— Все понимайт, как надо? — Ланге тряхнул обмякшим тельцем, из которого еще продолжала сочиться кровь.
— Яволь, — вразнобой ответили курсанты.
— Гут! Ты есть первый! — Ланге указал окровавленным лезвием на побледневшего Буханкина. — Драй кура, ферштейн?
— Ферштейн, — пролепетал Каравай, вышедший вперед на негнущихся ногах.
Ланге с брезгливой ухмылкой сунул в руки Толика тесак, и отошел в сторону:
— Драй кура. Hau den Kopf ab (руби голову)! Бистро, бистро!
— Я… воль… — прошептал пересохшими губами Каравай и кулем осел на усыпанный сухим куриным пометом земляной пол сарая.
— Was… Was es fЭr die Scheiße?! (Что… что это за дерьмо?!) — попинав носком сапога лежащего пластом Буханкина, по-немецки выругался Ланге. — Er dass, in der Ohnmacht? (Он что, в обмороке?) — не поверил своим глазам завстоловой.
— Вовка, а Каравай вырубился, — произнес Петька, присев на корточки возле Буханкина. — Сомлел как баба… Буханкин, ты чего? Вставай! — Незнанский похлопал курсанта по щекам.
Каравай не подавал никаких признаков жизни.
— Тащите его на улицу, пацаны! — распорядился Вовка, наблюдая как наливается багрянцем костлявая морда Ланге. — Можно его вывести на улицу, герр кантиненляйтер? — запоздало осведомился он у немца.
Ланге согласно кивнул и повелительно взмахнул рукой, как будто стряхивал с ладони какую-то грязь:
— Hundedreck (Дерьмо собачье)!
Подхватив незадачливого товарища под руки и ноги, мальчишки оттащили его на свежий воздух. Положив Буханкина на влажную от росы траву, курсанты поспешили вернуться в сарай.
— Герр континенляйтер, можно? — Вовка протянул раскрытую ладонь, в которую Ланге скинул окровавленный нож.
Путилов крепко стиснул в кулаке еще теплую рукоять ножа, решительно распахнул клетку с курами. Выдернул из нее подрагивающий перьевой комок и швырнул его на колоду. Чвяк! — Нож, легко срубив голову птице, завяз в измочаленной древесине. Отрубленная голова, сверкнув глянцевым зрачком, вмиг затянувшимся матовой пленкой, упала под ноги мальчишке.
— Гут! — кивнул немец. — Карашо! Теперь делайт так, — он подвесил обезглавленное тельце за ногу на специальный крюк, вбитый в бревенчатую стену сарая, и выдернул клок перьев, — ощипайт. Голый птица — на кухню. Ферштейн?
— Яволь!
— Гут! Как закончить — du wirst mir sofort berichten (доложишь мне немедленно).
— Э… Нихт ферштеен! — Вовка не понял, что от него хочет немец.
— О, майн готт! Думкопф! Доложить в тот же момент!
— Яволь!
Ланге удовлетворенно кивнул и вышел из сарая.
— Так, пацаны, — Вовка тут же взял инициативу в свои руки, — кто еще крови боится? Есть еще такие, как Буханкин? Лучше сразу скажите, — попросил он, — а то потом поздно будет!
— Да уже, наверное, поздно, — фыркнул Петька, — этот индюк надутый всяко наставнику сообщит.
— Разберемся! — отрезал Вовка. — Значит, больше никто больше не боится курей резать? А?
— Да вроде бы… — с какой-то неуверенностью в голосе произнес Семка Вахромеев. — Только противно…
— Ишь, какой чистюля выискался! — презрительно сморщил нос Петька. — Вот с тебя и начнем.
Незнанский выдернул нож из колоды и сунул его Семке:
— Держи! Пацаны, куру дайте, — попросил он своих подчиненных.
Кто-то из мальчишек достал птицу из клетки и, придерживая руками, распластал её на колоде.
— Руби! — скомандовал Петька.
Семка слегка покраснел и тяжело сглотнул тягучую слюну, заполнившую рот. Затем он громко выдохнул, взмахнул острым лезвием и закрыл глаза. Нож пошел вниз, но остановился у самой колоды:
— Не могу!
— Можешь! — жестко произнес Вовка. — Можешь, я тебе говорю!
— Не могу!
— Сопли подбери! — рявкнул Путилов. — Нож поднял! На раз-два… Понял?
Семка судорожно кивнул, сжимая в потных ладонях деревянную ручку тесака.
— Раз! — отчетливо произнес Вовка. — Два!!!
Вахромеев, зажмурившись в очередной раз с силой опустил нож, который, перерубив хрупкую птичью шею, глубоко завяз в колоде.
Пацаны радостно загомонили, хлопая Семку по плечам.
— Молодец, Семен! — похвалил мальчишку Петька. — Так и надо! Ты настоящий мужик.
— Я сделал это, пацаны! Сделал… — дрожащим голосом бубнил Вахромеев.
