— Будь вы теньентом, капитаном, даже полковником, я бы не удержалась, но вы скажете ровно то, что сочтете нужным. Мне с корицей.
— Я готов признать правоту олларианства в той его части, что касается преклонения перед женщиной. Не перед каждой — и это есть величайшее озарение. Просто женщина, просто мужчина, просто клирик, дворянин, военный, поэт — не повод преклонить колено. Для этого надо стать неповторимым. Стать собой. Не потому что женщина, а потому что Октавия. Или… Арлетта. Вы согласны?
— Не сегодня… Сегодня я почти испугалась. Почти, поскольку не знала, что нам грозит. Вы не поверите, я ни разу не видела, как убивают. Но, кажется, слышала?
— Да. Часть гвардейцев подняла мятеж по довольно-таки невразумительному поводу. Они перебиты. Все. Теперь я уверен, что Ноха надежна, но вас я прошу переехать в другой флигель. Заодно увидите, как я зимой устроил герцога Алву.
— Он весьма ценил беседы с вами. — Теперь о визитах его высокопреосвященства к гостье не будет знать даже охрана. Алиса сочла бы сие неприличным. — После мятежа шадди особенно вкусен.
— Шадди с мятежом… Боюсь, это будет самым дорогим из известных мне рецептов. Любопытно, можно ли сказать то же об ореховой настойке… Вы не возражаете, если я проверю?
400 год К. С. 6-й день Летних Молний
1
— Монсеньор, начальник городской стражи сообщает: при помощи солдат гарнизона он справился — амбары на Малой Складской взяты под охрану, толпа разогнана, зачинщиков удалось схватить.
Прервавший разговор Проэмперадора с комендантом Олларии дежурный адъютант ничего нового не сообщил, но рычать было не с чего — Робер сам велел немедленно докладывать обо всем, что творится в городе, а начальник стражи не мог предвидеть, что его курьера опередит Карваль.
— Не одно, так другое. — Иноходец выждал, пока за адъютантом закрылась дверь, и бросил на стол давно высохшее перо, которое за какими-то кошками вертел в руках. — Мало было хлопот с барсинцами, с лезущим в город ворьем, так еще и горожане устроили…
В том, что без крови, без большой крови, в ближайшее время не обойтись, сомнений почти не осталось, а ведь с утра положение казалось чуть ли не приличным. Проэмперадор выслушал очередные доклады: из тессории — о запасах хлеба и о том, что цены на него растут не так быстро, как опасались, и с севера — о беженцах и принятых ноймарами мерах. Обычные дела, Робер к ним даже привык, но потом спокойствие приказало долго жить.
Если церковные гвардейцы, пусть и не все, взбунтовались, дело действительно пахнет скверно. Толком узнать, что случилось, не удалось, услышавшие пальбу южане примчались в Ноху уже к концу, когда мятежников добивали возле часовни. Мэйталь, с перевязанной рукой и ссадиной на щеке, только и сказал, что выступление недовольных успешно подавлено. Ага, успешно. По словам Гашона, вся площадь была усыпана трупами… Сколько у Левия осталось людей, и сколько из них — надежных?
Никола тоже был встревожен, хотя доклад маленького генерала скорее успокаивал: пришлое ворье свое получило, уцелевших отлавливают по всему городу, ремесленные кварталы пусть и не угомонились окончательно, но никто никого не режет и толпы по улицам не болтаются. За ночь погиб один и ранено трое стражников — неудачно повстречались с шайками. Есть погибшие горожане, но среди солдат никто не пострадал, синяки и пара легких порезов — пустяки. Поймано несколько зачинщиков грабежей…
— Их кто-то нанял? Подговорил? Что успели выяснить?
— Монсеньор, пока ничего толком узнать не удалось.
— А не толком?
— Торговец кожами… Вы могли его запомнить. Он искал в Доре жену и мать. Высокий, родимое пятно на подбородке…
— Помню. И что?
— Есть четверо свидетелей, что именно он подбил соседей по улице на это безобразие. Тоже не нищих и не бездельников. Вина доказана полностью, но сам он сказать, зачем это делал, не может. Сперва ругался, потом, когда с ним поговорили серьезно, принялся плакать и каяться. По всему выходит — Занха.
— Значит, выходит. Погромы нам обойдутся дороже. Мы, сколько могли, терпели, но показательная… казнь нужна. Не понимают по-хорошему, пусть хотя бы боятся!
— Монсеньор, я полностью согласен. Не думайте, что я пытаюсь защищать подстрекателя, но я бы хотел, чтобы с ним переговорил его высокопреосвященство. Может быть, он поймет.
