— Эге! — воскликнул капитан Грейп, когда прошло некоторое время, а поиски так и не увенчались успехом.— Похоже, поединок завершился ничьей! Вот уж не думал, что найдется человек, способный выстоять против Оста. Да, я потерял знатного бойца. Но вам, бараханцы, не повезло больше, ведь вы лишились своего капитана.
— Тут ты ошибаешься,— услышал он голос.— Капитан — я.
— Ты? — Грейп удивленно рассматривал маленького лысого человечка, наряженного в бесформенную хламиду. Он стоял на носовой палубе бараханского корабля и ухмылялся.
— Я тоже потерял хорошего бойца,— сказал этот человечек тонким, скрипучим голосом.— Впрочем, Лангтар умел также и многое другое: например, внушить уважение к своей персоне. А значит, и к моему кораблю.
— Да, ты правильно сделал, что выпустил его вперед и не показался сам, когда мы только еще завели разговор,— признался Грейп.— У нас, ваниров, считается, что хороший военачальник не доживает до старости.
— Это мнение распространено у вас единственно потому,— сухо ответил Старая Гиена,— что ваши военачальники, точно простые солдаты, сражаются не головой, а руками. Что же, в таком случае я рад, что не родился ваниром.
— Я тоже рад, что ты не родился ваниром,— ухмыльнулся капитан Грейп.— Однако давай лучше перейдем к делу. Хватит болтать о пустяках.
— В этом я совершенно согласен с тобой, мой прямолинейный приятель,— кивнул Енси.— Однако я не думаю, что нам стоит обсуждать эти дела вот так — крича о них на все Барахские острова. Предлагаю встретиться в каюте моего корабля, «Грома». Я приглашаю тебя на обед, ванир.— Сказав это, капитан Енси повернулся к берегу и помахал рукой. По его сигналу цепь, перегораживавшая пролив, с плеском и звоном ушла под воду, освобождая тем самым путь кораблям.
Поднявшись на борт «Грома», капитан Грейп принялся самым внимательным образом осматривать его, хотя внешне старался этого никак не проявлять.
Бараханский корабль очень сильно отличался от «Морского Дракона» и вообще от тех кораблей, к которым привыкли ваниры. На носу и корме его высились квадратные башенки, предназначенные для лучников и для установки катапульт. Навряд ли «Гром» был особо поворотлив под парусом, ведь эти башенки должны были оказывать довольно сильное сопротивление ветру. Но, судя по всему, парус и не являлся основным средством, предназначенным для придания хода этому кораблю. «Гром» был галерой, причем гребцами на ней были не члены команды, а пленники-рабы.
— Что ты думаешь об этом? — вполголоса спросил капитан сопровождавшего его Орма.
— Похоже, бараханцы не очень-то любят работать,— сдержанно ответил старик.
— Да, я предпочел бы грести до кровавых мозолей, чем иметь на палубе своего корабля сотни полторы свирепых волков, готовых вонзить в тебя зубы, пусть даже они и прикованы цепями. Эти гребцы должны люто ненавидеть своих хозяев, а здесь их будет побольше, чем членов команды.
— Действительно, вся надежда — на крепость цепей,— согласился Орм.
Вслед за капитаном Енси они пошли по длинному мостику, тянущемуся посреди палубы от носа до кормы корабля. Их преследовали тяжелые, уничтожающие взгляды рабов, что располагались в несколько рядов справа и слева от мостика. Казалось, их ненависть липла к коже подобно горячей смоле.
— Говорят, когда гребцы-рабы бунтуют, то это оказывается хуже, чем пожар посреди моря. Верно? — спросил Грейп.
— У меня такого еще не было, хотя должен признаться, кое-кто сумел сбежать,— ответил Енси, не оборачиваясь и не сбавляя шага.— Но от других людей я много раз слышал, что подобное восстание — это действительно ужасное событие… для команды, разумеется. Чтобы такого не произошло, на некоторых кораблях даже подрезают гребцам сухожилия на ногах. Но я предпочитаю этого не делать: ведь после такой операции раб гребет гораздо хуже, так как не может как следует упираться ступнями.
Даже Грейпа, отнюдь не отличавшегося особой чувствительностью, передернуло при этих словах.
— Лучше всего крепкие цепи, которые надежно закреплены в палубе,— продолжал разглагольствовать Енси.— И, повторяю, попыток бунта у меня не было. Ни одной за два десятка лет… Однако мы пришли. Покорнейше прошу воспользоваться моим гостеприимством.
Если в одежде капитан Енси был сама скромность, то на другие привычки это не распространялось. Каюта его занимала все пространство под кормовой башенкой и была украшена позолоченной резьбой и коврами. А когда трое слуг внесли и стали расставлять на полированном столе многочисленные блюда и тарелки с яствами, серебряные кувшины, судя по запаху, наполненные винами, способными усладить вкус самого тонкого ценителя, вазы с виноградом, орехами и фруктами, стало ясно, что капитан весьма взыскателен в выборе пищи.
— Присаживайтесь к столу,— гостеприимно предложил Старая Гиена, жестом выпроваживая из каюты слуг и запирая за ними дверь на щеколду.
* * *
Все время, пока длился поединок, Соня простояла возле борта, широко раскрытыми глазами наблюдая за сражавшимися насмерть гигантами. Это было жестокое, грубое зрелище, да, но одновременно и возвышенное. Ограждение, в которое крепко вцепилась Соня, было сделано очень высоким, для того чтобы надежно защищать членов команды от стрел противника. Соня была довольно рослой девушкой, но, разумеется, не могла сравниться в этом отношении со здоровяками-ванирами. Потому, чтобы увидеть происходящее на берегу, она вынуждена была приподыматься на цыпочки. Воины, стоявшие вдоль борта справа и слева от нее, возбужденно кричали, хлопали широченными лапищами по доскам ограждения и по плечам соседей. Соня тоже получила несколько таких хлопков, каждый из которых заставлял ее пошатываться. После одного особенно сильного удара она уже чуть было не заехала локтем в бок невежи соседа, но сдержалась: очень уж хотелось досмотреть, чем закончится поединок.
Когда оба бойца оказались в воде, девушка поспешно перешла к широкому, локтя в четыре-пять, проему, отгороженному от водного пространства двумя толстыми канатами, протянутыми — один на уровне груди, другой — в локте от палубы. Именно в этом проеме перед боем устанавливался абордажный мостик — когтистая драконья лапа.
Противники меж тем скрылись под водой, и накал страстей на борту «Морского Дракона» достиг своего пика. А когда стало понятно, что они больше не покажутся на поверхности, предпочтя смерть поражению, над морем воцарилась почтительная, даже благоговейная тишина. Потом капитан Грейп стал перекрикиваться с каким-то старикашкой, показавшимся на носу бараханского корабля, и напряжение немного спало.
