Казалось, будто кто-то переломил его пополам под острым углом. Он стоял, ожидая приказов хозяина.
— Внизу гости, — пролаял чародей.
— Я знаю. Я уже проверил их. Варвар без сознания, а воины только что начали приходить в себя.
— Гм, — чародей в задумчивости потирал рукой обе щеки. — Раздели их. Воины пойдут в пищу… Или нет! Они не ранены, правда?
— Нет, не ранены. Только испуганы.
— Им есть чего пугаться, — довольно произнес чародей.
— Разумеется, ваша светлость, — Хинневар склонился еще ниже.
— Подготовь их к вечеру. Будут сражаться с Шаром. Сегодня вечером они придут сюда… Но, собственно, это тебя не должно интересовать.
— Разумеется, мой господин.
— А ты пока позаботься о том, чтобы Конан как можно быстрее приобрел хорошую форму. Предполагаю, его должны были как следует отдубасить, чтобы сломить его сопротивление.
— Он выглядит не лучшим образом, господин. Но судя по тому, что я знаю о киммерийцах, думаю, что ему это серьезным не показалось. Для этих северян такие раны — просто царапины.
— Тебе бы такой царапины хватило, чтобы покинуть земную юдоль.
— Это точно, господин. Только лишь благодаря вам я…
— Знаю, знаю, — прервал его Сунт-Аграм и удобно оперся локтем о столешницу, не обращая никакого внимания на то, что рукавом вытирает лужу багровой жидкости, уже начинавшую густеть.
— А как поживает принцесса? — криво ухмыльнулся чародей.
— Ее беременность развивается просто стремительно, — склонил голову Хинневар. — Как будто этот Конан — самый настоящий колдун. По крайней мере, так говорят в окружении принцессы.
— Ты не ответил на мой вопрос! — стукнул кулаком по столу Сунт-Аграм.
— Ей чем дальше, тем хуже. Ее тошнит, и королевские врачи бессильны ей помочь. Пришлось вмешаться мне…
— Кто тебе позволил? — побагровел Сунт-Аграм и тут же побледнел, как стена. — Что ты ей дал? — прошипел он.
— Без вашего позволения я осмелился только положить ей на голову и желудок холодный компресс и произнес самое простое заклинание против сглаза. После этого принцесса успокоилась и заснула, — произнес, трясясь и заикаясь, помощник чародея.
Он смотрел на своего господина преданными глазами. Сунт-Аграм облегченно вздохнул:
— Тебе повезло. Иначе ты бы присоединился к тем двум солдатам…
Хинневар позеленел. Он знал, как мстил его господин тем, кто помешал его планам. Склонив голову, он старался глубоко дышать, чтобы не потерять сознания. Он понял, что вмешался куда не следует. И карающий меч судьбы пронесся на волосок от его головы. Хинневару казалось, что он чувствует леденящее прикосновение его острия на своей шее. Он потрогал шею под длинными и не слишком чистыми волосами, чтобы убедиться в том, что она на месте.
— Принцессой я займусь сам. Если ты к ней только приблизишься… — глаза Сунт-Аграма метали молнии.
Хинневар видел в них близость смерти.
— Убирайся! И получше заботься о Конане. Я хочу видеть его сильным. Он должен заплатить за тот позор, который он причинил королевству, — сказал Сунт-Аграм со странной усмешкой на лице. Он опустил подбородок на ладони и снова задумался, даже не заметив, как его помощник на цыпочках выкрался из комнаты.
Но через минуту он, все-таки почувствовав холод от мокрого рукава, посмотрел на стол, стукнул кулаком и проорал:
— Соланна! Почему здесь такой… — он задыхался от злости.
В комнату вошла молодая девушка. Ее зеленые глаза горели гневом.
— Что это ты наговорил обо мне королю? — она отмеряла слова, будто рубила топором.
— А что я ему мог сказать? — непонимающе вытаращил глаза на дочь Сунт-Аграм.
— Что я беременна от киммерийца!
— Это не твое дело! Так нужно было… — он посмотрел на нее с кривой ухмылкой.
«Нет, так может еще будет», — подумал он.
— Зачем ты меня звал?
— Посмотри на это! — он указал пальцем на стол. — Ты что, не можешь хоть немного…
— Пусть Хинневар о тебе заботится, — отрезала Соланна. — И служанок у тебя хватает. Почему я…
— Это я здесь решаю, что делают служанки, а что ты, — заорал Сунт-Аграм.
— Вот это правда, — согласилась Соланна. — К счастью, меня ты в постель не тянешь.
— Убирайся вон! — прорычал Сунт-Аграм. А когда она уже была в дверях, пролаял:
— Пошли мне сюда Аедоану.
Она не сказала ни слова, но и не хлопнула дверью, как вначале намеревалась.
* * *
Сунт-Аграм стоял перед дверью камеры, где «гостили» сейчас двое солдат, переживших вместе с Конаном резню.
— Ты дал им пить? — повернулся Сунт-Аграм к Хинневару.
— Точно в соответствии с вашими инструкциями, мой господин, — помощник услужливо поклонился до самого пола, так что его черный кафтан подмел пол перед камерой.
От горящей лучины отпал огарок и упал на руку Хинневару. Помощник зашипел от боли.
Сунт-Аграм вытянул руки вперед. Тяжелый засов выскользнул из железных петель и уперся в стену. Чародей спесиво улыбнулся. Хинневар свободной рукой открыл дверь. Потом он наклонился и поднял с земли маленькую, богато украшенную серебряную коробочку. На ее крышке была большая петля, в которую можно было свободно просунуть пальцы. Коробочка была сделана в виде крепостной башни — это был цилиндр, увенчанный остроконечной крышкой.
— Ну где же ты? — пролаял Сунт-Аграм из камеры.
— Я здесь, здесь, мой господин, — с трудом выдавил Хинневар, у которого страшно болела обожженная рука.
— Наконец-то, — заорал на него Сунт-Аграм. — Положи это на землю. Не туда. Вот сюда, — показал он пальцем, куда положить коробочку.
Потом он подошел к двум солдатам, беспомощно распростертым на земле в том же положении, в каком застал их неестественный сон. Чародей распахнул свой любимый синий плащ. Показался широкий пояс, на котором, кроме нескольких связок ключей, покачивались две кожаные фляги. Одну из них Сунт-Аграм отвязал, открутил крышку и, поднеся к носу, слегка понюхал ее. Потом удовлетворенно кивнул и даже слегка улыбнулся.
— Сработано что надо. Это будет действовать долго. Даже заклинание не понадобится.
Он опрокинул крышку башенки и, сунув внутрь три пальца, что-то из нее вытащил. Склонившись над солдатами, он медленными и плавными движениями посыпал их черным порошком и быстро отошел в сторону. Хинневар уже выскочил наружу. Сунт-Аграм закрыл сосуд и велел Хинневару унести его. Помощник прокрался внутрь, задерживая дыхание, схватил башенку и быстро выбежал из помещения. Только тогда он позволил себе сделать вдох.
* * *
Конан пришел в себя. Он опять лежал в камере. Все тело болело, но каких-нибудь серьезных ран он не чувствовал. Он поднялся. Его руки были связаны массивными путами, от которых к стене тянулись две толстые и поржавевшие цепи, прикрепленные к стене железной скобой.
