– И что мне теперь делать? – спросил лотарингец у фон Зальца, после того как пир был окончен, и сына высокопоставленного отца препроводили во дворец, отныне ему принадлежащий. Дворец находился вне стен цитадели, зато это было едва ли не самое красивое здание в городе, обнесенное к тому же высоким каменным забором.
– Поблагодарить Бога и своего мудрого советчика, – улыбнулся благородный Вальтер. – Ты первым добился того, о чем мечтают все крестоносцы. Теперь Эдесса – это твой дом, Болдуин. И все окрестные городки, села и крепости тоже твои.
– Но я всего лишь наследник.
– А разве этого мало? – удивился фон Зальц. – Князь Торос далеко не молод, ему уже давно перевалило за пятьдесят. Зато после его смерти никто не посмеет упрекнуть тебя, что ты владеешь этим княжеством не по праву. Можешь отныне смело называть себя графом Болдуином Эдесским, ибо никому и в голову не придет, оспаривать у тебя этот титул. Правда, я настоятельно бы советовал тебе заручиться поддержкой благородного Готфрида, все-таки он не только твой старший брат, но сюзерен.
– Ты полагаешь, что Готфрид может отнять у меня этот город? – испугался Болдуин.
– С его стороны это было бы безумием, – покачал головой Вальтер. – Да и зачем ему Эдесса, если он нацелился на Иерусалим. Речь не о Готфриде, Болдуин, а о безумцах вроде Танкреда, всегда завидующих чужому успеху. Именно от них ты должен просить защиты у брата. В свою очередь, почтенный Самвел сделает то же самое, но уже от имени твоего названного отца, князя Тороса, и знатных мужей Эдессы. Этому человеку, граф, ты можешь верить как самому себе. Твои интересы, это его интересы.
– По-твоему, мне сейчас следует отправиться к брату?
– Крестоносцы уже осадили Антиохию, Болдуин, – пояснил Вальтер. – Твое отсутствие может быть расценено, как отступничество. Как отказ от клятвы, принесенной Богу. Не следует ставить себя в положение изгоя, граф. Наоборот, ты должен доказать, что тобой двигала не корысть, а желание помочь святому делу. Крестоносцы могут теперь безбоязненно двигаться на Иерусалим, имея за спиной дружественную Эдессу.
– А Антиохия? – напомнил Болдуин.
– Мы возьмем этот город, – уверенно произнес Вальтер. – В этом ты можешь не сомневаться, граф Эдесский.
Город Антиохия был построен в двенадцати милях от моря, на левом берегу реки Оронт, еще во времена римского владычества. С распадом Римской империи город отошел к Византии, потом он был завоеван арабами. В последней трети десятого века басилевсам ценой невероятных жертв и усилий удалось вернуть Антиохию под свою руку. Увы, ненадолго. В 1084 году город оказался во власти сельджуков. С 1087 года ею правил Аги-Сиан, до этого служивший атабеком у султана Мелик-Шаха. Воспользовавшись враждой эмиров Дукака Дамасского и Ридвана Халебского, удачливый атабек добился полной самостоятельности. Об этом Вальтеру и Болдуину поведал почтенный Самвел, когда величественный город вдруг явил себя изумленным лотарингцам. Антиохия представляла собой крепость, созданную не без помощи природы: на юго-западе ее защищали горы, на северо-западе – река, на западе – море. В шестом веке, во времена императора Юстиана, вокруг города – и по болотистой местности, и по горным склонам – возвели мощные стены. После отвоевания Антиохии у арабов, их еще более укрепили. Причем стены города достигали такой толщины, что, по словам Самвела, на них могла уместиться четверка лошадей, запряженных в колесницу. В эту стену были встроены 450 башен. А в юго-восточной части города, на склоне горы Сильпиус, высилась цитадель, практически неприступная. Почтенный Самвел мог бы и поберечь свое красноречие. Огромный город и сам по себе производил ошеломляющее впечатление. Сердце защемило даже у Вальтера фон Зальца, что уж тут говорить о Болдуине и его рыцарях, уже получивших хороший урок сначала под стенами Константинополя, а потом и под стенами Никеи. Взять такой город штурмом было практически невозможно, хотя Самвел утверждал, что силы Аги-Сиана невелики. Оставалась осада, наверняка долгая и одинаково утомительная, как для защищающих Антиохию сельджуков, так и для крестоносцев, раскинувших вдоль городских стен свои потрепанные шатры.
– А замок Ульбаш отсюда виден? – спросил Вальтер, оглядываясь назад.
– Взгляни на горную гряду, которая возвышается на правом берегу реки Оронт? – ткнул пальцем в горизонт Кахини. – На склоне одной из этих гор расположен Ульбаш. К замку ведет очень узкая тропа, где двум всадникам не разъехаться. А больше к нему никак не подобраться.
– За исключением подземного хода, – прищурился на мэтра Жоффруа рыцарь фон Зальц.
– Если твой знакомый, шевалье де Лузарш, не полный идиот, то для нас этот путь уже закрыт, – поморщился Кахини.
