Ярл приблизился к сиденью и взял с колен мертвого отца Священную Палицу. Потом торжественно подошел к старшему брату и, протягивая реликвию племени ругов, сказал:
— Прими из рук того, кто уходит, залог могущества и процветания нашего народа. Будь достойным вождем ругов и одолей, когда наступит время.
Мидгар протянул ему золоченый череп, который все еще держал в руках.
— Выпей, брат, из Отходной Чаши в залог того, что будешь верно служить отцу нашему на Острове Горячего Льда, как пью я, в знак обретенной власти!
Ярл положил палицу к ногам брата, принял чашу-череп, сделал глоток, вернул Мидгару, и наследник Великого Таркиная тоже отхлебнул темную жидкость.
— Почему не пьешь до дна? — спросил Ярл. — Разве не таков обычай, брат? На тризне, за поминальным столом ты снова наполнишь ее…
— У меня остался долг, который надлежит исполнить, — сказал Мидгар и направился к клетке.
— Открой, — приказал стражнику.
Когда стражник откинул запор и отворил решетчатую дверь, наследник Великого Таркиная опустился на колени и протянул чашу сидящему со связанными за спиной руками Дагеклану.
— Я не в силах ослушаться Большой Матери и подарить тебе свободу, — сказал он, — но я обещал, что выпью с тобой из Отходной Чаши, и хочу это сделать. Хочу знать, что моего отца будет сопровождать не пленник, а друг.
— Не пей, — быстро шепнул гном, — это яд!
— А со мной не хочешь выпить, Лисий Хвост? — скорчил страшную рожу Опас. — Ведь я принес тебе реликвию куннов, а ты подло пленил меня и сунул в этот склеп! Промочи мне хотя бы горло перед смертью!
Мидгар не удостоил его ответом, он пристально смотрел в глаза рыцаря.
— Я выпью с тобой, — сказал Дагеклан, — только если смогу принять чашу свободными руками.
Мидгар сделал знак стражнику, тот проворно забрался в клетку и разрезал веревки, стягивающие руки кампанария.
— Гнома тоже освободи, — потребовал рыцарь.
Мидгар кивнул — путы, стягивающие щиколотки и запястья дядюшки Гнуба, упали на пол клетки.
— И меня! — потребовал Опас и снова не получил ответа.
Дагеклан принял чашу и сделал большой глоток. Жидкость была вязкой и обжигающей.
Мидгар принял чашу из рук рыцаря и осушил ее до дна.
— Прощай, — сказал он, — не держи зла.
— Прощай, — откликнулся Железная Рука. — Как бы то ни было, ты — муж чести.
Наследник Таркиная его уже не слышал. Передав чашу-череп десятскому в красной шапке, он принял из рук раба золотой кувшин с узким горлышком и подошел к брату. Ярл сидел на груде оружия у ног отца. Мидгар протянул ему кувшин и склонил голову.
— Ты знаешь, что делать, брат.
Слова его были едва слышны, и также тихо отвечал Ярл:
— Знаю и не колеблюсь. Да поможет мне Арес.
Он принял золотой сосуд и припал к горлышку.
Казалось, он едва коснулся его губами, но руки его сразу же опустились, голова откинулась, взгляд остановился. Мидгар вынул кувшин из мертвых пальцев брата и кинул его человеку в красной шапке.
— Об остальных позаботишься ты, Давор, — бросил он, подбирая Священную Палицу.
И, забрав у десятского опустевшую чашу-череп, новый вождь ругов направился к выходу. За ним потянулись те, кому еще дозволено было дышать холодным, влажным воздухом страны Огнедышащих Гор. Они исчезли в проходе, и ветер унес им вслед маленький соляной смерч. Оставшиеся в пещере преклонили колени и простерли руки к мертвому Таркинаю и его мертвому сыну. Не то плачь, не то заунывная песня зазвучала под белыми сводами.
— Дверца клетки открыта, проход свободен, — шепнул гном, — я бы попробовал бежать.
— Не успеешь, мышь, — буркнул Опас, — раздавят.
— Странно, — задумчиво произнес Дагеклан, — чаша с напитком живых у них сделана из человеческих головных костей, а сосуд с ядом — из золота. Ладно, яды наливают во что попало, но вот в череп… Я слыхивал, что у некоторых варваров существует обычай пить из черепа убитого врага…
— Врага? — хохотнул Опас. — Врага! Посмотри внимательно на дохлого кагана ругов. Видишь, глаза у него из олова, а знаешь, что вместо головы? Деревянная болванка с вырезанным лицом! Руги весьма ловко умеют снимать кожу, без единого повреждения… И снимать, и натягивать умеют. Ты пил из черепа самого Таркиная, чужеземец!
Страшный грохот потряс в это время стены пещеры. Огромные глыбы завалили проход, и наступила полная темнота.
Глава вторая
Явление Мурия
Да будет ведомо тебе, ученик, что духи камней бывают опасны и несговорчивы. Посему чаще следует применять естественные вещества, нежели заклинания…
Наставления рудознатца
Соляная пыль тучей поднялась в воздух, застав ляя людей чихать и кашлять. Дагеклан отчаянно тер глаза — они слезились, веки быстро распухали.
— Да развяжите же мне руки! — ревел Опас, сотрясая клетку так, что она, казалось, вот-вот развалится.
Лишь дядюшка Гнуб сохранял полное спокойствие: к подземным обвалам рудознатцу было не привыкать.
Наконец, в темноте затеплились огоньки, затрещала промасленная пакля, и пещера озарилась красноватым светом факелов. Тени воинов заметались по стенам, и десятский Давор в высокой шапке, казавшейся сейчас зловеще — черной, медленно двинулся к коленопреклоненным наложницам. Он протягивал каждой золотой кувшин, и женщины припадали к нему губами, словно в последнем поцелуе. Ни криков, ни стонов — все происходило в полном молчании. Одна за другой наложницы превращались в тряпичные куклы, безвольно распростертые у ног своего мертвого господина.
Потом наступила очередь рабов. Мужчины принимали смерть столь же покорно, только один вскочил и бросился было бежать в темноту, но его схватили, грубо запрокинули голову и влили в перекошенный рот глоток яда.
— Эй, недомерок, — прошипел Опас, склонившись к уху дядюшки Гнуба, — разрежь мои веревки! Гномы всегда таскают нож за голенищем.
— У меня его нет, — пробормотал Гнуб виновато.
— Ты и вправду отдал его королю? — спросил Дагеклан.
— Наверное, я поступил опрометчиво… Но месьору Конну не следовало отправляться в Верхний Мир безоружным. Я и сунул ему тихонько нож за пояс…
— У тебя мозги, как мерзлая грязь! — рявкнул кунн в бешенстве. — Этот ублюдок-руг уже тащит нам свое пойло! Вы что, собрались подыхать?
Давор подошел и застыл возле открытой дверцы клетки. Пятеро воинов с копьями-факелами толпились за его спиной, остальные по-прежнему стояли в отдалении у стены склепа.
— Кто первый из вас последует за Великим Тарки — наем? — спросил десятский.
