«Что же ты не торопишься, Тай?»
Рыжая?
Точно. Она.
Тай почему-то нисколько не удивился (ведь это всего-навсего сон). «Погоди», — отмахнулся он, приглядываясь к шевелящимся у Дома Стражи темным фигурам унритов.
Глухо звякали мечи. Там и сям вспыхивали короткие, сочные, как плоды лиимдрео, перебранки.
— Заткнитесь, фрокки, — раздался чей-то тихий окрик, и Тай узнал голос своего недавнего обидчика Лина. — Сколько у нас лодок?
— Шесть. Рик обещал притащить еще две.
— Знаю я этого Рика. Притащит, как же! Лишь бы ноги унести. Не придет он.
— Значит, шесть.
Тай спустился на землю и оказался в центре небольшого отряда унритов. («Человек двадцать, — насчитал он, — интересно, куда это они собрались?») Его никто не замечал. Унриты деловито чистили оружие, прилаживали к спинам арбалеты. Кое-кто торопливо перекусывал прихваченными из дому лепешками. Огромный Лин нетерпеливо поглядывал в ночное небо. Его злое сосредоточенное лицо в свете моны казалось выточенным из камня. Странное дело, Тай уже не чувствовал к нему никакой ненависти.
«А ведь он мог меня убить».
— Чтоб тебе сдохнуть, — прорычал Лин.
— Ты о чем? — шепотом спросил кто-то из унритов.
— Светло. Нас заметят прежде, чем мы успеем проплыть десяток минов.
— Ты думаешь, их там много?
— Я думаю, они не дураки, — мрачно ответил Лин, приглаживая взлохмаченные волосы.
— Мы готовы, Лин, — послышался приглушенный голос Эрика.
«Ага. И он здесь. Ну-ну», — подумал Тай.
— Отлично, — сказал Лин, — но что толку? Придется ждать, пока скроется мона.
— И вылезет уна, — проворчал из темноты Эрик.
— Заткнись!
— Этак мы прождем до утра.
— Ну и что? Утро наверняка будет туманным, — сказал кто-то. — Даже лучше…
— Тащите-ка сюда Нагха, — скомандовал Лин.
Человеческие фигуры справа от Тая зашевелились. Приглядевшись, он заметил, что они волокут по песку окровавленное тело в драной унритской куртке. Руки человека были связаны. Голова билась о разбросанные по песку валуны.
— Эй, поставьте его на ноги, — приказал Лин, — если он еще способен ходить!
Тащившие тело унриты тут же остановились.
— Вставай, — грубо проворчал один из них.
Раненый молча встал, хотя видно было, что любое движение причиняет ему нестерпимую боль. Только теперь по маленькому росту и по тому достоинству, с каким он переносил свое унизительное положение, Тай узнал Нагха. Лицо его опухло от многочисленных ссадин и синяков. Он слегка прихрамывал на правую ногу. Разбитые в кровь губы кривились от боли. «А ему, пожалуй, досталось», — без всякого сожаления подумал Тай.
Нагха подвели к Лину.
— Ну, — усмехнулся огромный по сравнению со связанным унрит. — Что скажешь, Нагх?
— То же, что и говорил, — пожал плечами пленник. — Их не тронут. Они вернутся. Утром.
— Ах ты сука! — бросился на него с кулаками, выскочив откуда-то из темноты, Эрик. — Значит, ваши ребята поразвлекутся ночку, а потом…
Его кулак врезался в челюсть раненого. Нагх даже не попытался увернуться.
— Славно! — он сплюнул выбитый Эриком зуб. — Только ты забыл, что кое-кто из них будет на кумароне не первую ночь!
Эрик задохнулся от гнева.
— Уйди! — отпихнул его Лин. — Думаю, они могли развлечься и в Унре, — он повернулся к Нагху. — Так что же наши женщины делают на вашем кумароне, Нагх? Не сами же они туда пришли. Вон и Бигги видел, как ты силой таскал их туда. Эй, Биг, Малыш, подойди сюда.
Из темноты выступил щуплый маленький унрит, больше похожий на мальчика, чем на мужчину. Вместо правого уха на его голове красовался уродливый, отливающий синевой шишкообразный нарост. Он задумчиво почесал лоб.
— Скажи ему, Биг.
— Да, я видел, — кивнул маленький уродец.
— Почему же ты не сказал об этом раньше? Еще с утра?
— Два ира я разгружаю кумароны. Женщины часто ездят туда. Не в обиду вам, — торопливо прибавил Бигги. — Вот, — он криво усмехнулся.
— Но не все, — мрачно сказал стоявший за спиной Лина Носатый Игл.
— Не все, — хмуро взглянул на него Малыш.
— Ладно. Иди. Тебе здесь нечего делать. Мы обойдемся без тебя. Ты и меч-то не поднимешь, а?
— Как скажешь, Лин, — равнодушно сказал уродец. — Я знаю. Я здесь чужой.
— Иди, — повторил Лин и повернулся к Нагху. — Ты слышал?
— Да. Но я ничего не отрицал.
— Сколько людей на кумароне?
«Ои! Кажется, здесь будет большая драка», — подумал мало что понимающий в происходящем Тай.
— Ты лучше спроси, что они подсыпали в харуту. Там. На площади, — заворчали стоявшие поблизости унриты. — До сих пор башка трещит.
— Вас никто не заставлял, — спокойно сказал Нагх.
— Сколько людей на кумароне? — в голосе Лина послышалась угроза.
— Я не глухой, — оборвал Лина пленник. — Я не хочу отвечать. Но я советую — подождать до утра.
— Мы уже ждали. До вечера, Нагх.
— Ваше дело, — спокойно сказал пленник.
— Наше?! — взорвался Лин. — Ты прав! И впрямь наше! Зачем вам наши женщины?! Зачем вам Тай?! Зачем вы вообще лезете в нашу жизнь?!
— Вы просто не хотите меня слушать. Нам не нужны ваши женщины. Да и Тай тоже…
— А вот нам нужен, — проворчал Лин. — Правда, Эрик?
— Нам нужна только одна, — продолжал Нагх. — И, я думаю, ее имя… — он запнулся на мгновенье, а потом торопливо спросил:
— Можно ли верить тому, что говорил Диим?
— Диим просто спятил, — проворчал Лин. — Это Унра. Здесь легко сойти с ума.
— И все-таки, я думаю, ее имя… Элта! Жаль, что я не узнал этого раньше, — мрачно прибавил Нагх.
— Уберите его, — брезгливо махнул рукой Лин, ибо мона вдруг скрылась за тучами, — и заткните ему рот. Тащите лодки к берегу. Пора.
«И в самом деле», — подумал Тай, легко отрываясь от земли.
Странный сон.
Очень.
Страх накатывал волнами. Даже не страх, а какое-то смешанное ощущение гадливости, ужаса, ненависти и… чего-то еще. Чего — она и сама не могла понять.
Стоило приподняться крышке люка, стоило появиться в его проеме зловещей фигуре Ортага и сопровождающим его воинам, как Мона-Элта ощутила бьющую в грудь и в лицо волну холода — словно ее окатили холодной водой. А вслед за этой волной другую (там, где-то в глубине мозга) клейкую, как слюна хайра, отчего мысли ее вдруг слиплись в один бесформенный ком, а тело охватило странное оцепенение.
Она отшвырнула недоеденную корку (она даже не могла сглотнуть то, что было во рту, пришлось выплюнуть) и поспешила спрятаться за спинами женщин. Забившись в угол трюма, Мона-Элта сквозь щели между спинами наблюдала за происходящим, все более теряя контроль над чужим и потому особенно непослушным телом.