– Он умный, – огорчил почтенного Самвела рыцарь. – И хитрый. Быть может самый хитрый и умный из людей, которых я знаю. За исключением тебя, дорогой Жоффруа.
– Будет лучше для нас обоих, дорогой Вальтер, если здесь, в лагере крестоносцев, ты будешь называть меня, почтенным Самвелом.
– Согласен, – кивнул фон Зальц. – Но ты все-таки не сдержал слово, друг мой.
– Что ты имеешь в виду? – удивился Кахини.
– Ты так и не показал мне человека, побывавшего в мусульманском раю.
– Ты его видел, благородный рыцарь, – усмехнулся Хусейн. – Более того – взял к себе на службу в качестве оруженосца.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, почтенный Самвел, – насторожился фон Зальц. – Ты же знаешь, что оруженосцем рыцаря может быть только юноша благородного происхождения.
– За его род я ручаюсь, – твердо сказал Кахини. – За твердость в вере тоже. Он прекрасно владеет многими языками, включая твой родной. И имя у него подходящее – Ролан.
Фон Зальц, кажется, понял, о ком ведет речь мэтр Жоффруа, и обернулся. Юноше, которого лже-Самвел назвал Роланом, скорее всего, уже исполнилось двадцать лет. Вальтера, прежде всего, поразили его огромные темные глаза и черные как смоль курчавые волосы. Ролан не был похож ни на араба, ни на сирийца, ни на армянина. В лагере крестоносцев он сошел бы за провансальца.
– Мне показалось, что ты называл его как-то иначе, – в задумчивости покачал головой Вальтер.
– Теперь он Ролан, – усмехнулся Кахини. – И только это имеет значение в данный момент.
– Хорошо, – согласился фон Зальц. – Ролан будет оруженосцем, но только не моим, а барона де Менга. Благородный Леон растерял почти всех своих сержантов. Думаю, он очень обрадуется этому молодцу. Так же, впрочем, как и его жена. Благородная Адель хоть и не гурия, но свои бесспорные достоинства у нее есть.
– Например?
– Она любовница шевалье де Лузарша, и если Глеб действительно захватил замок Ульбаш, то рано или поздно он пригласит туда даму своего сердца.
– Коварный ты человек, Вальтер фон Зальц, – засмеялся Кахини. – Но это, пожалуй, к лучшему.
Крестоносцы были изумлены пышностью свиты благородного Болдуина. До лагеря, раскинувшегося у стен Антиохии, еще не дошли слухи об удаче, выпавшей на долю младшего брата Готфрида Бульонского. Зато всем сразу же бросился в глаза позолоченный шлем с роскошным султаном из перьев, одежда из парчи и огромный конь редких статей, легко несший гордого всадника. Рукоять и ножны меча, висевшего на поясе Болдуина, были усыпаны таким количеством камней, что буквально слепили глаза неосторожным наблюдателям. Прочие рыцари выглядели поскромнее, если их сравнивать с молодым графом, но на фоне прочих крестоносцев, истрепанных долгими переходами и грубой лагерной жизнью, они смотрелись как райские птицы в стае ворон.
Болдуин торжественно проследовал до шатра своего старшего брата и спешился у входа. Сам Готфрид, удивленный поднявшимся шумом, вышел навстречу гостям в простом гамбезоне, не успев даже опоясаться мечом. Он не сразу опознал Болдуина в склонившемся перед ним молодом человеке. Готфрид, которому уже исполнилось тридцать восемь лет, был невысокого мнения о младшем брате. На Болдуина, конечно, можно было положиться в сече, но ждать от него успехов на политическом поприще не приходилось.
– Ты что, захватил сельджукский обоз? – насмешливо спросил Готфрид у брата.
– Благородный Болдуин стал сыном и наследником правителя Эдессы князя Тороса, – мягко поправил герцога Вальтер фон Зальц.
К счастью, Готфрид был человеком далеко не глупым, а потому сразу же сообразил, что подобные подарки если и делаются, то с далеко идущей целью. У него не было причин, числить благородного Вальтера среди своих друзей, а что касается почтенного Самвела, то он вообще видел его в первый раз. Прежде чем принимать решение, Готфриду следовало разобраться в ситуации. Именно поэтому он пригласил гостей в свой шатер для серьезного разговора.
При этом разговоре присутствовали только близкие к Готфриду люди – граф Рено де Туле, Андре де Водемон, маршал Арнульф и виконт Леон де Менг. Обстановка в шатре одного из самых знатных вельмож Европы оказалась скромнее скромного. Почтенный Самвел, привыкший к восточной роскоши, с изумлением, как показалось лотарингцам, разглядывал грубо отесанные доски, брошенные на козлы. И хотя эти доски тут же, на глазах гостя, были покрыты материей, блеска внутреннему убранству шатра это не добавило. Готфрид широким жестом указал фон Зальцу и Самвелу на лавку, а сам сел напротив. Герцог Бульонский не отличался высоким ростом, возможно именно поэтому он предпочитал разговаривать с гостями сидя, глядя им прямо в глаза, тогда как восточные владыки обычно не пускали чужаков дальше порога.
