В резиновых сапогах по городу ходить имеют право только сантехники, учащиеся ПТУ и колхозники, так что без кастомизации не обошлось. Первым делом — голенища нахрен! То есть отрезал с пролетарской беспощадностью, сделав свою обувь высотой с классические берцы. Потом взял взаймы прибор для выжигания по дереву и тоненько так изобразил на союзках, то бишь головках сапог имитацию швов классических ботинок. На сладкое — настоящая шнуровка и язычки, пришитые суровыми нитками. Это чтоб вода через шнуровку не затекала. Язычки для берцев вырезал из голенищ. Как последний штрих кромки получившихся ботинок обшил полоской черной кожи, чтоб не бросался в глаза голимый самоштоп. В первом приближении у меня получились классические такие высокие ботинки на шнуровке, которые не снимутся с ноги в чавкающей грязи, удержат ногу от вывиха на кочках, не пропустят воду и позволят мне выглядеть более-менее человеком в нашем замечательном и местами гламурном городке. А во втором внимательном рассмотрении становится заметно, что десантные американские ботинки когда-то могли быть советскими резиновыми сапогами, но это неточно.
В каком месте Новоузловск гламурен? Не знаю, еще не натыкался. Но люди говорят, что порой в городской Дворец культуры машиностроителей приезжают настоящие звезды. И тогда на отдельно взятых двух-трех квадратных метрах сцены город вполне соответствует высоким стандартам культуры. Не верите? И я не верю, но уважаемые люди зуб давали, что на местном стадионе недавно пели Магомаев с Синявской. Конечно, не Лучано Паворотти с Монсератт Кабалье, но всё равно звезды Союзной величины. Кстати, мне Магомаев нравится, особенно тому мне, который долго жил, он вообще к настоящему вокалу относится с уважением. Видать, моя неосознанная тяга к джазу образовалась от этой личности.
Я вообще просматриваю свою его память и офигеваю — насколько в том несостоявшемся уже будущем тому мне хорошо жилось! В магазинах всего завались, кооперативную квартиру можно купить в кредит не каким-то избранным, а вообще всем, если заработок позволяет, тамошние машины — это вообще песня! Любые тачки из любых стран доступны, опять-таки при наличии денег. В том будущем государство дороги не успевает строить, машин столько, что им разъезжаться на улицах тяжело. Реально, кроме шуток! И это всё частные машины. А еще круче — любой человек может купить любую машину, в смысле даже грузовик. Да что грузовик — этот хмырь, который тоже я, как-то примерялся взять себе не то бронетранспортер, не то Бардак. То есть БРДМ, колесный маленький броневичок, бронированную разведывательную десантную машину. В том мире это было можно! Или будет можно? Хрен знает, где я живу, так что не уверен, доживу ли до такой демократии.
Теплый носок на ногу, и вперед по снежной каше, переходящей местами в снеговой суп, а то и снежный компотик. Вы не представляете, какой это кайф — идти не там, где позволяет ландшафт, а в нужном направлении, игнорируя лужи. Прям-таки детский восторг, с трудом останавливаю в себе порывы забуриться в середину лужи и поискать самое глубокое место.
— Ништяк ботинки! Где достал?
— Где достал, там уже нету. Чего хотел, Юрик? — Попову только дай шанс, он выцыганит лошадь у цыгана, да еще и приплату с него возьмет за уход. Страшный человек, к тому же умный не по диплому. Знания почти энциклопедические странно диссонируют с дипломом местного техникума и соответствующим диплому поведением.
— Вот смотрю на тебя, Фролов, и удивляюсь. Вроде сам не местный, никого почти у нас не знаешь, а барахлишко где-то достаешь зачетное, словно зять заведующей складом. Аль подженился втихарцуху? Это бы многое объяснило.
— Юр, я как тот герой Гомера, в любой ситуации найду что-то хорошее, продам и на полученный доход нормально жить буду.
— Это ты про Одиссея что ли? Жадными ручками серебро-злато стяжаешь? — говорю же, уникальный тип в гоп-компании затесался.
— Ладно, Попов, сдавай смену, хорош языками чесать.
— За стольник отдашь?
