произнесла Персефона. Было еще кое-что, о чем ей хотелось – было необходимо – спросить, хоть она и боялась.
– Да, милая?
– Мне бы… хотелось, чтобы рядом была Лекса. Как думаешь, Танатос позволит ей покинуть Элизий?
– Милая, ты царица подземного царства. Тебе решать.
– Тогда нам нужно будет сделать остановку.
* * *
Персефона ждала за рядом деревьев вместе с Лексой, одетой в платье, похожее на ее вуаль, но только из черной материи. Она могла лишь пытаться рассмотреть из-за веток рощу, в которой ей предстояло выйти замуж за Аида, а вот Лекса уже успела туда выглянуть из-за деревьев.
Сделав резкий вдох, подруга повернулась к невесте.
– О боги, Персефона, – воскликнула она. – Там потрясающе красиво, и там столько… людей.
Персефона догадывалась, что Лекса не знала, стоит ли называть их людьми или душами.
Подруга снова выглянула.
– Не могу поверить, что я и правда выхожу замуж, – сказала Персефона, так крепко сжимая цветы, что у нее вспотели ладони. При мысли о том, какой она была прежде, все это казалось еще более сюрреалистичным. Она никогда даже не задумывалась о свадьбе, не мечтала об этом дне, но встреча с Аидом все изменила.
– Волнуешься? – спросила Лекса, оглянувшись на Персефону через плечо.
– Да.
– Не надо. – Лекса подошла к Персефоне. – Когда выйдешь из-за деревьев, смотри только на Аида. Ты будешь думать только о нем, о том, что хочешь быть с ним и ни с кем другим.
С ней словно говорила прежняя Лекса, и Персефоне стало спокойнее. И все же она с любопытством взглянула на подругу.
– Что? – Лекса заметила ее взгляд.
– Да ничего. Просто звучит так, будто ты говоришь о собственном опыте.
Последовало странное, напряженное молчание.
– Мне кажется, я знаю, что это такое – хотеть быть только с ним одним, – тихо ответила девушка.
– Танатос? – спросила Персефона, все еще пристально глядя на Лексу.
Та кивнула. Было не так уж и сложно догадаться, если учитывать, как они говорили друг о друге в последний месяц. Персефоне хотелось что-нибудь сказать – задать больше вопросов. Говорила ли она с Танатосом о своих чувствах? Целовались ли они? Но по воздуху поплыла сладкая, красивая мелодия, и по спине у богини побежали мурашки.
– Наш выход, – Лекса взяла Персефону под руку.
Богиня подняла цветы к груди, с трудом дыша, и стоило им выйти на дорожку, как от открывшегося вида у нее едва не подкосились ноги. Они оказались в огромной роще, окруженной высокими деревьями, каждое из которых было украшено гирляндами из сиреневых и розовых цветов, а наверху, подобно фонарям, сияли лампады. В конце дорожки ее ждал Аид – невероятно красивый и мужественный – под аркой из зелени и цветов. У его ног важно восседали Цербер, Тифон и Орф.
Как только их взгляды встретились, он стал всем, о чем она когда-либо мечтала в своей жизни.
Его улыбка – широкая и сияющая – освещала его лицо. Даже его глаза казались ярче, он не сводил с нее взгляда, пока она шла к нему. На Аиде был костюм – черный с единственным красным нарциссом в петлице. Волосы были приглажены и собраны на затылке. Над головой возвышались прекрасные и смертоносные рога.
Вся процессия казалась лихорадочной, дикой и идеальной.
Персефона остановилась, чтобы обнять тех, до кого могла дотянуться: Юри и Альму, Исаака, Лили и других детей подземного царства, Харона и Тюхе. Потом она увидела Аполлона, улыбнувшегося ей, взгляд его фиолетовых глаз был теплым и искренним.
– Мои поздравления, Сеф.
– Спасибо, Аполлон.
Потом она шагнула к Гермесу и обнимала его дольше всех.
– Ты прекрасна, Сефи, – сказал он и отстранился.
На нем все еще был желтый костюм.
– Ты лучший, Гермес. Правда.
Он улыбнулся и провел костяшками пальцев по ее щеке:
– Я знаю.
Они засмеялись, и, повернувшись, она вдруг поняла, что уже стоит рядом с Аидом. Она шагнула к нему, но ее спины коснулась Лекса и забрала букет.
– Не терпится, дорогая? – спросил Аид, и толпа рассмеялась.
– Как и всегда, – ответила она.
Он взял ее за руки, она не сводила с него взгляда. Его улыбка – ох, его улыбка была прекрасна, хоть он и показывал ее так редко. Когда он оглядел ее с головы до ног своими сапфировыми глазами, глубокими, как самые холодные части океана, она поняла, что он принадлежит ей навечно.
– Привет, – тихо, почти робко произнесла она.
– Привет, – ответил он, приподняв бровь. – Ты прекрасна.
– Как и ты.
Аид, казалось, был в высшей степени приятно изумлен.
Их прервала Геката, которая заняла свое место перед ними и прокашлялась. Когда они повернулись к ней, она улыбнулась – тепло и радостно.
– Я знала, что этот момент настанет, – сказала она. – Так или иначе.
Богиня колдовства взглянула на Аида:
– Я видела любовь – во всех формах и на всех уровнях. Но в этой любви есть кое-что драгоценное – в той, что вы разделяете. Она отчаянная, бурная и страстная. – Богиня остановилась, чтобы посмеяться – как и все гости позади них. Персефона залилась румянцем, но Аид сохранял хладнокровие. – И, может, потому что я вас знаю, я обожаю наблюдать именно за вашей любовью. Она распускается цветами и сверкает молниями, бросает вызовы и поддразнивает, ранит и исцеляет. Нет двух душ, что подходили бы друг другу лучше, чем ваши. Вдали друг от друга вы свет и тьма, жизнь и смерть, начало и конец. Вместе же вы основа, что создаст империю, объединит народы, свяжет вместе миры. Вы цикл, что никогда не закончится, – вечный и бесконечный. Аид.
Геката вытянула руку – в центре ее ладони лежало кольцо, что Аид сделал для Персефоны. Он взял его, зажав между большим и указательным пальцами.
Их с Персефоной взгляды встретились – кольцо! У нее не было кольца, и все же приподнятый уголок его губ сообщил ей, что все будет в порядке.
– Согласен ли ты взять в жены Персефону? – спросила Геката.
– Согласен, – его глубокий голос скользнул по ее коже, вызвав в ней дрожь. Затем он надел кольцо ей на палец.
– Персефона, – Геката вытянула другую руку. В центре ладони лежало черное кольцо. Оно было тяжелым, ее рука дрожала. – Согласна ли ты взять в мужья Аида?
– Согласна. – Персефона надела кольцо на палец Аиду. Она долго смотрела на него, испытывая чувство глубокой гордости, оно значило, что теперь он принадлежит ей.
– Можешь поцеловать невесту, Аид.
Персефона не сводила глаз с Аида – выражение его лица стало задумчивым, почти печальным, но она знала, что дело не в
