С этим прозвищем, как догадывался Конни, ему придется мириться еще долго. Минувшим днем у короля Аквилонии появилось желание узнать историю трех седмиц жизни своего отпрыска и его приятелей. Рассказывал в основном Льоу, Коннахар и Юсдаль-младший по мере сил помогали. Слушателями были сам киммериец и Айлэ диа Монброн, Хасти тоже звали, но магик наотрез отказался.
Склонность Лиессина к драматическим преувеличениям проявилась в полной мере, создав ошибочное впечатление, будто успешной обороной Крепость обязана только трем подросткам из будущих времен, а ее падение — просто досадная случайность. Конни добавил к этому подробности злоключений Льоу среди двергов, отчего молодые люди едва не поссорились прямо в королевском шатре, а варвара разобрал долгий приступ неудержимого хохота. Еще выяснилось, что Коннахар умудрился сохранить серебряную звездочку с зеленым камнем в сердцевине и теперь может считаться обладателем чародейского талисмана, доподлинно изготовленного восемь тысячелетий назад. Подержав значок Изумрудного бастиона в ладони, Айлэ заявила, якобы от него исходит слабое тепло — как от оберега, наделенного свойством защищать владельца.
Зато Иллирет ль’Хеллуана сама пригласила себя в собрание людей, невозмутимо заявив: ее немалый опыт участия в подобных сборищах доказывает — в какой-то миг Эллар… то бишь Хасти перестает держать себя в руках, заменяя словесные аргументы магическими. Поскольку ей уже не раз удавалось спасти окружающих от творимых им разрушений, она намерена проделать это и сейчас. Людские споры ей не слишком интересны, она больше опасается за жизнь присутствующих. Кто-нибудь намерен возразить?
Желающих не нашлось, и теперь альбийка спокойно, даже с какой-то привычностью, выполняла роль хозяйки дома. В течение беседы она, как и обещала, не вмешивалась, разве что иногда бросала отдельные реплики. Прибывшие визитеры поначалу косились на нее со смесью удивления и недоумения, наверняка ломая головы над вопросом: какова природа сего загадочного создания? Темно-рыжая высокая женщина явно не относилась ни к людям, ни к рабирийцам — тогда кто же она?
Впрочем, после положенного взаимного представления тайна происхождения огненноволосой девицы отошла на второй план. Перед собравшимися стоял куда более насущный вопрос — какая участь ждет Рабиры?
Письмо короля Аквилонии попало в нужные руки, хотя сперва действительно было сочтено неким розыгрышем. Киммериец никому и ни за что не признался бы, что ожидал от своей затеи несколько иных последствий, а прозвучавшие при встрече имена послов заставили Конана мысленно крякнуть с досады.
Он полагал, что в «Сломанный меч» заявится кто-нибудь из зингарских военачальников, наверняка в сопровождении одного-другого крючкотвора из Морской Башни, дипломатической коллегии Зингары. С этими договориться — дело плевое, но тягаться лично с главой Тихой Пристани, это, знаете… У варвара всегда были натянутые отношения с любыми тайными службами — и в молодости, когда он слишком часто обнаруживал, что выполнял грязную работу для какого-нибудь департамента с неприметным названием, и позже, в годы правления Аквилонией, когда вроде бы подчиненная королю Латерана без всякого зазрения совести втягивала правителя в свои непонятные игрища…
Зингара выслала на переговоры настоящего трехголового дракона: тысячника Коррандо Спарру из Бургота, известного в определенных кругах под прозвищем «Стенобитного тарана», его графскую светлость Гарена Астарака, самого хитроумного из многочисленных высокопоставленных болтунов, обитающих в Морской Башне, и, чтобы жизнь окончательно не казалась медом — Эрманда ди Норонью, хозяина Тихой Пристани. Эту троицу сопровождало с десяток писцов, вестовых и порученцев, не считая двух дюжин гвардейцев эскорта, так что на землях магической школы выросла, как грибы после доброго дождя, прорва армейских походных шатров.
Итак, против Конана играли нынче матерый интриган, старый рубака и прожженный крючкотвор. Что ж, игра обещала быть жесткой… С аквилонской стороны места за длинным столом заняли Хранитель Лайвел — против Астарака, Хасти — напротив тысячника Спарры, а в кресло, стоявшее против Эрманда ди Нороньи, опустился сам король Аквилонии. Переговоры начались.
* * *
Начало вышло скверным, причем отнюдь не по вине Аквилонца, имевшего неистребимую привычку захватывать первенство в любой беседе. Конан готовился к подвохам со стороны ди Нороньи. Однако, против ожиданий, достопочтенный глава тайной службы (выглядевший так, будто прибыл прямиком из Кордавского дворца, а не проделал долгий путь по лесным дорогам) пока не проронил и десятка слов, с сосредоточенным видом разглядывая то сучок в покрытии стола, то лакированное днище болтавшейся под потолком миниатюрной саэты «Каско».
Зато месьор Астарак, взяв слово, разошелся вовсю. Для начала дипломат привязался к Лайвелу, представлявшему Рабиры. Он долго и нудно выяснял, каково положение гуля в иерархии Княжества, от чьего лица тот говорит, каковы его полномочия и есть ли неопровержимые доказательства того, что представленный на переговорах гуль есть именно Хранитель рабирийского Венца. Лайвел слушал, кивал, а потом с грустным видом поинтересовался у зингарца: раз все так серьезно, а может ли Его светлость граф Гарен Астарак предъявить доказательства того, что он и впрямь граф Гарен Астарак? Ах, бумага с личной подписью и печатью королевы Чабелы? Ну что вы, любезный… такой документ можно запросто выправить у подпольных мастеров с Рыбного Рынка, даже и не слишком дорого… удивительно, что вы всего лишь граф, а не, к примеру, герцог…
Астарак начал закипать. Грозившую затянуться перепалку пресек Хасти, любезно-ядовитым тоном осведомившись, нужно ли и ему предъявлять верительные грамоты или будет достаточно его за лигу узнаваемой физиономии. Вынырнувший из своего задумчивого молчания ди Норонья коротко махнул рукой. Болтливый дипломат немедля заткнулся, вопросов о личностях присутствующих более не поднималось, а у аквилонского короля возникло стойкое убеждение, что роли в этом балагане оговорены и распределены заранее. Месьор Астарак сказал свое слово, кто придет ему на смену?
Следующим оказался Спарра, чей бас напоминал зычный рев боевой трубы и заставлял висевший над столом кораблик раскачиваться, как при шторме. Короткая и энергичная речь военачальника сводилась к тому, что с его точки зрения, подкрепленной указаниями Золотой Башни, заявление короля Аквилонии о том, что Рабирийские холмы «есть земли вольные, ни под чьей рукой не находящиеся», является полностью несостоятельным. Рабиры издавна занимают изрядную часть земель Зингары, и, если они доселе не входили в состав королевства, то сейчас это досадное упущение исправляется. К концу года Рабирийская провинция будет приведена к вассальной присяге. Армию, пребывающую на их землях, отведут, как только завершится составление подробного описания Холмов и перепись их жителей. Если же гули будут продолжать свое бессмысленное и опасное сопротивление, войско останется здесь, его численность увеличится. Хотя Ее величество Чабела в милосердии своем желала бы избежать какого-либо принуждения и насилия. Коли же в Аквилонии полагают, якобы Золотая Башня тянется к тому, что ей не принадлежит, то… месьор Астарак, где там эта бумага, соглашение с Рабирами?
