Белокурая дикарка, привязанная к рабскому колышку, c улыбкой смотрела на меня.
— Я готова доставить тебе удовольствие, господин, любым способом, какой ты выберешь.
Я лежал на земле, опираясь на локоть, и молча наблюдал за ней.
— Прикажи мне, — попросила она.
— Не собираюсь.
— Господин?
— Если ты хочешь доставить мне удовольствие, можешь это сделать. Я тебе разрешаю.
— Но я — земная женщина. Разве ты не прикажешь мне?
— Нет.
— Неужели ты думаешь, что я, земная женщина, могу ублажать мужчину по своей собственной воле? Я усмехнулся:
— В это действительно трудно поверить… Ты хочешь доставить мне удовольствие?
— Да, господин.
— Можешь начинать.
— Но ведь я — рабыня!
Блондинка легко и грациозно поднялась на ноги. Привязанный к невольничьему колышку ремень достигал в длину семи футов.
— У меня есть сексуальные желания, — смело заявила она. — И я хочу доставить удовольствие господину. Я пожал плечами.
— Сегодня ночью, господин, ты привязал меня не к дереву, а к колышку. И привязь гораздо длинней, чем обычно.
— Ты очень наблюдательна и умна, — похвалил я. — От этого владеть тобой еще приятней.
— Ты ведь знаешь, господин, что я хочу сделать?
— Конечно.
Она внезапно закрыла лицо руками:
— Я не могу! Я не смею! Прикажи мне, прикажи!
— Нет.
Я не хотел ее торопить.
Блондинка открыла лицо, утерла слезы и попросила:
— Привяжи меня на ночь, господин.
— Хорошо.
— Нет, нет! — испугалась она. — Не надо!
— Хорошо.
Она выпрямилась и улыбнулась; глаза еще блестели от слез.
— То, что я сейчас сделаю, — торжественно произнесла она, — я сделаю по своей собственной воле. У меня есть сексуальные желания, и я открою их моему господину в надежде, что он смилостивится надо мной и удовлетворит их. Я надеюсь, что понравлюсь моему господину и он не отвергнет меня.
Блондинка легким движением сбросила алый лоскут, обвивавший бедра, согнула колени и воздела руки над головой, грациозно вывернув запястья.
— Подожди, — приказал я.
— Что, господин?
— Ты просила, чтобы я позволил тебе танцевать?
— Нет, господин.
— Можешь попросить, — разрешил я.
— Я молю господина, чтобы он позволил мне танцевать перед ним.
— Отлично, — сказал я. — Позволяю.
— Благодарю тебя, господин.
И она начала свой танец — танец девушки, изнывающей от желания. Движения ее становились все более страстными, все более откровенными; несколько раз мне даже пришлось отбросить ее от себя. Наконец она, тяжело дыша, легла у невольничьего колышка и протянула ко мне руку. Я подошел, взял ее за плечи и рывком поднял на ноги. Глаза ее были полны страха.
— Ну что ж, — сказал я, — для начала неплохо. А сейчас ты узнаешь, как нужно по-настоящему танцевать перед мужчиной.
— Господин… — проговорила девушка упавшим голосом.
— Стань в ту же позу, с какой ты начинала танец, — велел я.
Она немедленно исполнила мое требование. Я дернул кожаный ремень у ее горла.
— Помни о привязи! Это — символ твоего рабства. Ты должна использовать ее в танце. Можешь ненавидеть привязь, можешь любить, можешь бороться с ней, можешь ласкать ее. И необязательно все время танцевать на ногах.
Это можно делать и стоя на коленях, лежа на боку, на животе или на спине. Главное — ни на миг не забывай, что ты — рабыня.
— Ты приказываешь мне танцевать перед тобой?
— Да. Сейчас, рабыня, ты исполнишь для меня танец с привязью. И если он мне не понравится, ты будешь избита до полусмерти. А может, и до смерти.
— Да, господин, — пролепетала она, охваченная ужасом.
Я хлопнул в ладоши, и девушка начала танец.
Я знал, что ее никогда не учили танцу с привязью, одному из самых распространенных рабских танцев на Горе, но импровизировала она великолепно. Я склонен думать, что способность к чувственному танцу заложена в женщине на уровне инстинкта. Женщина генетически предрасположена вести себя как самка, желающая привлечь самца. В танце она имитирует страстные призывы и любовные движения. Рабыни обучаются танцам во много раз быстрей, чем всему остальному. Это можно сравнить с овладением речью. Естественный отбор требует, чтобы развитие речи шло опережающими темпами, поскольку это необходимо для выживания. Видимо, то же произошло и с эротическими танцами.
Я не сводил глаз с белокурой дикарки. Танцевала она превосходно.
Человек — существо биологическое. Культурные и моральные ценности не созданы природой, они выдуманы в незапамятные времена людьми невежественными, суеверными, неполноценными физически, а то и умственно. Многие воспринимают культуру и мораль как неотъемлемую часть мироздания. Между тем современная наука свидетельствует, что эти ценности безнадежно устарели. Давно пора понять, что мораль и культуру не получают в наследство в готовом виде, но создают и выбирают. Это не музейные ценности, а орудия, с помощью которых человек улучшает и украшает свою жизнь. Радоваться жизни естественно, а вовсе не постыдно.
— Наконец-то ты превращаешься в женщину, — сказал я.
Она опустилась на правое колено, вытянула левую ногу и принялась ласкать ее обеими руками. Я видел, как дрожат ее губы.
— Танцуй, рабыня! — велел я. — Не останавливайся!
— Да, господин.
Я с восхищением наблюдал за ней. Занятно, но эротические танцы существуют в самых суровых и консервативных цивилизациях. Женщины танцуют их во сне и порою даже наяву. Какое потрясение испытывает обнаженная девушка, когда, проходя мимо зеркала в своей спальне, случайно подмечает движения, которым ее никто никогда не учил! Неужели это я? Неужели я могу так? Наступает момент, когда она, уже по собственной воле, сбрасывает одежду, подходит к зеркалу и, еще не понимая, что с ней происходит, начинает танцевать. Движения ее становятся все откровенней и бесстыдней. Тысячи лет назад первобытные женщины так же танцевали перед мужчинами в пещерах, озаренных светом факелов. Это танец самки, танец рабыни. Тяжело дыша, она в изнеможении падает на ковер и, прижимаясь к нему всем телом, шепчет: «Я хочу Господина!»
Я встал, скрестив руки на груди.
Не прекращая танцевать, девчонка принялась лизать и целовать мое тело.
Я грубо схватил ее за плечи.
— Пожалуйста, не бей меня, господин! — взмолилась она. Я подволок ее к невольничьему колу и поставил на колени.
— Ты неплохо танцевала, рабыня.
— Благодарю тебя, господин!
— Кто ты? — спросил я.
— Рабыня.
— Рабыня и только рабыня?
Она смотрела на меня, трепеща от желания. Скрытая в ней рабыня наконец-то выбралась из темницы на солнечный свет.
