Впрочем, и немцы, попытавшиеся сходу сбросить зашедших им с тыла русских в море отгребли более чем знатно. Тяжелые корабельные орудия способные бить на сорок километров в глубь суши стали тем козырем, которые и спас всю ситуацию. Когда здоровенный — с человека размером — снаряд калибром в 406 мм попадает в атакующий советские позиции Тигр, это выглядит феерично. От стальной машины не остаётся вообще ничего, только воспоминания и большая воронка. Суммарно советские линкоры выпустили за эти дни по берегу 327 снарядов калибром от 12 дюймов, что и решило исход дела. Сбросить десант в море сходу не удалось, а потом уже стало и не до того, когда к 14 апреля танковый клин, ударивший из-под Пскова, прорвал последний рубеж обороны, спешно обустроенный вермахтом по реке Айвиексте, и призрак нового окружения стал потихоньку воплощаться в реальность.
15 апреля Гальдер отдал приказ отводить все что можно с севера Прибалтики, одновременно удерживая тонкий, но оттого не менее спасительный сорокакилометровый коридор по берегу Рижского залива.
В итоге, не смотря на все усилия советского командования, большая часть немецких дивизий успела проскользнуть в отчаянно защищаемое изо всех сил игольное ушко под Ригой. Большая часть, но не все. В окружение попал почти весь 10-й армейский корпус, державший до того передовые позиции по Нарвой и просто не успевший отступить.
Остатки корпуса во главе с генерал-лейтенантом Отто Бартом попытались занять круговую оборону в порту Пярну в надежде, что их как-то смогут эвакуировать морем, однако возможностей у вермахта для этого уже не было. 21 апреля остатки трех пехотных дивизий 30-й, 126-ой и 87-ой, общей численностью в восемь тысяч человек сложили оружие ввиду исчерпания всех возможностей к сопротивлению. Всего же на территории Эстонской ССР советские войска взяли в плен чуть меньше двадцати тысяч человек.
28 апреля передовые части Первого прибалтийского вышли к Риге. Немцы ввиду угрозы окружения — Вентспилский плацдарм хоть и не расширялся, однако и чувствовать себя спокойно не давал — оставили город и отступили на юг где заняли оборону по реке Муса.
Глава 4
Дели, Индия, 29 апреля 1946 года
Площадь перед крепостью была плотно забита людьми. Человеческое море колыхалось, вызывая бессознательные ассоциации со стихией, над открытым пространством стоял мощный гул тысяч человеческих голосов, а общая энергетика была настолько плотной, что ее, казалось можно потрогать руками.
Лал-Кила — трехсотлетняя крепость, построенная из красного песчаника тогда, когда Индия была еще независима от Британцев. Если говорить совсем честно, то как таковой Индии тогда и не было, в момент прихода на субконтинент британцев, ставших тут на долгих полтора века безраздельными властелинами, некогда единая могущественная страна уже представляла собой конгломерат вечно грызущихся между собой королевств, шахств и прочих мелких образований, что и позволило европейцам относительно легко установить тут свою власть. Тем не менее никто здесь англичан объединителями и благодетелями не считал, большинство индийцев — особенно на низовом уровне, тех, которые от связи с метрополией не имели никаких выгод — расценивали белых господ исключительно в качестве своих угнетателей. Оттого и резали их с полнейшим упоением, едва только такая возможность им представилась.
— Сегодня! 29 апреля 1946 года! Здесь в центре Индии! Я объявляю о создании! Независимого от Великобритании! Индийского союза! — Маленький лысый человек в круглых очках изо всех сил напрягая горло — в этом не было особой необходимости благодаря звуковой технике, но сдержать себя он все равно не мог — произнес заветные слова. Площадь, заполненная людьми притихшая дабы лучше расслышать своего лидера тут же взорвалась приветственными криками.