То, что кто-то решил: солдаты и стражники по уши заняты, им не до меня, давай-ка я урву кусочек, пока шанс есть, — не удивительно. Но вот что к этому «кому-то» так охотно присоединились сотни вполне добропорядочных обывателей…
— Левий проглядел своих собственных гвардейцев, а жители города даже не эсператисты. Занха, и сегодня же! Разве что кардинал на обратном пути согласится заехать… куда?
— В Дору.
— В Дору?!
— Не в Багерлее же всех держать. Вы ждете его высокопреосвященство?
— Он прислал курьера, что будет после полуденного бдения. Сегодня он служит сам.
2
Кардинала дожидались втроем — мэтр Инголс, то ли случайно, то ли наоборот, явился во дворец за полчаса до Левия и остался. Робер не возражал — в присутствии адвоката он хоть и чувствовал себя дураком, но дураком, уверенным в том, что наделать глупостей ему не дадут. Левий, Карваль и Инголс — больше рассчитывать не на кого. Графиня Савиньяк при всем своем уме — почти потерявшая сына женщина, которую надо защитить, а Мевен, Дэвид, Халлоран ждут приказов, и отдавать оные не кардиналу, не законнику и даже не коменданту столицы, а Проэмперадору.
Робер кружил по захваченному им в единоличное пользование кабинету капитана королевской охраны; взгляд в очередной раз зацепился за вазочку, которую прислуга каждое утро тупо заполняла свежим миндальным печеньем Эпинэ, ругнулся и выставил память о Клементе в приемную.
— Доешьте, — велел он адъютантам, — и пусть больше не приносят. Ваше высокопреосвященство…
— Пьетро тоже не сразу понял, что лично мне молоко без надобности, — проникновенно заметил кардинал, не забыв благословить третьего дня перешедшего в эсператизм адъютанта. — Что в городе?
— Ничего особенного. Я понимаю, что вмешиваюсь не в свое…
— У вас в этом городе «не своего» нет, — отрезал Левий. В приемной кардинал был спокоен и благостен, в кабинете остался всего лишь спокоен. — Вы имеете полное право спрашивать. Хоть бы и с меня.
Умей Робер так докладывать, быть бы ему сразу и супремом, и ментором по математике. Ничего лишнего, и все ясно.
До отвращения.
Нохский мятеж начался с форменной ерунды: повздорили трое гвардейцев. Дежурный офицер вмешался и сделал буянам выговор. Обычное дело, но внезапно возмутилось еще несколько человек. Кто-то брякнул — а чего нам тут взаперти сидеть, мы что, арестанты? Претензия нашла отклик, офицер глазом не успел моргнуть, как целая депутация двинула к кардиналу с решительным «доколе?». Естественно, бузотеров и па порог не пустили, они принялись настаивать. Мэйталь выжал подкрепление, и заводил арестовали, вот тут всерьез и началось.
Те, недовольные, что оставались в казарме, кинулись поднимать товарищей — дескать, надо выручать своих. Откликнулись, на удивление, многие. К кардинальской резиденции таких откликнувшихся заявилось под сотню; буквально в несколько минут спор перерос в перебранку, а перебранка — в кровопролитие.
Первый штурм был отбит. Стены толстые, двери и коридоры узкие, на окнах крепкие решетки — дежурные гвардейцы устояли. В это время в казармах теперь уже обе стороны усиленно поднимали людей. К счастью, мятежники, хоть и начали первыми, не слишком преуспели: из полутора тысяч солдат взбунтовалось меньше трети, и не все они смогли собраться вместе. Верные Левию офицеры быстро опомнились, построили кого смогли и перешли в наступление.
Часть мятежников была окружена у кардинальского флигеля, им предлагали сдаться, но впавшие в непонятное исступление люди и слышать ничего не хотели. Пошли на прорыв, дрались насмерть. Некоторым удалось-таки пробиться, за ними пришлось гоняться по всему аббатству. Кого-то настигли возле конюшен — пытались захватить лошадей, кого-то на воротах и возле часовни. Все бились с яростью смертников, не прося и не давая пощады. В результате из полутора тысяч человек на ногах чуть более семисот, но в них можно не сомневаться.
— Я просил бы военного коменданта с разрешения Проэмперадора прислать лекарей. — Кардинал знакомо тронул своего голубя. — Для брата Анджело слишком много раненых.
— Само собой… — А что будет, если сбесится столичный гарнизон? У Левия свихнулось меньше трети, но он знал, кого берет в Талиг, а тут на одного южанина семеро не поймешь кого! — Ваше преосвященство, что с графиней Савиньяк?
— Эта женщина знает, когда мужчин не следует отвлекать. Она отправила прислугу помогать раненым, а сама собиралась записать очередную притчу. Я ручаюсь, что в Нохе сейчас безопасней, чем в городе, но графине, если имеется такая возможность, лучше вернуться в Эпинэ.
