Оставшись один, Спок связался с коммуникационным каналом связи станции, чтобы заполучить информацию о Мордро – о его прошлом, о его настоящем и… Спока интересовало все, связанное с доктором Мордро.
Прежде всего он запросил запись о судебном процессе над Мордро из банка данных Алеф Прайма и получил ответ: «Нет информации». Он запросил еще раз, подкрепляя запрос аттестацией своей благонадежности, которой вполне хватало для шкалы секретности, присвоенной станции. И снова ответ был отрицательным.
Он запросил еще несколько банков данных о преступлениях, но и в них не нашел ничего. Служба новостей тоже не хранила никаких записей о докторе Мордро: в директории станции его дело не слушалось. Откинувшись на спинку кресла, Спок задумался над тем, что еще можно предпринять.
Возможно, доктор жил под вымышленным именем, но это не объясняет отсутствие записей: на суде он фигурировал бы под своим настоящим именем. А если суда не было…
Используя свои возможности, Спок немилосердно обманывал все компьютеры Алефа – их защита была слишком слабой, соответствующей местным возможностям, чтобы спрятать от него какую-либо информацию. Но нужной ему информации не было ни в одном компьютере.
Значит, доктор Мордро или вовсе не был судим и содержится под стражей незаконно, или все записи о суде над ним стерты – и в том, и в другом случае нарушена конституция Федерации.
* * *
Мандэла нашла Хикару в спортивном зале. Он приветствовал ее радостной улыбкой.
– Я уж боялась, что и это занятие не состоится, – сказала она.
– Это было бы еще большим нарушением графика, – отозвался Хикару. – И я тоже боялся, что ты не сможешь прийти.
– Мне всего-навсего надо сменить несколько щитов, но все, что я могу делать, – это заглядывать через плечи моих офицеров и заставлять их нервничать. А тренировку мы закончим как раз к концу их работы. Затем все вместе спустимся на Алеф Прайм и развлечемся немного. Я позабочусь об этом. Не хочешь присоединиться к нам?
С удовольствием. Спасибо за приглашение. Мандэла бросила ему небольшую кассету:
– Держи! Он подхватил ее на лету и спросил:
– Что это?
– Книга. Что ты думаешь о старых земных романах? Я имею в виду докосмические времена.
– Я люблю их, – не задумываясь, ответил Зулу. – «Три мушкетера» – мой любимый роман.
– А моя любимая книга – «Граф Монте-Кристо» Дюма.
– А «Виргиниану» ты читала?
– Конечно, самое забавное и на древнем, и на современном английском языке. А как насчет «Машины времени»?
– Очень хорошая вещь! А «Франкенштейн»?
– Тоже. А «Исландия»?
– Еще бы! И знаешь, я где-то прочитал, что они собираются собрать все, когда-то запрещенное, и издать факсимильный вариант.
Мандэла засмеялась:
– Сколько веков они говорят об этом? Хотелось бы дождаться и увидеть, как они сделают это.
Хикару с любопытством разглядывал подаренную ему кассету, и она торжественно указала рапирой на кассету:
– А это Бабель, одна из моих любимых книг. Издано Делани. Великолепно издано.
– Я ничего не слышал об этой книге. А когда она издана?
– 1966 год, старый календарь.
– Тогда это – не докосмическая книга.
– Нет, докосмическая.
– А, ты ведешь отсчет от первого приземления на Луну. А я – от первого спутника.
– Традиционалист. А это значит, что ты не читал «Сивилла преследует Синий» и готов отвергнуть множество книг только потому, что мы не можем прийти к согласию из-за каких-то двенадцати лет.
– Ты что? Я принимаю книгу и благодарю тебя. По пути на ковер Мандэла импульсивно положила свою руку ему на талию, попыталась обнять его. Он не отстранился. Он был слишком воспитан, чтобы сделать это. Но все его тело непроизвольно напряглось. Удивленная, обиженная, пытающаяся понять, где и когда она совершила ошибку, она отдернула свою руку и быстро зашагала на край ковра, чтобы занять позицию.
Он догнал ее, хотел было схватить за руку, но лишь дотронулся до ее локтя:
– Мандэла, прости меня. Ты… не сердишься на меня?
– Я неверно подумала о тебе, – ответила она.
– Давай не будем говорить об этом, я не хочу за один и тот же день дважды оставаться в дураках.
– Но это вовсе не так!
– Не знаю, – она посмотрела ему прямо в глаза.
– Я думала, вчера… Обычно я очень хорошо понимаю намеки… Прошу прощения – я поторопила тебя. Ты знаешь, что я имею в виду, но я не хотела оказывать на тебя давления. Извини, если я смутила тебя.
– Нисколько! – воскликнул он. – Мне было очень приятно.
– Тогда все в порядке – ты был намного вежливее, чем была бы я к тому, кто меня не интересует.
Она не хотела навязываться и не могла признаться, что он был для нее самым привлекательным из всех мужчин. И не слепой же он, чтобы не видеть, к чему идет дело. А если он нашел ее привлекательной, – в чем Мандэла была уверена со вчерашнего дня, – то как объяснить его поведение?
– Да пойми ты меня! Я все время думаю о том, что зародилось между нами. Но я добиваюсь перевода. Мы с тобой уже говорили об этом. И ты единственная, с кем я могу делиться самым сокровенным.
– Я не забыла наш разговор. Ну и что с того? Никто из нас не знает, где он будет на следующей неделе, в следующем месяце.
– Я не хочу быть несправедливым по отношению к тебе.
Мандэла в упор смотрела на него, в ней боролись два чувства: удивление и раздражительность. Рапира с треском выпала из ее рук.
– Какую, черт возьми, справедливость ты подразумеваешь? Что ты будешь верен своему решению и переведешься на другой корабль? Но если ты был откровенен со мной, то о какой несправедливости ты говоришь?
Хикару стоял растерянный, подавленный. Мандэле хотелось крепко взять его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он снова стал самим собой. Но она знала, что не сможет остановиться на этом, а стеганые костюмы для фехтования, открытое пространство спортивного зала не предназначались для любовных ласк. Да и смущать его еще больше не хотелось.
– Ну, как тебе сказать? – он помедлил, подыскивая нужные слова. – Мне кажется бессердечным использовать счастливый случай взаимности и тут же исчезнуть бесследно.
Мандэла взяла его руку в свою, провела пальцем по ложбинкам его ладони.
– Пойми, что прежде всего ты бессердечен к самому себе. Никто из нас во время службы на борту на берет на себя долговременных, обязательств. Это слишком рискованно и слишком больно. Мы привыкли говорить друг дружке: «На какое-то время». И к чему-то другому я не привыкла. Но ты… мне кажется, что ты хотел бы иметь при себе что-то такое, что длилось бы целую вечность.
