Он чувствовал жар. Вероятно, в раны попала инфекция. Она убьет его, если орки не успеют сделать это раньше.
Сами механодендриты были отрезаны, их обрубки дергались в бессильной ярости — словно сильный зуд, а почесаться невозможно. Большая часть конструкции его аугметической правой руки была удалена. Орки не смогли демонтировать механизм крепления многофункционального аугметического протеза, который он носил. В конце концов, они потеряли терпение и просто выломали его, повредив схемы нейроинтерфейса. После этого они продолжили разбирать конечность часть за частью, остановившись, лишь когда перерезали гидравлические нагнетательные линии. Фактически это была дополнительная кровеносная система для его аугметики, и, когда она была перерезана, его машинные компоненты почти полностью истекли кровью, но орочий механик действовал быстро. Он запечатал разрез и наполнил маслопроводы каким-то мерзким орочьим маслом. Брасслок чувствовал себя оскверненным, ведь в священных механизмах, дарах Омниссии, теперь текло нечистое смазочное масло зеленокожих!
Орки заметно обеспокоились, когда стало ясно, что он может умереть, вокруг засуетились меньшие зеленокожие — гретчины, и даже люди-рабы, лихорадочно над чем-то работая. После этого орки действовали более осторожно, по крайней мере, на какое-то время.
Давление в нагнетательной системе оставалось слишком низким, масло было абсолютно неподходящего типа. Ментальный интерфейс его интеллектуального ядра посылал тревожные сигналы. Дыхание оставалось затрудненным, и механическое сердце билось с перебоями. Ноги практически не действовали — Брасслок мог шевелить ими, но давление в гидравлике было слишком низким, чтобы они могли поднять его вес. Орк-механик разбил один его аугметический глаз рукоятью силовой дрели и выдернул из глазницы провода. Словно монстр пытался понять, как работает это устройство, увидеть, как функционирует организм Брасслока, но орки не были способны к пониманию таких вещей, потому что были животными.
Он немного утешался осознанием того, что они, тупые ксеносы, способные создавать лишь самые примитивные механизмы, никогда этого не поймут, и даже если бы поняли, у них нет веры, чтобы заставить благословенные дары Омниссии функционировать должным образом. Они не знают ни правильных молитв, ни надлежащих ритуалов, необходимых для того, чтобы механизмы исправно работали. Чтобы убедиться в этом, достаточно лишь взглянуть на орочьи машины, как они грохочут, лязгают, изрыгая густой черный дым, словно вот-вот развалятся на части. Это было некоторым утешением.
Брасслок едва мог двигаться. У него осталась лишь слабая живая рука, да и на ней два пальца были сломаны. Он мог слегка двигать туловище, но тяжесть разбитой аугметики была слишком велика для его древней плоти. Фактически он стал калекой, и в отличие от других пленников в помещении, на нем не было цепей. Орки не считали, что он представляет угрозу. Лежа лицом вниз на полу, он ждал смерти.
Орки не оставляли пленников в покое. Время от времени они приходили и уводили людей, многие из которых потом не возвращались. Других приводили обратно с ужасными ранами, от которых они умирали в камере.
Брасслок был лишен даже одежды — обнаженный, униженный, изувеченный, опустошенный. Единственное, что у него осталось — несколько мигающих иконок интерфейса, сообщавших о полученных повреждениях, последний дар Омниссии, оставшийся у него.
В следующий раз у него отберут и это. Он молился из последних оставшихся сил Омниссии и Императору, желая умереть до того, как это случится.
В первый раз за два века Брасслок понял, что значит в действительности быть человеком. Без даров Бога-Машины он был всего лишь стариком, беспомощным и слабым. Если бы его слезные железы не были удалены много десятилетий назад, он бы заплакал.
— Брат? — вдруг раздался голос. — Брат?
Чья-то рука опустилась на его плечо. Брасслок вздрогнул.
Пленники обычно не говорили друг с другом, боясь, что орки накажут их. А если и говорили, то не с Брасслоком — множество суеверий, окружавших техножрецов, заставляло других людей держаться от них подальше.
— Кто здесь зовет меня братом? — хрипло произнес Брасслок. Он не видел лица этого человека.
— Это не так уж важно, — ответил человек, присев рядом с изувеченным техножрецом. — Мы все здесь братья.
Технопровидец немного повернул голову. В камере было слишком темно, чтобы разглядеть человека, но системы усиления света в уцелевшем аугметическом глазу все же дали Брасслоку возможность увидеть его в расплывчатом зеленоватом свете.
Человек, назвавший его братом, сидел, обняв руками колени. Свет аугметического глаза отражался от его зрачков и зубов, придавая ему призрачный вид, и когда он двигался, Брасслоку казалось, что за ним остается зеленовато-белый след. Униформа человека была грязной и рваной, волосы растрепаны, лицо чем-то вымазано. В аугметическом глазу Брасслока все это имело цвет различных оттенков зеленого, но, что удивительно, человек, казалось, даже не был ранен.
— Ты… ты не скован, — прохрипел техножрец слабым голосом, издаваемым живыми голосовыми связками. Его аугмиттеры и вокс-динамики тоже были удалены.
Человек оглядел себя, словно удивившись.
— Действительно, не скован. Но железо и не сможет сковать человека, сильного верой в Императора, разве не так?
Брасслок отвернулся.
— Твоя вера весьма воодушевляет, — сказал он, хотя сам уже сомневался, что его вера столь же сильна.
— Как и должно быть, технопровидец Брасслок. Когда-то у меня не было веры, но в условиях, подобных этим, она становится поистине необходимостью.
— Воистину так, — ответил Брасслок.
Снаружи раздался свирепый окрик на низком готике с рычащим акцентом, приказывая им заткнуться. Что-то металлическое с силой ударило в дверь. Другие пленники зашипели, требуя, чтобы техножрец замолчал.
Человек, сидевший рядом, проигнорировал их.
— Брасслок, не позволяй им сломать тебя, неважно чем. Не выдавай им своих тайн!
Брасслок не ответил — он смертельно устал. Технопровидец уже почти заснул, когда вдруг вспомнил, что не говорил этому человеку своего имени.
Когда Брасслок поднял голову, чтобы спросить, не встречались ли они когда-либо ранее, то увидел, что человека рядом уже не было.
Объем месторождений лорелея, обнаруженных на равнинах Озимандии, рассчитанный по оценкам предыдущей Геологической Комиссии, как выяснилось, представляется серьезно заниженным. Комбинация приливных сейсмических воздействий, звездной радиации и повреждения коры планеты вследствие удара создала месторождения лорелея невиданного ранее количества и чистоты. Наши последние расчеты показывают, что в трещинах котловины присутствует количество необработанных кристаллов, равное половине ресурсов лорелея всего Калидара. Хотя по сравнению с другими месторождениями эти залежи расположены очень глубоко — песчаные харвестеры при их добыче представляются абсолютно неэффективными — их концентрация позволяет вести экономически целесообразную подземную разработку на больших глубинах, и по нашим расчетам это обойдется не более чем в 5 млрд. в год в имперской валюте, при расчетной смертности рабочих низших каст и мутантов-рабов немногим более 20 500 в год.
