Приняв в 1896 году «Мономах» у капитана 1 ранга Зиновия Рожественского, Ухтомский проделал с ним путь на Дальний Восток. А там столкнулся с английским «торговцем» — однако вместо снятия с капитанской должности сумел договориться «по-хорошему», причем «британца» отремонтировали за счет казны. А еще его осыпали орденами — непонятно за что кайзер наградил орденом Красного Орла 2-й степени, да еще выделил аудиенцию, где принял князя вместе с адмиралом принцем Генрихом Прусским. Такое внимание со стороны венценосных особ к «его сиятельству» раздражало многих русских моряков, и Витгефт тут не был исключением.
А та же пьяная драка русских матросов с минного крейсера «Гайдамак» с японцами в Нагасаки?!
Ухтомский показал себя настоящим дипломатом, так проведя следствие, что остались довольны обе стороны, да еще получил от микадо орден Восходящего Солнца 3-й степени. А сам ведь никудышный моряк, только с невероятным везением, тут ему опять не откажешь — когда во время стоянки на внешнем рейде Порт-Артура налетел тайфун, то «Владимир Мономах» отделался легкими повреждениями, а вот стоявший рядом на якоре китайский крейсер погиб с половиной команды.
Благодаря связям два года был морским агентом в Англии, потом заведовал командами 1-1 флотской дивизии, и последние два года провел в кресле начальника штаба Кронштадтского порта, вместе с производством в чин контр-адмирала. И перед нападением японцев князя перевели на Тихий океан младшим флагманом эскадры.
Князь оказался единственным адмиралом, что находился на корабле в момент нападения японских миноносцев — и вместо наказания получил орден Станислава 1-й степени с мечами. Причем, Ухтомский имел наглость обвинить его, как начальника штаба наместника в совершенно неправильной диспозиции и непродуманных решениях, которые привели к значительным потерям в русском флоте. Такой выходки ни наместник, ни сам Вильгельм Карлович, прощать ему были не намерены. Однако, пока эскадрой командовал вице-адмирал Макаров, сделать ничего его однокашнику было нельзя — и тут имелись корпоративные связи. Но вот после гибели «Петропавловска» со строптивым адмиралом, наместник сам принял командование флотом, тем задвинув Ухтомского, обвинив его в подрыве «Победы» на мине, когда князь отводил деморализованную эскадру к гавани.
Последние два месяца, по мере вхождения в боевой состав трех поврежденных броненосцев и крейсера «Паллада» Ухтомский стал вести себя строптиво. Требовал активных действий эскадры, ведь японцы совершенно безнаказанно проводили в захваченный Дальний караваны транспортов один за другим, привозя подкрепления и снабжая свою армию в Маньчжурии. И, не понимал глупец, что каждый выход в море сопряжен с рисками подрывов на мине — едва отремонтировали «Севастополь», как двенадцать дней тому назад подорвался броненосный крейсер «Баян», как минимум, на месяц вышедший из строя. А будущий прорыв во Владивосток может привести к таким потерям, что от флота ничего не останется!
Витгефт тяжело поднялся из кресла, прошелся по салону. Требовалось встретить Ухтомского стоя, чтобы показать князю, что именно он командует эскадрой, как бы не шептались за его спиной злые языки…
— Вильгельм Карлович, я прошу меня просто выслушать, уделив буквально несколько минут своего времени. Потому попросил короткой встречи с вашим превосходительством.
— Я рад вас видеть, князь, — Витгефту удалось сдержать гримасу и не показать своего настоящего отношения к Ухтомскому. Называть его по имени-отчеству не хотелось, а согласно уставу можно было обойтись без чина — его заменял титул, по которому могли обращаться вышестоящие начальники. А вот нижестоящим подчиненным требовалось обращаться уже как к «его сиятельству». И многих заслуженных офицеров такие правила раздражали — «порода» шла выше заслуг перед отечеством!
— Ваше превосходительство, японцы завтра снова обстреляют наши корабли из своих 120 мм дальнобойных пушек. Они как вы сами понимаете, не имея возможность корректировать огонь, бьют по счислению места. То есть, их шпионы точно показывают на карте месторасположение нашего корабля, вносят поправки — рано или поздно последуют попадания.
