— Правда? Как он там?
— Держится, — обронил Олег. — Крепкий мужик, не то что нынешние... Ангрбода, у меня противник чересчур серьезный.
— Пусть добавится ему сил, — сказала Ангрбода довольно, — они ему еще понадобятся... Да укрепятся ему кулаки, когда сойдется с тобой в последней схватке. Да будут остры его зубы...
— Остры, крепки, свирепы, — согласился Олег несчастливо, — Ангрбода, я схлестнулся с противником, который потеснил всех старых богов. Да что там потеснил! Захватил почти весь мир, а сюда, где нет солнца, низверг не только асов, но и всех ванов, цвергов... и прочий народ, объявив чудовищами. Это тебя-то чудовищем! Как у них язык повернулся?
На узком лбу великанши, где Томас не смог бы уместить мизинец, собралась кожа. Глаза упрятались еще дальше под массивный навес надбровных дуг:
— Мне нет дела до солнца... Я его ненавижу! Но я не люблю тех, кто вытесняет... и кто лишает простора моих детей.
— Я видел недавно Фенрира, — сказал Олег быстро. — Он вот-вот оборвет ту проклятую веревку! Но бегать ему в самом деле негде... Да и прекрасная Хель, хозяйка царства мертвых, видит, как быстро сужается ее царство. Только Ермунганд пока плавает вольно, но корабли строят все крупнее, их топить трудно.
Великанша потянула ноздрями, запах вареного мяса уже поднимался мощными волнами. Томас, сдерживая дрожь, наколол на длинный кол самый большой кусок, подал своей молочной матери. Ангрбода довольно кивнула, почтительные дети всем угодны, подала знак, чтобы угощались тоже, а в промежутках между двумя кусками мяса промычала набитым ртом:
— За тех я пока не тревожусь... Но у меня есть еще четверо младшеньких. Эти совсем еще беспомощные. А враги, ты прав, с каждым днем сильнее. Ешьте, потом решим.
Котел быстро опустел, но Томас успеть насытиться, хотя в сравнении с Ангрбодой и даже Олегом съел совсем крохи. В молчании запили хмельным элем из бурдюка, Томас старался не думать из чего приготовили.
Тяжелый грохот начал потряхивать землю задолго до того, как из-за гор показались чудовищные фигуры. Ангрбода кивнула молочным сыновьям на грот, Олег бросил Томасу:
— Надо схорониться. Эти ребята сперва жрут, а потом в зубах ковыряются.
— Зачем? — не понял Томас.
— Чтобы понять, кого сьели.
За скалой они слышали, как грохочущие шаги приблизились к костру, звериный голос проревел:
— Человечьим духом пахнет!
— Живым! — ахнул другой.
— Сейчас поищем, — бросил третий победно.
Четвертый промолчал, но Томас в ужасе ощутил, что великан направился к их сторону. И тут прозвучал мощный голос их матери:
— Дети, погодите... К нам пришли мои молочные сыновья. Ваши молочные братья. Вы не должны их обижать!
Свирепый голос проревел со свирепым удивлением:
— Мама, у нас есть еще братья?
— Я рассказывала о старших... Но есть и младшие. Олег, Томас, выходите!
Томас чувствовал в темноте, как мимо пахнуло теплом, на миг светлый выход застлала тень. Там, снаружи, сильные голоса зазвучали громче, их перекрывал трубный голос великанши. В страхе, что Олег попал в беду, Томас бросился из грота.
Четверо гигантов стояли на залитой лунным светом площадке. Один держал на плече оленя, второй — огромное сухое дерево, а еще у двоих в руках были нанизанные на веревку кабаны, издали похожие на зайцев. Олег рассматривал великанов с интересом и дружелюбием, явно искренним, что поразило Томаса, а они таращили глаза на нового молочного брата с недоумением и откровенным недоброжелательством.
— Мать, — прорычал один брезгливо, — что за мелочь?.. Мы крепкий народ, зачем нам такие братья?
Ангрбода звучно засмеялась:
— Не сердите их, мелких... Да знаете ли, что этот рыжий сразил Тервунгильда и утопил драккары самого Рена Красные Зубы? Я уж молчу о других его деяниях, не все было под силу и самому Локи... Я просила их спрятаться, ибо беспокоилась за вас, глупые мои, а не за них!
Великаны уже с осторожностью и почтительностью рассаживались вокруг костра, на молочных братьев посматривали с уважительной опаской. Один, что оказался рядом с Томасом, все тянул воздух широкими вывернутыми ноздрями, наконец почти уткнулся в Томаса лицом, обнюхал, пожаловался:
— Мама, я все не пойму, чем от них пахнет! Такой странный запах я никогда не слышал! Но со мной такое происходит, что я не знаю, не знаю... Мне хочется смеяться и плакать, а также разогнаться и удариться головой о самую крепкую скалу, о каменную стену... чтобы услышать, как разлетится на мелкие камешки... Что со мной, мама?
Ангрбода сказала медленно:
— Сынок... Ты всегда был самый сообразительным. Он из мира живых. Как и тот, рыжий. Сам видишь, какие герои твои братья! Явились из солнечного мира, устроят здесь переполох, а затем уйдут, насытившись подвигами, чтобы за кружкой хмельного меда рассказывать и хвастаться, перечисляя разрубленные головы, отсеченные руки, вспоминая, сколько сожгли и разорили!
Великаны слушали потрясенно и завистливо. Томас покосился на бесхитростное лицо великанши, широкое, как луна в полнолуние, внезапно подумал, что говорит то, что думает, вовсе не хитрит, ощутил, как плечи сами раздвигаются, услышал, как в горле заклокотал горделивый рык, а рука перехватила ломоть мяса, что вытянул из котла молодой великан, засопел от удовольствия и с наслаждением вонзил крепкие молодые зубы в сочную, калика зря придирался, исходящую соком мякоть.
Олег посматривал то ли с удивлением, то ли поощрительно, из-за грязи и кровоподтеков не разберешь, но, судя по словам Ангрбоды, герои так и должны выглядеть, чтобы потом бахвалиться полученными ранами, показывать шрамы.
Братья желали устроить в честь гостей хоть маленький, но пир, но Олег твердо заявил, что их брат по имени Томас жаждет подвигов, пировать может и наверху, как-никак — король! Великаны от великого почтения сбивались с ног, стараясь угодить героям, а Олег, выудив из котла ломоть оленины в запас, пустился в путь. Томас догнал, а затем и самый младший из великанов, Хвальгильд.
— Может, — спрашивал он непонимающе, — лучше все-таки цверги? Мама говорит, цверги самые лучшие...
— Много они понимают, — отмахнулся Олег брезгливо. — Разве что в золоте, камнях... Норы еще хорошо роют. Нет, лучше горных гномов по старому металлу нет. А нам нужно именно по старому.
Томас так часто поглядывал на небо, что натыкался на стены, падал, потом бежал во всю мочь, ибо каждый шаг Хвальгильда втрое больше человечьего. Олег не оглядывался как Томас на луну, но все ускорял шаг, отчего Томас уже чувствовал расплавленные капли металла на горле.
— Горные гномы? — спросил он, задыхаясь, когда сумел догнать Олега. — А как мы пролезем в их норы?
