он заговорил:
– Я прошу прощения за свои действия и слова. Я перешел черту, защищая Лексу, и жалею о том, что причинил вам боль.
– Извинения приняты, – кивнула Персефона, и Танатос грустно улыбнулся.
– Кажется, от извинений тебе не стало легче, – заметила Персефона, когда они начали танцевать.
– Думаю, я просто потрясен собственным поведением, – ответил бог.
– Любовь делает это и с лучшими из нас, – произнесла она. У Танатоса округлились глаза, и Персефона тихо рассмеялась: – Я знаю, что она тебе не безразлична.
Бог смерти не ответил, и Персефона добавила то, что ей было хорошо известно:
– Иногда нам сложно объяснить наши действия, когда ими руководит наше сердце.
– Однажды она переродится, – сказал Танатос.
– И?
– Она меня забудет.
– Я не понимаю, что ты пытаешься сказать.
– Я говорю, что мы с ней не сможем быть вместе.
Персефона сдвинула брови:
– И ты готов лишить себя момента счастья?
– Чтобы избежать вечности в боли? Да.
Персефона долго молчала.
– А она знает о твоем решении?
Танатосу как будто не понравился этот вопрос, потому что он плотно сжал губы.
– Ты обязан хотя бы сказать ей. Потому что в то время, как ты решил избежать боли, она в ней живет.
Когда их танец с Танатосом закончился, она ушла со двора, потому что нуждалась в отдыхе подальше от толпы – в саду, где цвели огромные розы, испуская сладкий аромат. Впереди нее шли Цербер, Тифон и Орф, опустив носы к земле. Ее удивило, когда она заметила впереди знакомый силуэт мужа. Он стоял, спрятав руки в карманы, и смотрел в небо.
Спустя мгновение он повернулся, его глаза блестели.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Да.
– Ты готова?
– Да.
Аид протянул руку, и когда Персефона вложила пальцы в его ладонь, они исчезли.
* * *
Персефона не знала, куда он их перенесет. В комнату, залитую теплым светом камина? Возможно, на острове Лампри? Вместо этого она вдруг обнаружила, что стоит на платформе с огромной кроватью под открытым небом. У них над головами сияли скопления звезд оранжевого, голубого и белого цвета. Они также отражались в темной воде, что окружала платформу. Они словно плыли по небу.
– Мы… посреди озера? – удивленно спросила Персефона.
– Да, – ответил Аид.
Персефона уставилась на него:
– Это твоя магия?
– Да. Тебе нравится?
– Здесь прекрасно. Но где мы на самом деле?
– В подземном царстве. В месте, которое я создал.
– И как давно ты это планировал?
– Какое-то время.
Персефона подошла к кровати и провела ладонью по мягким шелковым простыням, после чего оглянулась через плечо на Аида.
– Помоги мне снять платье, – попросила она.
Аид подошел к ней и расстегнул молнию у нее на спине. Его ладони скользнули вдоль ее позвоночника, по плечам и подхватили тонкие лямки. Платье с тихим шуршанием упало ей под ноги.
Под платьем у Персефоны ничего не было, и ладони Аида накрыли ее грудь. Он прильнул к ее губам. В его медленном поцелуе ощущался голод, что проник и в самый низ ее живота.
Бог отстранился и достал что-то из кармана – маленькую черную шкатулку.
– Это Цепи правды, – сказал он. – Могущественное оружие против любого бога, который не знает пароля от них. Я назову тебе пароль, так что если ты испугаешься, то сможешь снять их. Элефтерос тон [6]– повтори.
– Элефтерос тон, – повторила она.
– Отлично.
– А почему их называют Цепями правды? – спросила она, хоть уже сама догадывалась, и улыбка Аида подтвердила ее подозрения.
– Единственная правда, которую они сорвут с твоих губ, – твое удовольствие. Ложись.
Персефона подчинилась. Аид сел сверху, задев одеждой ее кожу, уже ставшую чувствительной от желания.
– Разведи руки в стороны, – сказал он.
Он положил шкатулку у нее над головой, и в следующую же секунду тяжелые цепи сковали ее запястья.
– Прости меня, моя дорогая. – Аид коснулся каждого наручника и превратил их в мягкие ленты. – Ты готова?
– К тебе? Всегда.
– Всегда, – повторил Аид.
Он сел на пятки, все еще нависая над ней, и ослабил галстук, затем расстегнул запонки и пуговицы на рубашке.
– О чем ты думаешь? – поинтересовался он.
– Хочу, чтобы ты двигался быстрее, – эти слова вылетели изо рта Персефоны прежде, чем она успела их обдумать. Глаза богини широко распахнулись, и только потом она вспомнила, что ленты у нее на руках заставляют ее говорить правду.
Она прищурилась:
– А есть какая-то вероятность, что ты тоже их когда-нибудь наденешь?
Аид хохотнул:
– Если захочешь. – Он стянул с себя рубашку и отбросил в сторону. – Но тебе не нужны цепи, чтобы добиться от меня правды, особенно в том, что я планирую с тобой сделать.
– Я бы предпочла не слышать о твоих планах, – ответила Персефона, впившись голодным взглядом в его мускулистую грудь.
– Так чего же ты хочешь, жена?
– Действий. – Она задвигалась под ним. Если бы она только могла до него дотянуться – но цепи крепко удерживали ее запястья.
Аид издал смешок и прижался поцелуем к ложбинке между ее грудью. Она приподнялась ему навстречу, переплетя его ноги со своими. Персефона жаждала ощутить трение их тел друг о друга. Но Аид продолжил, проложив дорожку из поцелуев вниз по ее животу и высвободившись из ее хватки. Она отпустила его и позволила развести ее ноги в стороны – без стыда, с готовностью и страстным желанием. Аид окинул ее жадным взглядом, а потом подхватил ее руками под бедра, слегка приподнял их и лизнул ее влажные складки.
Низкое рычание вырвалось у него из груди:
– Обожаю.
Он опустился, приоткрыв ее языком и поласкав клитор. Аид развел ее ноги еще шире, чтобы проникнуть глубже, и погрузил в нее пальцы. Персефона уперлась пятками в постель, вцепившись пальцами в цепи и откинув голову на подушку. Она чувствовала себя такой взвинченной, напряженной и переполненной ощущениями, а потом теплые губы Аида сомкнулись на ее клиторе, и он принялся посасывать – нежно, медленно обрисовывая круги. С губ Персефоны сорвался громкий стон, и Аид отстранился, продолжая ласкать ее пальцами изнутри.
– Вот так, дорогая. Расскажи мне, что ты чувствуешь.
– Мне хорошо. Так хорошо.
Богиня с трудом открыла глаза и посмотрела на него. Пот выступил у него на лбу, в глазах горела страсть. Потом его губы снова сомкнулись на ее клиторе, и язык заскользил по нему. Она запрокинула голову и застонала. Его ритм был равномерным, напряжение внутри ее все росло и росло, пока ноги не сотрясла дрожь облегчения.
Аид прижался поцелуем к внутренней поверхности ее бедер, поднялся вверх по животу к груди и шее, а потом