— Вы меня не удивили, князь, — Витгефт едва сдержал нахлынувшее раздражение. — Предлагаете нам самим ловить вражеских шпионов, хотя это дело жандармов!
— Никак нет, Вильгельм Карлович. Я сейчас не могу сказать вам правду, но завтра утром в семь часов 55 минут японцы начнут новый обстрел. Их целью, на этот раз станет «Ретвизан» — в броненосец попадет семь снарядов, будет пробита передняя труба, сбита 75 мм пушка. Но самым опасным станет попадание в районе 26-го шпангоута — снаряд попадет ниже броневого пояса, будет пробоина размером в два квадратных метра — броненосец примет четыреста тонн воды. Капитан 1 ранга Шенснович и полтора десятка нижних чинов получат легкие ранения осколками!
— Извольте немедленно объяснить, с чего вы сделали столь нелепое предположение?! Вы стали пророком на манер Кассандры?!
— У борта броненосца прямым попаданием будет потоплена баржа с двумя шестидюймовыми пушками, — Ухтомский проигнорировал вопрос.
— С чего вы взяли, князь?!
Витгефт не скрывал растущего раздражения, от такого предсказания просто обомлел вначале, а теперь чувствовал, что внутри клокочет гнев. Но тут пришла в голову новая мысль, и он подошел поближе. Но нет, запаха спиртного совершенно не ощущалось. Вроде не обезумел князь, не перепил водки. А то с непьющими всякое бывает, приходилось видеть одержимых. Пусть его лучше посмотрят лекари?
Однако ответ последовал, совершенно холодным голосом, да и глаза Ухтомского говорили о том, что он вполне нормален.
— Все дальнейшие объяснения смогу дать завтра вашему превосходительству, когда вы все увидите собственными глазами!
Схема бронирования и вооружения броненосца "Ретвизан"
И повернувшись, немедленно вышел из салона, оставив Витгефта — но адмирал уже решил, что нужно предпринимать меры, они показались ему в такой ситуации неотложными…
Глава 4
— Вот так кунштюк, — пробормотал Ухтомский, рассматривая утреннюю суету в гавани. С мостика «Пересвета» был хорошо виден «Ретвизан», у борта которого стояла баржа. Но в отличие от сна, на этот раз не с пушками, а с терриконом угля, который набивали в мешки и поднимали грузовыми стрелами на броненосец. Носовую часть корабля прикрывал небольшой пароход, причем в том самом месте, куда должен был попасть самый опасный снаряд сделавший подводную пробоину. Чуть в стороне лениво дымил единственной трубой буксир «Сибиряк», способный оттащить к берегу как баржу, так и пароход, если те получат попадания.
— Немец то он немец, наш Вильгельм Карлович, в предсказания не верит, но на всякий случай решил подстраховаться, — пробурчал Павел Петрович, и после короткой паузы сделал вывод. — Вот потому лекарей не вызвал, решил вначале убедиться собственными глазами.
Весь вчерашний день прошел в хлопотах — как младший флагман эскадры Ухтомский отвечал за готовность главных сил к предстоящему сражению с японским флотом. На броненосцы уже вернулись высаженные команды, но некомплект нижних чинов ощущался, ведь в бою и при обстрелах неизбежны потери. А еще практически на всех боевых кораблях линии спешно устанавливали орудия, снятые вследствие бестолковости распоряжений командующего, а ведь этого можно было избежать.
Да, 47 мм и 37 мм пушки Гочкиса необходимо было снимать с броненосцев — с ролью противоминных орудий они не справлялись, это было понятно всем морским офицерам. А вот в крепостных укреплениях они вполне могли быть использованы в качестве противоштурмовых пушек, имея разрывные снаряды. К тому же за их счет, а весели пушки с боекомплектом и расчетами не так уж и мало, можно было принять дополнительный уголь, а его требовалось много из-за скверного качества — кардиф берегли для того момента, когда потребуется дать максимальный ход.
