Воспитанники отводили глаза в сторону, тупо пялились на стены, потолки и парты, боясь встретиться с тяжелым взглядом мастера-наставника.
— Так что, никто ничего не понял? — вновь произнес Сандлер. — Тогда послушайте меня и зарубите себе на носу, то, что сейчас услышите! Считайте это уроком… наиважнейшим для будущего солдата… Никогда! Слышите? Никогда недооценивайте своего противника! Пускай даже он выглядит больным, немощным, безоружным калекой… Никогда нельзя предугадать то, что он держит в рукаве. И сюрприз, приготовленный им для вас, может оказаться смертельным подарком! Сейчас на ваших глазах я допустил ту же ошибку — недооценил противника! — признался Сандлер. — И я, умудренный опытом боевой ветеран, чуть было не оказался на его месте… Если бы не случайность — майка, я бы сейчас мог точно так же, — Сандлер указал на Вовку, начавшего постепенно приходить в сознание, — валяться без задних ног, вырубленный каким-то сопливым унтерменшем! Постарайтесь забить этот случай себе в башку на веки вечные! Этим вы, возможно, когда-нибудь спасете свои никчемные жизни!
Пока мастер-наставник говорил, Вовка окончательно пришел в себя. Он с трудом подполз к стене и уселся, привалившись спиной к холодному бетону.
— Жив, Путилов? — поинтересовался Михаэль, присев на корточки перед мальчишкой.
— Яволь… герр… — прошептал Вовка, стараясь поменьше двигать головой. От малейшего движения его начинало мутить. Потолок вращался, а голос Сандлера звучал как бы издалека.
— Похвально, Вольф, — похвалил ученика мастер-наставник. — Весьма и весьма впечатляюще! Позже мы поговорим, где ты научился такому фокусу. А сейчас от лица командования «Хундъюгентс» выношу тебе благодарность! Наказание отменяется… Как полегчает — в лазарет! Остальные свободны!
Вовка что-то попытался сказать, но вновь вырубился, и съехал по стене на пол.
— Незнански, Загоруйко! Комм цу мир! — остановил выбегающих из класса курсантов Сандлер.
Мальчишки остановились, вытянувшись по струнке.
— Бегите в лазарет за носилками, — приказал Михаэль. — Отнесете Путилова к врачу — я, наверное, перестарался.
— Яволь, герр мастер-наставник! — почти синхронно ответили мальчишки, со всех ног кидаясь выполнять поручение командира.
— Ты видел, как он его?! — захлебываясь от восторга, спросил Петька, выбежав на улицу.
— Кто, Сандлер? — не понял Загоруйко.
— Какой Сандлер? — отмахнулся Незнанский. — Вовка! Я б так не смог! Если бы на Сандлере майка не порвалась… Даже не знаю, что было бы! Даже сам наставник это подтвердил… Да, Паха?
— Ага! — отдуваясь от быстрого бега, произнес Загоруйко. — Я б тоже не смог. Бедовый пацан, этот Вовка.
— Он мой друг! — с гордость произнес Петька. — Он смелый! Я тоже хочу таким стать…
— И я, — согласился Паха. — Иначе нам здесь не выжить. Нужно держаться друг за друга. У нас в интернате была своя команда — все друг за дружку стеной стояли. Помогали, чем могли…
— Слушай, нам здесь нужно свою команду собрать! — поддержал Паху Петька. — А Вовка пусть нашим командиром будет.
— А согласится? Он вон какой… — с сомнением протянул Загоруйко.
— Согласится, я его знаю! Он друзьям всегда поможет.
В лазарете мальчишки сбивчиво объяснили колченогому санитару-унтерменшу, что им нужно и, вооружившись носилками, помчались обратно. Вовку они нашли там же, в пустом классе, сидевшего под доской, прислонившегося спиной к побеленной стене.
— Вов, ты как? — спросил друга Петька. — Полегчало?
— Немного. — Вовка вяло кивнул головой и сморщился от боли.
— Ой, да у тебя из уха кровь течет! — воскликнул Незнански. — Сейчас вытру! — Он огляделся по сторонам и, не придумав ничего лучшего, схватил испачканную мелом тряпку, которой Сандлер вытирал доску. — Сейчас…
Вовка что-то нечленораздельно промычал, а затем его вырвало на пол.
— Ух, ты! Да ему плохо! — отскочил в сторону Загоруйко, опасаясь, что его забрызгает рвотой.
— А то я без тебя не вижу! — огрызнулся Петька. — Давай, грузим его на лежанку — и в лазарет… Вовка, мы сейчас… Мы поможем!
Мальчишки с трудом перетащили Путилова на носилки.
