— Госпожа графиня, я — теньент Габетто, вы меня знаете. Со мной десять человек. По приказу его высокопреосвященства мы будем охранять вас. Не беспокойтесь, мы недопустим к вам никаких злоумышленников.
— Что происходит? — Отодвигать засов женщина не стала.
Офицера по имени Габетто она помнила, но узнать по голосу не могла.
— К сожалению, не могу объяснить. — Кто бы ни находился дверью, внутрь он не рвался, что придавало его словам достоверности. — Дверь во флигель толстая и прочная, ваша — тоже; их так просто не выбить. Не подходите к окнам… То есть не зажигайте в комнатах яркого света, чтобы не заметили снаружи. Ставни у вас закрыты, и это хорошо.
Вновь треск выстрелов — два, три. четыре… Кажется, со стороны резиденции Левия. Стук и лязг клинков, совсем как в фехтовальном зале. Крики. Ругань. Смешно, но она ни разу в жизни не видела серьезной драки, не говоря уж о бое. Это графиня-то Савиньяк!
— На нас напали? Вы знаете, кто?
— Да, сударыня, но вы не должны беспокоиться. Верные его высокопреосвященству гвардейцы скоро с ними справятся.
Ах, «верные»… Красивый оборот или признание печального обстоятельства, что есть и «неверные»? Церковные дрязги? Эсператистской церкви, по сути, больше нет, а все равно что-то делят… Вот уж не вовремя!
— Хорошо, я беспокоиться не буду.
Звуки боя усилились. Или приблизились? Служанка прилипла к стене. Испугалась, бедняжка. Тут есть чего бояться… И хорошо, что на двери такой массивный, вызывающий уважение засов, да и сама дверь, Габетто прав, толстая и из прочного дерева, однако запоры запорами… Пистолетов и кинжалов Арлетта не имела, но стилет у нее был. Молитвами Бертрама, собиравшего дорожные шкатулки по своему усмотрению.
Смертоносная игрушка скользнула в рукав, в петлю для флакончика с нюхательной солью или, если угодно, ядом. Флакончиков Арлетта тоже никогда с собой не таскала.
— Сударыня, — пролепетала камеристка. — Сударыня…
— Задуй свечи, — ровным голосом распорядилась графиня. — Обе. Насчет огня он прав.
А теперь можно и к окну. Жаль, щели в ставнях узкие, ничего толком не разглядеть, впрочем, с ее глазами хорошо видно только призраков. Лязгает все ближе, люди кричат все злее и отчаянней, и вдруг как отрезало. Тишина, короткая, в десяток ударов сердца, сменяется топотом множества ног. Кто-то бежит мимо флигеля, судя по звукам, человек десять, не меньше. Опять тишина и опять бегут… Эти вдруг решили, что стоит войти. Дверь во флигель сотряслась от ударов, но выстояла. Еще удары, еще… Тут. У резиденции Левия прекратилось… Драка прекратилась, а вот топот и лязг знаменуют явление новых участников ночного действа.
Те, внизу, выругались и, оставив в покое дверь, попробовали убраться, но время было упущено. Грохнул выстрел, второй… Прямо под окнами завязалась схватка, и это тренировку уже не напоминало.
2
Фрида не спешила одеваться. Подняв свечу и чуть сощурившись, она рассматривала лежащего на неразобранной постели любовника. Очень внимательно рассматривала. Ли не возражал. Было пьяняще жарко, как бывает летом на севере.
— Вы в самом деле похожи на Леворукого, — наконец решила дочь регента. — Гаунау в наблюдательности не откажешь.
— Вам тоже… В этом замке кого-нибудь когда-нибудь убивали?
— Оскорбленный муж?
— Не обязательно, хотя годится и он.
— Вы собираетесь написать поэму или боитесь?
— Вы не угадали и не угадаете… Мне хочется пить, а вы уже встали.
— Забавно… — Фрида не спеша подошла к столу, поставила свечу, взялась за кувшин. — Никогда не думала, что заниматься делами можно в кровати и это будет чем-то вроде вина.
— Но его не заменит, — уточнил Лионель и прикрыл глаза. Такие редкие минуты, когда не надо ни думать, ни спешить. К утру Фрида уйдет — это ее дом и ее дороги. Уезжая в Придду, он не предполагал, что вновь увидит эту женщину еще до конца лета. Увидел. Теперь жизнь свела их опять… Маршал уже шал, когда маркграфиня засмеется, а когда вскрикнет, а маркграфиня поняла, как получить свое и второй раз, и третий…
— Пейте. — Край кубка тихонько коснулся нижней губы, а рука чуть приподняла затылок. Фриду, как и всех женщин дома Ноймаринен, учили поить раненых, но где сказано, что полученное знание можно применять с единственной целью? В прошлый раз ей вздумалось напоить так вполне здорового маршала, и маршалу это понравилось. Маркграфиня запомнила и повторила.
