— Отделение! Встать! — быстро скомандовал Вовка по-немецки, едва завидев Михаэля.
— Вольно, — небрежно махнул рукой Сандлер. — Садитесь. Путилов, ко мне.
— Слушаюсь, герр мастер-наставник! — произнес Вовка, голодным взглядом провожая исходящую душистым паром тарелку каши.
— Пойдем-ка, поболтаем, — выйдя на улицу, сказал Сандлер, направляясь к ближайшей скамейке. — Садись, — предложил он Путилову, хлопая рукой по потемневшей древесине.
Вовка сел рядом, безбоязненно взглянул в льдисто-голубые глаза мастера-наставника, ожидая продолжения разговора.
— Ну, рассказывай, как дошел до жизни такой? — закуривая, риторически спросил Михаэль.
— В смысле? — переспросил Вовка. — Вы о чем?
— Не понял что ли? — фыркнул, ухмыльнувшись Сандлер. — Ты как умудрился за одно дежурство двоих своих бойцов в холодную упрятать?
— А-а-а? Вот вы о чем?
— Угу, об этом самом, — выпустив дым из ноздрей, подтвердил мастер-наставник. — Ты, часом, не зазнался, паря? Думаешь, получил нашивки обергефрайтора, так все можно?
— Да нужны мне ваши нашивки — я не напрашивался! — тут же окрысился Вовка. — Да я их в гробу видел, в белых тапках. Забрать можешь…
— Не зарывайся, курсант! — резким окриком осадил мальчишку немец. — Не забывай, кто здесь отдает приказы! Нашивками он разбрасываться будет… Я тебя быстро к приятелям в карцер определю!
— Вот! — победно воскликнул Путилов, в возбуждении вскочив с лавки. — Я их за это же самое в карцер! За неподчинение…
— Ну-ну, — неожиданно улыбнулся Михаэль. — За неподчинение, говоришь?
— Ага, — кивнул Вовка.
— А дружка своего, Незнанского, в холодную за это же определил? Не жалеешь?
— Ну… — слегка замялся Вовка, — есть немного. Но так было нужно… Иначе, какой из меня командир?
— Молодец, Путилов! — неожиданно похвалил мальчишку Сандлер. — Можешь считать, что прошел еще одну проверку на соответствие. Я в тебе не ошибся!
— Так все, что было, только проверка?
— А ты как думал? — вопросом на вопрос ответил Михаэль. — Вся ваша жизнь в стенах школы…
— Псарни, — произнес Вовка.
— Называй, как хочешь — смысл от этого не изменится, — не стал спорить наставник. — Вся ваша жизнь на «Псарне» — это одна большая проверка.
— Что будет с теми, кто эту проверку пройти не сможет? — напрямую спросил Вовка, вспомнив о Каравае.
— Не знаю, — пожал плечами Михаэль. — Это не в моей компетенции, да мне и все равно, если честно. Скорее всего, отправят таких вот несостоятельных вояк в ближайший интернат, где будут целенаправленно выращивать из них очередное работящее быдло… А почему тебя волнует этот вопрос? Тебе такая участь не грозит.
Вовка вновь замялся, осознав, что, не желая того, случайно «подставил» Буханкина.
— Давай, колись, что у тебя там произошло, — миролюбиво посоветовал Сандлер. — Я все равно об этом узнаю, так или иначе… Короче, Путилов, кто в первом отделении крови боится?
— Буханкин… Ой! — Вовка запоздало понял, что теперь он точно прокололся и сдал Каравая по полной программе. — А как вы догадались? Ну, насчет крови?
— Да тут и не нужно быть семи пядей во лбу, — развеселился Михаэль, — куры — это одна из проверок, помогающая нам выявить…
— Тех, кто боится крови? — догадался Вовка.
— В общем, да, — кивнул Сандлер. — Так можно выявить тех, кто не переносит крови. Именно не переносит, — заострил Вовкино внимание Сандлер, — с боязнью можно бороться. Боязнь можно преодолеть, а непереносимость — это полный швах! Вот твой Буханкин, он крови боится или не переносит? — спросил наставник.
— Он в обморок падает!
— Это плохо — придется его списать. Я встречал таких на фронте… Хороших бойцов из них не выйдет, как тут не выеживайся. Уж поверь мне на слово! Буханкин один пока такой, или еще уникумы есть?
— Кто есть? — переспросил Вовка.
— Уникумы, — повторил Сандлер. — Не такие, как все. Ну, типа Буханкина твоего.
— Не-е, — помотал головой Путилов, — таких больше в отделении Незнанского нет.
— И слава Богу! — воскликнул Михаэль. — Один на отделение — еще туда-сюда, несмотря на то, что процент отсева у нас запланирован высокий…
— А что это — процент отсева? — не удержавшись, спросил Вовка, хотя уже догадывался, о чем пойдет речь.
