены, а он все такой же, смотрит поверх волн на далекое золотое облачко.
– Брат; – прошептал он.
Голос дрогнул, Придон со страхом и стыдом ощутил в горле тугой комок. Только дважды он проглатывал этот ком: когда умерла любимая собака и когда видел умирающую мать. Сейчас же никто не умер, напротив – он увидел самую красивую… да что там красивую, нет слов, чтобы выразить то, что увидел… но в груди тоска, глаза щиплет, душа в тревоге, словно оказалась на краю пропасти.
– Брат, – повторил Придон с трудом, – брат мой… Я ничего не понимаю. В один миг простой и ясный мир кто-то смел одним ударом… как проигравший игрок сбрасывает доску с костями! Я околдован, ослеплен и ничего… ничего не понимаю, что ясно знал раньше! Все не так, все не так. Но одно точно: я жил… я существовал не там, где должен!
Скилл проворчал уже с некоторой тревогой:
– Придон, ты что-то не то говоришь.
– Да все то, – сказал Придон смятенно, – теперь я здесь, с тобой. Потому что эта Итания здесь, в этом мире. Мы с ней ходим под одним солнцем. Брат мой, я ничего не вижу, кроме ее лица!.. Я не слышу, о чем говорят, в ушах звучит ее волшебный голос. Прости, но я не смогу ничего запомнить и рассказать на Совете. Скилл хмыкнул:
– Но о тцарской дочери рассказать же сможешь? Кстати, как ты услышал ее голос, да еще волшебный?
Придон смотрел растерянно, за спиной Тур хмыкнул:
– А ведь ротик не открывала, все верно!
– Все равно, – прошептал Придон. – Я слышу… Даже сейчас.
Аснерд довольно гоготнул. Вяземайт сочувствующе качал головой, Олекса и Тур откровенно пялили глаза. Придон сказал растерянно: – Нет. На свете нет таких слов… Их еще не придумали!
Брат, я схожу с ума, но я умру, если завтра же ее не увижу.
Не знаю, что со мной, но я прошу тебя… Иди к куявскому тцару, проси отдать ее за меня! Проси, уговаривай, умоляй.
Я не могу без нее жить, дышать, смотреть… Скилл хмуро молчал. Аснерд громыхнул: – Да, разбежался!.. Так и отдаст! Скилл после долгого молчания вдруг сказал: – А почему нет? Воевода уставился во все глаза. – Ты чего?
– Ее отдать могут, – сказал Скилл. – Мы разве не тцарская кровь?.. Кроме того, Куявия всегда в страхе перед нашей растущей мощью. А этот брак мог бы укрепить союз.
Если не союз, то все-таки родство! А это обязывает. Аснерд скептически хмыкнул:
– Как будто родня не режет друг друга! Еще как… Но если говоришь так, то, наверное, правильно. Ну что, поедем?
Он подобрал поводья, толкнул коня под бока каблуками. Скилл смотрел с сомнением.
– Вот так на коне во дворец? Боюсь, эти тупые куявы не поймут наших шуток. Хотя, конечно, хорошо бы вот так подъехать к трону, сообщить тамошнему тцару свое решение, девку поперек седла и – в родную Степь! – Хорошо, – сказал Аснерд убежденно. – Так едем? Скилл вздохнул:
– Куявы будут против. А с этими свиньями придется считаться. Пока что. Мы на их земле, а когда договаривались о торговле и свободном проезде, то клялись соблюдать обычаи друг друга.
Аснерд промолчал, но обидчиво вскинулся Вяземайт.
– Так наши обычаи правильные, их все должны соблюдать! Но почему мы должны блюсти их дурости?
Черево слушал их с ужасом, мясистое лицо побелело, а толстые губы съежились.
– Что вы говорите? – вскричал он. – Как вы можете?.. Вы же знаете, что это невозможно! Вам плевать, что мне голову снимут, но вы сами вызовете войну! Что, к вашему тцару можно вот так на коне… в шатер? Или в шалаш, что там у вас? Вы же понимаете, как трудно вообще…
Аснерд тяжело громыхнул:
– А трудности надо преодолевать! Черево огрызнулся:
– Только артане преодолевают трудности. Куявы их обходят.
Он волновался, хрипел, брызгал слюной. Скилл брезгливо подал коня в сторону. Аснерд покосился на тцаредворца и покачал головой. Вяземайт смотрел поверх крыш в сторону храма куявских богов.
Скилл поморщился.
– Ты прав, но только чуть-чуть. Если чужеземцы просят нашего тцара о встрече, тот обычно допускает их. Не сразу, это неприлично, но через день-другой…
Черево всплеснул короткими, как у уродца, ручками.
– Так я о чем и говорю! Дайте время. Я сегодня должен рассказать тцару, что встретил вас и определил в доме, где вас и коней покормят, одним – овса, другим – мяса… вы только напомните, кому из вас овес, а кому мясо, а там в разговоре передам вашу просьбу…
Вяземайт рыкнул:
– Просьбу?
Скилл похлопал волхва по плечу. Тот засопел и отвернулся. Черево продолжал, но глаза пугливо поворачивались в орбитах в сторону свирепого артанского волхва:
– Думаете, только у вас блюдутся какие-то приличия? Простолюдину велят, а к тцарам обращаются с просьбами. Я вам предложил возможность, а вы… а вы…
Скилл сказал успокаивающе:
– А мы не такие дураки, чтобы отказываться. Только насчет дома и корма, это ты зря. В Куябе есть постоялые дворы? Вот там и остановимся. У нас есть чем платить за ночлег и еду.
Черево развел руками. Посмотрел на Скилла, снова развел руками.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Как хотите. Что я могу?.. Только проводить до постоялого двора, который выберете, конечно же, сами. Вам же надо выказать свою независимость? Ну вот. А мне надо знать, где и под каким столом вас искать.