— Вот, тяжелый какой! — ворчал Загоруйко, ухватившись за деревянные ручки носилок. — А по виду не скажешь…
— Тащи, давай! — прикрикнул на приятеля Петька. — Вовке совсем худо! Бледный, как мертвяк… Тьфу-тьфу…
Сгибаясь под тяжестью больного товарища, мальчишки попёрли носилки в лазарет. Пашка всю дорогу чуть слышно ругался, проклиная свою судьбу. На подгибающихся ногах пацаны внесли Вовку в палату.
— Грузите курсанта на кровать, — произнес санитар, — сейчас врача позову.
Интернатский эскулап Вальтер Буг, пожилой, импозантный мужчина с благородной сединой на висках, был когда-то человеком, в общем-то, неплохим. В медицину пошел по зову сердца, очень уж хотелось Вальтеру в юности спасать людские жизни, помогать больным и увечным, всегда и везде следовать клятве Гиппократа. Но, Первая Мировая Война, в которой волей случая довелось участвовать Бугу, поубавила романтического задора у молодого врача, а разразившаяся следом Вторая, совсем свела на нет излишнюю сентиментальность. К настоящему моменту престарелый Вальтер стал прожженным циником, не спешащим на помощь убогим и больным, а тем более сопливым унтерменшам. Поэтому, когда в его кабинет заглянул санитар и попросил подойти в палату для осмотра пострадавшего курсанта, Буг лишь лениво почесался, буркнул, что сейчас придет и… никуда не пошел. Вместо этого он достал из тумбочки початую бутылку армянского коньяка, налил треть стакана, и, закурив, уселся в старое, продавленное кресло. Неспешно потягивая душистую жидкость и пуская в воздух клубы сизого табачного дыма, Вальтер лениво перелистывал желтоватые страницы местной газеты. Минут через двадцать к нему в кабинет вновь заглянул санитар:
— Герр Буг, мальчишке там совсем плохо!
— Зато мне — хорошо! — Вальтер осушил стакан и нацедил себе еще порцию. — Hau ab! Проваливайт!
— Как бы не помер мальчишка… Герр доктор…
— Пошел вон, Dreckschwein(грязная свинья)!
Унтерменш скрылся за дверью, не смея больше спорить с подвыпившим арийцем. Санитар вернулся в палату и еще раз осмотрел мальчишку, лежавшего на спине. Курсант был бледен, тяжело дышал, но сознания пока не терял. Санитар, поправил подушку, поменял тампоны в кровившем ухе и в носу. Он, в принципе, знал, что нужно делать в подобных случаях. Но доступа к лекарствам санитар не имел. Не положено неполноценному, будь ты хоть сто раз хорошим врачом. Пока санитар выкидывал использованные тампоны, Вовка опять впал в забытьё.
— Эй, парень! — Санитар слегка тряхнул курсанта за плечо. — Ты как? — Вовка не отозвался. — Черт, дело плохо! — выругался медработник, приподнимая веко больного. Зрачки на свет реагировали нормально. — Ну, это уже лучше, — пробурчал санитар себе под нос, переворачивая Вовку на бок.
Затем он открыл мальчишке рот и проверил проходимость дыхательных путей.
— Нормально — не задохнется, — решил санитар, продолжая бубнить вполголоса. — Никому, кроме меня, до тебя, пацан, дела нет… Так и сдохнешь здесь без медицинской помощи, а этот арийский урод так и не оторвет свою задницу от кресла…
— Что ты сказал? — тихо произнес кто-то за его спиной. Голос говорившего не сулил ничего хорошего.
Санитар вздрогнул от неожиданности и обернулся — он не заметил вошедшего в медпункт Сандлера.
— Повтори, — потребовал мастер-наставник, — о каком арийском уроде шла речь?
— Герр Сандлер… я это… вы неправильно поняли…
— И как же это нужно понимать?
— Я просто…
Неожиданно Вовка, до этого лежавший тихо и неподвижно, зашевелился, замычал и его вновь стошнило.
— Как мальчишка? — обеспокоенно спросил Михаэль.
— Плохо, герр офицер, — ответил санитар, стряхивая рвотные массы с кровати на пол. — Сотрясение…
— Это я понял. Что сказал доктор?
— Ничего, герр офицер…
— Как ничего? — удивился Сандлер. — Лекарство какое-нибудь давал?
— Нет. Он его даже не осмотрел, — темнея лицом, ответил унтерменш.
— А ты сообщил, что нужна его помощь? — продолжал допытываться Сандлер.
— Так точно, герр офицер! Несколько раз… Но доктор Буг просто послал меня нах…
— Так это его ты назвал арийским уродом? — догадался Михаэль. — Ну? Так?
— Да, — неохотно подтвердил санитар.
— Где он?
— У себя.
— Разберемся! — Сандлер резко развернулся на каблуках и вышел из палаты.
Особо не церемонясь, Михаэль с силой толкнул остекленную дверь в кабинет доктора. Она с грохотом врезалась в стену, стекла жалобно тренькнули.
— Ist zum Teufel gegangen (пошел к черту)! — прорычал, не оборачиваясь, Буг.