— После обучения вас должно остаться меньше половины, — пояснил наставник. Хорошо, если треть — отбор будет жестким!
— Ничего себе! — присвистнул Вовка. — Это же такая куча народа!
— Хорошо, что ты это понимаешь, — одобрительно произнес Михаэль. — Поэтому старайся, — вновь повторил он, чтобы не попасть в этот процент… Да, — вспомнил Сандлер, — так что там у тебя произошло с Незнанским и с этим, как его… — Сандлер пощелкал в воздухе пальцами.
— Кузьминым? — подсказал Путилов.
— Да, с Кузьминым, — кивнул Михаэль. — Неподчинение приказу, дело, конечно, серьезное… Однако, что конкретно они натворили?
— Да просто Кузьмин приборзел, — пояснил Вовка. — Злобу затаил, наверное, что я его гефрайтером не назначил…
— Бывает такое, — согласился Сандлер, — я этого в армии навидался, да и на гражданке хватало.
— Ну, в общем, озлобился Прошка, а когда Буханкин ему форму облевал…
— Вот даже, как? — рассмеялся Михаэль. — Он, оказывается, не только в обморок падает, а еще и блюет почем зря?
— Так ему Кузьмин курицу с отрубленной башкой прямо в морду засунул. Вот его и вывернуло. Кузьмин начал на Каравая… то есть на Буханкина, — поправился Вовка, — наседать, чтобы тот ему форму постирал. Но тут вмешался Незнанский, и сказал, что Прошка сам виноват: не надо было ему курой в лицо Буханкину тыкать. И он, как командир отделения, приказывает Прохе стирать форму самому.
— Что ж, резонно, — произнес Сандлер, закуривая очередную папиросу. — И что Кузьмин?
— А Кузьмин сказал, что в гробу видел все наши приказы, нас ну и…
— Понятно, уперся парнишка. Ну, а Незнанский попытался решить вопрос кулаками?
— Точно! — ахнул Вовка. — А как вы догадались? Вас же там не было.
— А хочешь, я тебе расскажу, что дальше было? — предложил наставник. — Они сцепились, тут и ты влез. Ты кричишь, а они не слышат — морды друг другу чистят. А потом вы всем скопом драчунов разняли и в карцер отволокли. Так?
— Так, — пораженно выдохнул Путилов. — Только Петька сам пошел…
— Осознал, значит, свою вину?
— Так точно, осознал. А вот Кузьмин до последнего трепыхался, кулаками все махал…
— Боевая злость, это, в общем-то, неплохо… — задумчиво произнес наставник. — А вот то, что он командиров ни во что не ставит — с этим надо что-то делать. Ладно, Путилов, разберемся. Считаю, что в этой ситуации ты поступил правильно, хоть и нажил себе недоброжелателя.
— Да я этого Кузьмина…
— Ты остынь для начала. И подумай вот о чем: в боевой ситуации этот Кузьмин может и пулю тебе в спину пустить. Командир должен быть уверен в каждом из своих бойцов! Слаженная боевая единица, в которой один за всех и все за одного — в десятки раз эффективнее, чем сборище недовольных друг другом, а еще хуже — недовольных командиром солдат. Хороший командир — он, плоть от плоти своих подчиненных, он знает их проблемы, переживает вместе с ними их беды, радуется их достижениям… Одним словом, командир это…
— Слуга царю, отец солдатам? — помимо воли вырвалось у Вовки. Эти строчки намертво впечатались в сознание мальчишки в партизанском отряде. Очень уж любил декламировать Лермонтова политрук отряда.
— У! — удивленно взметнулись вверх брови Сандлера. — Лермонтов. «Бородино». Откуда?
— Оттуда, — дерзко глядя в глаза немцу, ответил Путилов.
— Ах, да, извини, забыл о твоем партизанском прошлом. Несмотря ни на что, Михаил Юрьевич правильно удивительно точно ухватил суть настоящего командира: как-никак, а послужить ему довелось преизрядно. Да и повоевать ни где-нибудь, а на Кавказе. Это отлично, что ты помнишь эти строки. Не забывай их никогда! Командир, он воистину отец солдатам, в самом прямом смысле этого слова! Если ты научишься быть «отцом» для своих подчиненных, уж поверь мне, что и они не останутся в стороне.
— Да, я все понял, герр Сандлер.
— Молодец. Иди, доедай свой завтрак, — Сандлер поднялся с лавки, показывая, что разговор закончен.
— Слушаюсь! — Вовка подскочил с лавочки вслед за наставником.
— Свободен! — повторил свое распоряжение Михаэль.
Вовка развернулся на каблуках и припустил рысцой к кухне, надеясь, что оставленная «без присмотра» каша еще не остыла. Он забежал в столовую, топая сапожищами по рассохшимся половицам. В обеденном зале он обнаружил только одного мальчишку — Котьку Полякова, тщательно протирающего мокрой тряпкой усыпанный крошками стол, за которым завтракали дежурные.
