«Я был слишком доверчив», подумал Мелькарт, удивляясь тому факту, что даже он мог совершить такую ошибку. «Я был слишком импульсивен, слишком безрассуден — и теперь, когда власть над целым миром так близка, я могу потерять все».
— Ты должен совершить посадку благополучно, — напряженно сказал он Мобергу. — Что бы это ни было, ты должен посадить самолет в целости и сохранности.
— А как вы думаете, что я пытаюсь сделать? — огрызнулся Моберг без всякого почтения. — Я ведь тоже тут с вами сижу.
Самолет все еще трясло, но, казалось, потеря высоты не становилась более резкой. Мелькарт взглянул в узкое окно кабины, пытаясь рассмотреть, что внизу. Ночь уже давно наступила, и местность внизу с такой высоты выглядела очень странно. Было видно очень мало огней — ничего, что могло бы означать наличие более-менее значительного населенного пункта, хотя мелькнула пара-другая огоньков, которые могли быть освещенными окнами отдельных ферм. Мелькарт знал, что земли между фермами здесь были дикими, густо заросшими разнообразной местной растительностью.
Знал Мелькарт и то, что местные растения Гульзакандры были мутировавшими, затронутыми варпом, тысячи или миллионы лет подвергавшимися влиянию скверны, присутствовавшей в свете солнца, лун и звезд, в самом воздухе. Раньше он никогда не видел больших зарослей этой растительности — земля Калазендры была почти полностью занята местными жителями под сельскохозяйственные культуры задолго до того, как туда прибыла имперская экспедиция — но он достаточно хорошо знал, что скрывалось в необозримом сумраке, расстилавшемся под самолетом.
— Ты должен найти ровную местность, — сказал он Мобергу. — Где-то, где мы можем приземлиться.
— Я знаю, — ответил Моберг сквозь зубы. — Но я ее не вижу.
— Я сообщил генералу Фульбре о сложившейся ситуации, ваше превосходительство, — доложил вокс-оператор. Его голос был более спокойным, хотя усилие, которое он прилагал, чтобы сохранять это спокойствие, было очевидным.
Внезапно Мелькарт услышал вопли из пассажирского салона. Сначала он подумал, что это, наверное, Форх окончательно потерял самообладание, но вскоре понял, что это голос Дейра Ажао.
— Огромное чудовище! — вопил Ажао. — Демон! Демон! Он разрывает небо!
Звездное небо над ними, на взгляд Мелькарта, казалось необычно тихим, и ничего его не разрывало — но воздух, в котором летел самолет, становился все более неспокойным. Самолет швыряло вверх и вниз, ужасно трясло. Моберг, казалось, боролся с управлением — и проигрывал.
Теперь кричал и Солдрон, словно пытаясь заглушить Ажао. Он кричал что-то о парашютах, но Мелькарт не имел представления, что такое парашют. Техномагистры были хранителями различных таинственных устройств, предназначение которых, к сожалению, было забыто.
— Ты сможешь, Джел, — сказал Мелькарт, отбросив формальности. — Ты сможешь сесть благополучно. Никто из нас не погибнет.
«За исключением этой гадюки Баалберита и безумца-псайкера», мысленно добавил он.
Мелькарт уже настолько отчаялся, что сам начал читать молитву, но Рагана Баалберита он в ней не упоминал, хотя прекрасно знал, что под всевидящим оком Божественного Императора Баалберит мог казаться более благочестивым человеком.
Самолет больше не пикировал так резко, но продолжал терять высоту. Теперь можно было разглядеть зловещие силуэты самых высоких из местных растений, пугающие заросли которых простирались во тьме, казалось, до бесконечности.
— Да поможет тебе Император, Джел, — прошептал Мелькарт более искренне, чем он сам мог предположить еще час назад. — Да направит Он тебя на безопасную посадку. Ты сможешь, Джел. Ты пилот. Ты сможешь!
Но глядя, как темная бездна оскверненной Хаосом пустоши стремительно приближается, словно чтобы поглотить их, Орлок Мелькарт все более убеждался, что даже хорошо обученный, но неопытный пилот не сможет совершить посадку здесь.
«Будь ты проклят, Баалберит», подумал он. «Ты погубил нас всех».
Дафан успел еще раз поговорить с Гавалоном, прежде чем колдун отдал приказ атаковать противника. Сейчас Дафан почти перестал бояться Гавалона, хотя, когда колдун стоял рядом с ним, иногда его присутствие казалось еще более пугающим, чем раньше.
Хотя знамя Гавалона по-прежнему было свернуто, его глаза создавали впечатление, что они тоже могут испепелять взглядом, и мутации его плоти стали еще более заметными. Он был сейчас более страшным, чем Дафан мог даже вообразить, его кожа, словно лоскутное одеяло, была покрыта струпьями проказы, пучками шерсти и змеиными чешуями.
— Ты чувствуешь присутствие Сатораэля? — спросил Гавалон. — Хотя бы представляешь, где сейчас может быть демон? Я должен выполнять приказы, которые были мне отданы, но они приведут нас всех к гибели, если Сатораэль не поможет нам.
Дафан уже несколько часов не думал почти ни о чем ином. Он пытался заставить себя впасть в транс, в котором была Гицилла, когда Нимиан впервые вступил с ней в ментальный контакт, но Дафан не обладал ее способностями, и не смог сделать это. Было некое смутное, едва уловимое чувство, которое он раньше никогда не испытывал, нечто где-то на грани разума, но любая попытка прояснить его, сосредоточиться на нем, давала противоположный результат.
— Я не знаю, — ответил Дафан. — Я хотел бы помочь, но не могу.
Гавалон нахмурился, его ужасное лицо стало еще более пугающим. Дафан содрогнулся, решив, что вызвал недовольство колдуна, но глаза Гавалона не смотрели на него. Казалось, они искали какую-то другую цель, где-то далеко в бесконечности.
— Тогда мы должны найти другой способ использовать твой дар, — сказал колдун. — Может быть немного больно, но это недолго, и после ты станешь сильнее. Подойди.
Последнее, чего хотел бы Дафан — подходить ближе к колдуну, особенно когда он в таком настроении. Но выбора не было. Дафан повиновался, стараясь не слишком дрожать от страха.
Гавалон положил свои страшные руки на плечи Дафана. Он делал так и раньше, но не обе руки сразу и не тогда, когда Дафан стоял прямо напротив него. На этот раз Дафан знал, что колдун намерен заглянуть в него — в его разум и душу — и чувствовал, глядя в эти огромные, страшные, неестественные глаза, что взгляд волшебника не оставит его разум и душу прежними.
«Это может быть хуже, чем боль», подумал он. Тем не менее, он добровольно встретил ужасный взор Гавалона и добровольно впустил чемпиона Хаоса в свой разум и душу.
