– Царь Митридат, ты щедр и благороден. Каппадокия преклоняется перед твоим величием и великодушием. Твоя храбрость…
Митридат перебил его.
– Аретий, мы с тобой давно знакомы, хватит славословить. Где царь Ариобарзан?
– О, доблестный и гуманный владыка! Царь Ариобарзан на днях отбыл в Рим со своей свитой.
– Сбежал, понятное дело, а тебя оставил расхлебывать кашу.
– О, неустрашимый и отважный завоеватель! Я всегда к твоим услугам, скажи, и я брошу жизнь к твоим ногам. – Аретий с пафосом произносил слова, поглядывая на Митридата.
– Ну, ну, Аретий, так далеко мы не пойдем! – сказал он. – Я хочу отдохнуть, а все мое войско проголодалось.
– Загадай любое желание, и я выполню его! – поклонился Аретий.
Войска Понтийского царя вошли в великолепную Мазаку, жители которой попрятались по домам и изо всех оконцев наблюдали, как без боя захватывается город, оказавшийся без войск и власти. Во дворце на троне вместо Ариобарзана сидел Митридат, справа от него стояли его советники, слева – Аретий и чиновники Каппадокии.
– Аретий, – говорил Митридат, – мне надо было тебя повесить еще двадцать лет назад, когда ты был против избрания на царство Каппадокии моего сына.
– Государь, мои непомерные амбиции помутили мой разум, иначе я узрел бы лучший выбор для моего скромного пристанища.
– Я знаю, – ехидно сказал царь, – страной в действительности управляешь ты, и поэтому отнесусь к тебе благосклонно.
– Твое великодушие говорит не только о твоей мудрости, но и глубоком уме политика.
– Да, Аретий, как политик, я все рассчитал: скоро будет расчленена Вифиния, потом я нападу на римскую провинцию Азия, а потом у меня есть далекоидущие планы. Мои шпионы доносят из Рима, что в столице империи уже поползли вверх цены на хлеб, торговля с Востоком вянет, народ Рима запаниковал.
– Государь, конечно, у тебя есть конфликт с римскими интересами, но твое желание воевать с Римом будет убавлять ресурсы и твоей державы.
– Я всегда чувствовал необузданное желание разделаться с Римом, мои же подданные, пока я буду воевать, потерпят.
– Здесь, в Азии, есть крупные военные формирования римлян…
– Ха, Аретий, мои шпионы сделали свое дело: Лукулла упрекают и римский народ, и его собственные солдаты в том, что он ради личного обогащения затягивает войну сверх нужного времени, что он собирается конфисковать имущество солдат, ослушавшихся его приказов. Вот-вот его войско разбежится, а все его победы станут бесплодными, завоевания утраченными.
– Неужели ты хочешь создать новый мировой порядок? – Аретий смотрел на царя недоуменно.
– Пойми, римляне не могут безнаказанно разорять целые страны и вывозить их богатства. Теперь в Азии порядки буду устанавливать я!
Все вздрогнули от таких слов тирана, но Аретий не сдавался:
– Ты собираешься быть бессмертным и всевластным?
– Я пойду напролом, а вот чтобы разбалансировать римскую политическую машину, есть царь Армении Тигран. Он расставит ловушки, создаст условия, которые приведут к внутреннему разладу в Риме.
Аретий поклонился, сложив ладони, и произнес:
– Ты, Митридат, великий правитель, печешься о всех народах Востока!
– Скажи, Аретий, где Ариобарзан чеканит золотые монеты для Лукулла?
У Аретия сбилось дыхание, он даже позеленел.
– Государь, – наконец он что-то проговорил, – ты видишь насквозь то, что скрыто слоями страха.
Дом сенатора Марка Тулия Цицерона находился у северных склонов Палатина, близ римского Форума. Цицерон, сенатор, философ и блестящий оратор, часто приглашал в свой дом известных государственных деятелей, политиков и писателей. Вот и сегодня к нему пришли Гней Помпей и Юлий Цезарь. Хозяин дома решил сблизить своего друга Помпея с Цезарем, в котором видел незаурядную личность и перспективного политика.
– Гней, – сказал Цицерон, обращаясь к Помпею, известному магнату и полководцу, – это Юлий Цезарь, единственный сенатор, который поддержал в сенате закон Габиния о передаче тебе чрезвычайных полномочий.
– Цезарь один против всего сената? Смело! – похвалил Помпей.
Цицерон продолжал:
– Закон, конечно, не прошел, но сегодня мы встретимся с людьми, которые нашли способ его провести через народное собрание.
– Великий Помпей! – Юлий Цезарь воскликнул восторженно. – Ты можешь рассчитывать на мою полную поддержку. Ты выдающийся человек, великий полководец, получивший два триумфа. Я голосовал в сенате, и также в одиночестве, за закон Манилия о предоставлении тебе нового командования вместо Лукулла.