— Раньше вы наливали вино в рубашке. — Пальцы скользнули, пока только скользнули, по женскому бедру. — В вышитой розовыми и малиновыми торскими фиалками рубашке…
— Раньше на вас была простыня. — В прошлый раз она тоже допила за ним и поставила пустой кубок на пол. — Маркграф к старости раздобреет, а вы?
— Не имею представления. Ложитесь… Или уходите. Фрида вновь окинула его внимательным взглядом. Очень медленным. Так смотрят скульпторы.
— Отказавшись от простынь, я не оставила себе выбора. Уйти от вас в вашем нынешнем состоянии — погрешить против гостеприимства.
— Тогда ложитесь.
— Чуть позже. — Женщина отодвинулась на несколько волосков. — Эта юная ангелица состоит под вашим покровительством?
— Да.
— Но вы ее еще не пробовали? Нет.
— Почему вы не говорите, что и не намерены?
— Потому что мои намерения на сей счет вас никоим образом не касаются. — Лионель потянулся, прикрыл глаза и неожиданно рванул не ожидавшую подобного маневра женщину на себя. Он не ошибся: сперва Фрида засмеялась, потом вскрикнула.
3
— Этих двоих, пока живы, связать и немедленно к лекарю! Надо думать, его высокопреосвященство захочет глянуть на ублюдков. — Голос был громким и уверенным. Офицер, не младше капитана. — Джакопо! Джакопо, ты здесь?
Уже знакомый и все еще вежливый голос тоже снизу отозвался:
— Да, капитан.
Отлично! Габетто под дверью настоящий, и имя ему Джакопо.
— Как там у вас?
— Все в порядке.
— Двери пока не открывать! Мы только здесь разобрались, а сколько мерзавцев еще осталось, одни кошки знают. Караулить до утра, понял?
— Будет исполнено.
— Пистолеты перезарядили? Тогда все за мной!
Какая веселая ночь. Ладно хоть Левий жив, это несколько утешает… Графиня отошла от окна. Служанка что-то комкала, кажется, алвасетскую мантилью, но хотя бы не голосила. Вряд ли, идя в прислуги, глупышка думала про тюрьмы и осады.
— Ложись спать, они ушли.
— Слушаю, сударыня.
— Постой. Ты из Олларии?
— Да, сударыня.
— У тебя родня есть? Если есть, можешь завтра их проведать, я обойдусь.
— Ох! Спасибо, сударыня! У меня отец хворает, и потом…
— Жених?
— Ох… Наверное…
— Тогда можешь отдыхать два дня, и чтобы больше никаких «наверное»! Поняла? Я хочу послать тебе на свадьбу подарок, а пока… Возьми алатскую шаль, ту, что с ирисами.
— Ох, сударыня…
Любопытно, что ответит Джакопо на просьбу зашнуровать платье? Церковный гвардеец в обмороке — зрелище прелюбопытное, а у конюшен снова гремит… Да как сильно! И у северной стены тоже. Получается, дерутся по всему аббатству; не слишком-то похоже на визит дюжины убийц, желающих прикончить кому-то не угодного кардинала.
Стук в дверь — негромкий, вежливый, — и такой же голос.
— Его высокопреосвященство считает необходимым поговорить с графиней Савиньяк.
— Графиня Савиньяк тоже считает это необходимым. Вокруг вышедшей на улицу Арлетты немедленно сомкнул кольцо добрый десяток гвардейцев. Церковники были напряжены, шли, обшаривая пустой двор настороженными взглядами и держа руки на оружии. Они все еще не успокоились, все еще ждали внезапного удара, а Габетто и вовсе походил на струну — тронь, зазвенит. Явно знает, от чего должен защищать гостью его высокопреосвященства, но офицеров при исполнении отвлекают разве что дуры вроде Одетты.
Тошнотворно зеленый свет резал глаза, и Арлетта отвернулась, сожалея о сгинувших танкредианцах. Монахи могли уйти за крысами, вернуться в Лаик, уснуть, но графине отчего-то казалось, что они исчезли навсегда. Не умерли, а растаяли, как туман или облако, только безоблачное небо не кажется пустым, а полная людей Ноха словно бы осиротела. Без кошек, без призраков, даже без ворюги Валтазара!
— Графиня Савиньяк к его высокопреосвященству.
— Проходите.
У дверей в кардинальские покои — усиленная охрана, на стенах, полу и дверях — следы схватки: выбоины от пуль, оставленные сталью царапины, еще не затертая кровь. У многих гвардейцев — повязки и тоже кровь на изодранной одежде. Лица мрачные и угрюмые, один Пьетро безмятежно перебирает свои жемчужинки. Агнец или… котяра?
Кардинал тоже выглядел не лучшим образом. Шадди, конечно, предложил… Знакомый запах должен был успокоить, но в опрятной, не знавшей драки комнате не было Альбины, а Шадди без кошки — это тоже тревога. По крайней мере, в Нохе. Вы не спрашиваете, что случилось?