— Ботинки? Так я в них уже хожу. Зачем они тебе?
— Тоже ходить буду. Нормальные прохоря, по весне самое то.
— Сто пятдесят!
— Ты что, они ж ношеные у тебя!
— Нормальные прохоря, один день относил всего.
— Не промокают?
— Резина цельная, чему тут промокать?
— Сто двадцать.
— Сто тридцать.
— Короче, сотка с уголком!
Блин, как неудобно получилось. В том плане неудобно, что после смены домой я шел в своей сменной обуви, летних полуботинках, по подмерзшим лужам. Зато на сто двадцать пять рублей богаче. А новые берцы я себе вырежу прямо на этой неделе. Удачно получилось, что мастерил я их не в станционной мастерской, а у себя в комнате. Не дай бог, пошел бы слух, что Фролов самоштоп лепит и коллегам продает за офигенные деньги. Особенность местного менталитета я давно заметил — чужому дяде свои кровные отдать можно, а товарищу заплатить за то же самое уже в падлу. Между своими в обороте не деньги, а ответные услуги. Причем, работники торговли под это правило не попадают, они и ободрать «своих» могут совершенно свободно, и обмануть тоже. Особая каста какая-то выросла из торгашей. Как я понимаю, в их парадигме услугой считается сама возможность что-то достать с переплатой. Мол, тебе как своему дефицитный товар за две цены продам, а чужому никогда и ни за какие коврижки. Так что с тебя бабки и ответная услуга.
Не люблю торгашей, надеюсь их в этом мире жизнь накажет как в том. А в том альтернативном мире они просто никем не уважаемый обслуживающий персонал. В том мире вся власть и влияние у капиталистов, буржуев, богачей. И никакой партии и партийной номенклатуры. То есть партий много, партии ничего не решают, всё решают чиновники, которые очень быстро становятся капиталистами, и капиталисты, которые для пользы своего бизнеса идут во властные структуры. Мерзко и честно одновременно. Выборы примерно такие же, как и в СССР, то есть неважно, кто как голосует, всё давно уже выбрано за нас. Не люблю партноменклатуру, заранее не люблю чиновников-капиталистов, даже если их в моём мире не будет.
Но не люблю я всех этих людей молча. У любимого писателя Горького среди рассказов цикла «Сказки об Италии» есть притча про «Горячее сердце Данко». Там один типус, главный герой рассказа, взялся спасать своё племя, уводить от врагов и сопровождать его через чащи и болота. Вырвал герой своё пламенеющее сердце, осветил путь и вывел племя в безопасную локацию. И сразу умер, моментально всеми забытый. «А какой-то осторожный человек затоптал горящее сердце Данко, чтоб не вышло чего нехорошего» Так вот, не настолько я люблю население своей многонациональной братской страны, чтоб тупо за него подставляться как этот Данко. Наверняка среди городских сумасшедших есть радетели за свободу и демократию, не готов отбирать у них хлеб в тех психушках, где им самое место. Я буду жить и работать на благо небольшой части граждан страны, пока очень небольшой. И если каждый на своём месте поступит также, то сыты и счастливы будут все граждане Страны Советов. Или это не так работает?
Вторые берцы были пошиты максимально идентично первым. Не хочу обвинений в том, что я их сам шью. Домыслы и догадки это одно, а прямые улики — совсем другое дело. Кстати, за всю зиму меня не спалили с малиновой дубленкой, ни одному знакомому не пришло в голову, что такой стильный кожушок мог произойти от военного полушубка, в каких ходят стрелки вневедомственной охраны и составители.
В начале апреля меня внезапно вызвал к себе начальник станции. Ну как вызвал, попросил зайти в свободное время на разговор. Потому как вызвать в мой выходной никто не может.
— Догадываешься, Перт, какой у меня к тебе разговор?
— Чего-то вам от меня надо. Скорее всего, сунуть в какую-нибудь задницу хотите.
— Да нет, не угадал. В Отделении дороги есть мнение, что ты уже достаточно освоился на станции, показал себя с хорошей стороны… — Шафорост сделал паузу, давая мне возможность продолжить за него. А хрен вам, уважаемый руководитель, не подхвачу фразу. Сам крутись.