— Молодец, курсант! — произнес Вовка. — Теперь нужно закрепить: еще куру давай! — крикнул Путилов, выдергивая нож из колоды и вкладывая его в ходившие ходуном руки пацана.
Курицу опять распнули на «жертвенном» пне.
— Раз! Два! — вновь скомандовал Вовка и Семка опять махнул зажатой в руке острой сталью.
— Молоток! — похвалил мальчишку Вовка. — Следующую давай!
На этот раз все прошло без сучка, без задоринки — Семка даже зажмуриваться не стал.
— Раз… — только и успел произнести Путилов, как куриная голова была отрублена. — Вот это другое дело! — облегченно выдохнул обергефрайтер. — Давай, пацаны, по очереди. Нам еще их и ощипать надо успеть.
Курсанты быстро выстроились в некоторое подобие очереди и принялись споро отрубать головы птицам. В обморок больше никто не падал, только у некоторых мальчишек нет-нет, да и подрагивали руки.
— Во, посмотрите, кто к нам вернулся! — весело воскликнул Петька, заметив появившегося в дверном проеме Буханкина.
Выглядел Каравай не лучшим образом: промокшая гимнастерка была испачкана какой-то грязью, бледное лицо заляпано зеленой жижей, в ежике волос застряли сухие прошлогодние листья.
— Красавец, нечего сказать! — развел руками Незнанский.
— Это… хлопцы, а чего приключилось-то? — хлопая ресницами, поинтересовался Буханкин.
— Ты посмотри, Вовка, он еще и спрашивает? — рассерженно зашипел Петька. — Да нам из-за тебя…
— Подожди, Петька, — Путилов дернул друга за рукав, — пока ничего не случилось.
— Ну, так случится! Думаешь, что Жердяй это так просто оставит?
— Не гони коней, Петька! А ты, Каравай, совсем ничего не помнишь?
— Ну… так… немного… — начал заикаться Толик, наткнувшись взглядом на пирамидку куриных голов, лежащую подле колоды.
— Братцы, да он крови боится! — закричал Прохор Кузьмин — крепкий и горластый пацан. — Накось, держи! — И он сунул в руки Караваю обезглавленную куриную тушку прямо в лицо.
Буханкин отшатнулся, побледнел еще сильнее, хотя, казалось бы, больше некуда, конвульсивно содрогнулся и сложился пополам. Его вырвало желчью прямо на кучу куриных голов.
— Ты чего творишь-то? — возмущенно завопил Прохор, которого слегка забрызгало рвотой. — Форму мне облевал!
— Да ты сам хорош! — неожиданно вступился за Буханкина Семка Вахромеев. — Ты зачем ему в морду куру толкал? Он еще от обморока не очухался!
— А я откуда знал, что он еще и облюется, гад такой! Вернемся в расположение — постираешь! — брезгливо протирая испачканную гимнастерку пучком перьев, процедил сквозь сжатые зубы Кузьмин.
— Сам постираешь свои тряпки! — безапелляционно заявил Вовка, сверля глазами Прохора. — Семка прав — нечего было ему в харю курой тыкать!
— Да ты кто такой, чтобы мне указывать? — выпятив грудь колесом, со злостью в голосе произнес Кузьмин. — Этот дундук мне форму изговнял, он же и постирает!
— Ты офонарел, что ли, Кузьмин?! — Петька сильно толкнул Прохора кулаком в грудь. — Ты как со старшим по званию разговариваешь?
— Тоже, мне, нашлись старшие! — презрительно сплюнул на пол Кузьмин. — Че вы мне сделаете?
— Ах, вот, ты, как? — Петька неожиданно прыгнул на Прохора, и они покатились по земляному полу сарая, сметая с него старый куриный помет.
— Давай, Петька, дай ему как следует! — загомонили мальчишки, которым заносчивый Прохор тоже успел насолить. — Пусть не думает…
— А ну-ка прекратить!!! — заорал Вовка, во все горло. — Встать!!!
Но дерущиеся мальчишки не обратили на приказ обергефрайтера никакого внимания, продолжая воодушевленно мутузить друг друга.
— Хлопцы, давайте разнимем их! — крикнул Семка. — Вдруг Ланге сейчас воротиться — то всем влетит!
Совместными усилиями драчунов удалось оттащить друг от друга. Сейчас они стояли, тяжело дыша, перед Вовкой со скрученными за спиной руками.
— Значит так, — совершенно спокойно произнес Путилов, — Кузьмину — неделя карцера, Незнанскому — два дня…
— За что, Вовка? — пылая праведным гневом, воскликнул Петька. — Я ж его, падлу, — мальчишка попытался пнуть недруга в колено, но у него ничего не вышло — слишком далеко друг от друга их держали, — на место хотел поставить!
— За драку, за неподчинение приказу, — тоном, не терпящим возражений, ответил Вовка, — чтобы и остальным стало ясно, что никакие дружеские отношения не помогут, если ты провинился. — Три дня карцера, — накинув еще денек, «подвел черту» Путилов. Командование отделением пока примет на себя… — Вовка оглядел цепким взглядом мальчишек. — Семен Вахромеев.