– Я польщен, Юлий. – Помпей, надменный, жестокий и корыстный человек, сегодня был снисходителен и великодушен.
– Этот закон, – Цицерон развел руки, – сенат также отклонил. Но решение вопроса найдено! Я вас оставлю на какое-то время, пойду встречу новых гостей.
Цицерон вышел, а два политика продолжали разговаривать.
– Я слышал, ты, Юлий, задолжал ростовщикам много денег? – спросил Помпей.
– Да, я весь в долгах, – грустно сказал Цезарь.
– Я помогу. А если Лукулл будет отозван, а меня назначат на войну с Митридатом, все твои долги будут списаны.
– Гней, как благородно с твоей стороны!
– Цицерон видит в тебе незаурядного человека и хорошего политика, – продолжал Помпей. – Я популярен в армии, ты – среди народа. Мы могли бы объединиться в деле наведения порядка в Риме. Конечно, и глава сената Цицерон мог бы внести свой вклад в общее дело. Как ты на это смотришь?
– Помпей, я думаю, как и ты!
– Цезарь, ты пока играешь малозначительную роль, но поверь, если ты примкнешь ко мне, то станешь важной, если не первой, фигурой в Риме…
– Ну вот, я и вернулся! – улыбался Цицерон. – Гости ждут внизу. Знаешь, Цезарь, я давно связал свою судьбу с судьбой Помпея, и благодаря ему я сенатор. Нам с Помпеем удалось многого добиться для сословия всадников, из которого мы оба вышли.
Помпей с улыбкой обратился к Цицерону:
– Мы уже кое-что обсудили с Цезарем. Мы будем работать вместе. Ну а ты, Цицерон? Ты популярен и талантлив, присоединяйся к нам!
Искушенный в политике Цицерон сказал:
– Мое мировоззрение не позволяет мне нарушать этические правила и традиции сената.
– Но кампания на Востоке принесет большие доходы.
– Я надеюсь на свою долю доходов от этой кампании, – улыбнулся Цицерон.
– Действуя вместе в армии и сенате, среди аристократов и всадников, мы могли бы провести много законов, отвечающих интересам народа, – пытался надавить Помпей.
– Я предан народу и являюсь защитником его интересов, – пафосно сказал Цицерон. – Мое призвание – бороться с коварством тех людей, которые посягают на благополучие народа. Мне не нравится идея возрождения царской власти в Риме – это приведет к полному произволу.
– Никто и не говорит о царской власти, я лишь призываю реформировать устаревшие методы управления страной. – Помпей говорил разочарованно.
– Нет, Гней, я не буду примыкать ни к одной стороне, предпочту остаться верным сенату и идеалам республики. Друзья, прошу за мной!
Они спустились в зал для приемов гостей, где их уже ждали Домиций Агенобарб, патриций, и Гай Манилий, народный трибун.
– О, Цицерон, ты спас меня! – вскричал Манилий. – Твоя речь в суде в мою защиту была неподражаемой. Судьи, по-моему, рыдали.
– Манилий, ты важный для общества человек, и те чудовищные обвинения в растрате средств – ошибка! Друзья, у меня собрались влиятельные и видные люди Рима – Помпей, триумфатор, Цезарь, сенатор, Домиций, патриций, – Цицерон дотронулся рукой до плеча патриция, – и молодой Манилий, пламенный трибун. Нам есть что обсудить!
В дверях появился привратник и выжидательно посмотрел на хозяина.
– О, я совсем забыл! Для вас, друзья, есть сюрприз! – Он кивнул ему.
В зал вошла жена Цицерона Теренция, честолюбивая и властная женщина, имеющая сильное влияние на своего мужа, а за ней шла Преция. Увидев ее, все мужчины инстинктивно подались вперед. Как всегда, эта вероломная разрушительница браков и очень образованная покровительница государственных мужей была обворожительна и неотразима. У гетеры на голове блистал венец, на руке болтался синий бархатный мешочек с завязками, а к груди она прижимала огромное яйцо. Прецию, богиню любви, представлять было не надо, ее знали все.
Теренция, привыкшая к трюкам мужа, молчала, а Преция произнесла:
– Я пришла поблагодарить Цицерона за великолепную речь на процессе против моей главной соперницы в Риме Клодии, сестры жены Лукулла. Эта Клодия погрязла в разврате и пьянстве, у нее связь со своим братом! Соперница устранена, и в благодарность, Цицерон, прими мой подарок! – И она поставила на стол огромное яйцо на золотой подставке.
– Что это, дорогая? – удивился Цицерон.
– Это же драконье яйцо! – сказала Преция, будто это и так все знают.
– Драконье яйцо? – удивился Помпей.
