Девушка кивнула, ожидая дальнейших инструкций, и они не заставили себя ждать:
— Как сделаешь это — седлай по три самых быстрых лошади для меня и двух моих спутников. — Он поднял указательный палец. — Для каждого из нас, не перепутай. И вот еще что, как вернешься, прикажи прочесать все окрестные кварталы — мы должны убедиться, что враги не засели в засаде возле таверны. Через час мы придем и потолкуем с посланцем.
Когда девушка убежала, исполнять поручение, Антэрн разыскал Эйришу и Рииса, которые фехтовали во дворе дома, не обращая внимания на отлучку учителя. Рефлекторно он отметил, что молодые люди за последние недели значительно улучшили свою технику и, что было немаловажно, начали превосходно чувствовать друг друга, работая в связке.
Правда, это ничуть не улучшило их взаимоотношений — Эйриша при каждом удобном случае стремилась подколоть Рииса, а тот — ответить ей при помощи своего меча. И все-таки, молодые люди вместе составляли прекрасный боевой дуэт, сами того не понимая. Сила Рииса дополнялась скоростью Эйриши, и Антэрн с некоторым удовлетворением подумал, что через несколько лет эти самоучки станут по-настоящему грозными воинами.
Хлопнув в ладоши, он остановил поединок.
— Собирайтесь, живо. У нас серьезная проблема.
Остановив бой, молодые люди повернулись к нему и разом напряглись.
«Кажется, на моем лице появились какие-то эмоции», — подумал Антэрн, и, сделав над собой усилие, придал ему абсолютно спокойное выражение.
— Что случилось? — Подался вперед Риис.
— У тебя есть хороший шанс с лихвой отплатить мне за спасение, — спокойно ответил ему Антэрн. — Тишайю похитили, и я собираюсь ее освободить. — Для этого понадобится любая помощь.
Глаза юного богатыря расширились, и он взревел раненым медведем:
— Я покараю ублюдков своим собственным мечом!
При этом он высоко поднял над головой свой двуручник и хорошенько раскрутил его. И на сей раз Эйриша не стала отпускать колкости, хотя для того был прекрасный момент.
— Госпожа жива? — тихим голосом, в котором притаились слезы, спросила она.
— Не знаю, — Антэрн не стал кривить душой. — Прислали ее локон и письмо с требованием прийти к назначенному времени в одно место.
— Ты знаешь, куда, учитель?
— Да, знаю. Это около столицы.
Глаза миниатюрной акробатки зажглись недобрым огнем, и она крутанула свои парные изогнутые клинки.
— Значит, на сей раз — никаких хитрых планов?
— Нет. Никаких планов, никаких дуэлей, никаких разговоров. Мы едем, чтобы убивать и пытать тех, кто выживет, — ровный и спокойный голос Антэрна являлся настоящим произведением искусства, однако глаза, определенно, выдавали его, и неудивительно — очень давно мастер меча не испытывал столь ярких эмоций. — Но сперва мы потолкуем немного с посланцем.
Этот самый посланник оказался насмерть перепуганным мальчишкой, который ничего не знал и не слышал. Его нашли в деревне неподалеку от столицы, заплатили золотом за отправку сообщения. Кто нашел? Какая-то баба с лицом, как у лошади. Знает ли он ее? Нет, конечно! Откуда?
Антэрн поверил мальчишке и не стал избивать того, чтобы выудить нужные сведения. Но и выпускать из-под стражи не пожелал. Он распорядился держать гонца в таверне три дня, после чего отпустить, заплатив за неудобство пару серебряных полумарок.
И уже к обеду Антэрн, а также двое его спутников мчались во весь опор, поднимая за собой столб пыли. Они должны были успеть, просто не имели права опаздывать, чего бы им это не стоило!
Вестовые птицы совсем скоро должны были достичь своих адресатов, а уж те точно знали, что следует предпринять.
* * *
Сказать, что пробуждение было болезненным, означало покривить против истины. Оно было по-настоящему мучительным, и Тишайя не сумела сдержать долгого протяжного стона, полного боли.
— О, поглядите-ка, кто проснулся, — раздался глумливый голос, вслед за которым в ее лицо угодило что-то твердое, и Серебряную Молнию накрыла волна новой звенящей боли, а в голове разом помутилось.
Она едва не провалилась в забытье опять, но тотчас же на голову обрушился ледяной поток, приводящий в чувства. Вода забивалась в рот и нос, мешала дышать, и Тишайя закашлялась, широко распахнув глаза. А точнее, один глаз — второй начал стремительно заплывать после нанесенного удара.
Перед ней со злой усмешкой на лице и ведром в руках возникла Малика.
— Нет, нет, моя прекрасная госпожа. Ты и так слишком долго спала.
Она сопроводила эти слова хорошим тычком под ребра, заставившем Тишайю вскрикнуть от боли.
— Больше недели! Это ж надо, а!
Новый удар, снова по лицу. К счастью, не сильный — зубы и нос не пострадали, а вот губы лопнули, точно перезрелые виноградины, забрызгав все вокруг кровью.
Тишайя захрипела и постаралась сделать что-нибудь, но бесполезно — ее руки и ноги были крепко привязаны, а сама она комфортабельно разместилась на отличной и очень качественной дыбе.
Малика широко ухмыльнулась.
— И не надейся, моя хорошая. Когда стало ясно, что ты выкарабкаешься и скоро очухаешься, мои парни перетащили тебя в эту милую пыточную камеру. Хотели сперва попользовать немного, но я не дала. Ничего, еще успеют, — тут ее усмешка превратилась в по-настоящему злобный оскал, — когда прикончат твоего хахаля.
— Антэрн, — Тишайя в ужасе воззрилась на свою пленительницу. — Умоляю, скажи, что с ним?
Малика улыбнулась еще сильнее и легонько, почти беззлобно, хлестнула Тишайю по губам.
— Пока все хорошо, но уже совсем скоро мы с ним встретимся, и вот тогда… — она плотоядно облизнулась, не договорив, что именно произойдет после этой встречи.
Тишайе, впрочем, и не требовались пояснения — она и так прекрасно поняла, что же имеет в виду Малика.
«Но пока он жив, он жив и идет ко мне на помощь»! — мелькнула у нее в голове мысль, от которой разбитые губы воительницы непроизвольно разошлись в едва заметной усмешке.
Увы, но Малика была весьма наблюдательной женщиной. Она злобно прищурилась и склонилась над покалеченной рукой своей пленницы.
— А знаешь, — зловещим голосом прошептала она. — Я собиралась приберечь тебя на сладкое, ну, когда прикончу этого урода, но вот что-то очень захотелось чутка повеселиться. Дай-ка свою сухонькую лапку.
С этими словами она легко, точно каждый день проделывала подобное, сломала мизинец Тишайи.
Да, та не могла даже сжать пальцы своей покалеченной руки, вот только боль она чувствовала превосходно. Тишайя заорала во весь голос и Малика, радостно гогоча, с хрустом вывернула ей в противоположную сторону еще один палец.