Место было выбрано не просто так. Построенная Великими Моголами крепость очень долго была символом британской власти над покоренным народом. Именно здесь судили последнего из индийских императоров и именно эту крепость успешно — что правда это никак в итоге не повлияло на конечный результат — штурмовали сикхи и сипаи. Теперь же это место должно было стать символом новой Индии, которую, если совсем честно, еще только предстояло построить.
К началу 1946 года Индийскому Национальному Конгрессу во главе с Ганди удалось огнем и сталью подчинить себе центральные районы субконтинента, наведя хоть какую-то видимость порядка. При этом на Цейлоне еще оставались японские войска, на юге Индии продолжалась гражданская война, мусульманские районы северо-запада контролировались английскими войсками, а на востоке страны — там, где еще не так давно шли бои с японцами — и вовсе творился полнейший хаос
Уход немцев с ближнего востока хоть и облегчил островитянам жизнь, но с другой стороны окончательно поставил их вне закона и, по сути, загнал в цугцванг. Если до этого вооруженные силы ИНК старались с англичанами в отрытые бои не ввязываться, поскольку те служили таким себе буфером, защищающим Индию от накатывающих с запада немцев, то теперь необходимость в этом просто отпала. Плюс ко всему прочему поставки британскому корпусу, идущие с севера из СССР — техника, оружие, боеприпасы, топливо, продовольствие — мгновенно прекратились. Снабжать английскую армию для войны с новообразованным Индийским Союзом Москва совершенно точно не собиралась.
Ну и само местное население, глядя на то, как соседние регионы бывшей Британской Индии постепенно обретают свободу, начало посматривать на многолетних колонизаторов как-то нехорошо. Можно даже сказать, примериваясь.
Все эти обстоятельства привели к тому, что остатки британских войск постепенно начали выводить из занимаемых ими территорий и через порт Карачи перебрасывать в Африку, где так же наметился полноценный вакуум власти.
Отступление немецких и итальянских войск из центральной Африки оказалось куда более губительным чем даже предшествовавшая этому оккупация. В той же Кении после отступления итальянцев просто не стало хоть какой-нибудь власти. Армия ЮАС — а именно из дивизий этой страны на 90% состоял союзный фронт в Африке — преследовать убегающего противника не стала и тоже начла отход к своим границам. Война в самом Йоханнесбурге была крайне непопулярна, и продолжать терять своих солдат за чужие интересы потомки буров совершенно не желали.
На практике это обернулось очередной войной всех против всех. Получившие неожиданную свободу кенийцы принялись с упоением грабить немногочисленное оставшееся в основном в богатых пригородах Найроби белое население, которое они винили — не без основания — во всех своих бедах.
Апофеозом разразившееся драмы стала массовая резня европейцев, случившаяся 29 апреля 1946 года, когда за сутки было убито, ограблено и изнасиловано около четырех тысяч британских подданных.
В политической же плоскости на первый план выли деятели Центральной ассоциации народа кикую. Запрещенная ранее политическая сила первой вылезла из подполья и заявила свои права на власть в стране. Одновременно была начала подготовка полноценной армии из национальных кадров, благо оружия после двух лет войны в этих краях было предостаточно.
Восстание — а правительство Черчилля относилось к происходящему в Африке именно как к восстанию — быстро распространилось по всей Кении и выплеснулось за ее пределы. Начался массовый исход белого населения из центральной Африки, где иметь кожу не того оттенка стало вмиг просто смертельно опасно.
В интересном положении оказался к весне 1946 года иранский шах. После того как новообразованное правительство в Берлине решило вывести войска с Ближнего востока, Реза Пехлеви остался, по сути, с советами и британцами наедине и без всякой поддержки. Попытка мирного урегулирования, предпринятая шахскими эмиссарами, провалилась с треском и неудачливому монарху не осталось никакого другого выхода кроме как спасться бегством. Сначала он выехал через Египет в Германию, а потом через нейтральную Испанию эмигрировал в Южную Америку — он справедливо опасался того, что советы или британцы могут потребовать его выдачи и постарался оказаться как можно дальше от Европы — где и прожил следующие двадцать лет в качестве частного лица.
