— Небольшой, — сообщил Шнырок. — Наш самозваный лорд трех холдов не очень жаден. Просто богатый, процветающий холд. Он ничем не брезгует!..
Робинтон промолчал. Он понимал, что Шнырок хочет дать выход гневу.
— И принадлежал он благородному Радхарку, холдеру Тиллека!
— Думаю, Мелонгель такой наглости не спустит.
— А! — Шнырок поднял палец. — Так ты еще не слыхал, что Мелонгель болен?
Робинтон выпрямился.
— Нет. Не слыхал.
— Он упал со скакуна.
— Но Мелонгель всегда был хорошим наездником!
Шнырок мрачно улыбнулся.
— И остался им. Только вот скакуна накормили чем-то таким, что он забился в конвульсиях, рухнул и придавил седока.
— Но как Фэксу удалось?..
— Неизвестно. Мелонгелю здорово повезло, что он вообще остался в живых.
— Клостан — замечательный целитель.
Шнырок кивнул.
— Да. Но он очень обеспокоен. У Мелонгеля переломаны чуть ли не все кости. Не исключено, что он никогда больше не сможет ходить.
Робинтон в гневе грохнул кулаком по столу.
— Но как!..
Шнырок сделал указательным и большим пальцем такой жест, словно он отсчитывает монеты; лицо его при этом сделалось до чрезвычайности циничным.
— Фэкс умело использует страх. А еще он умеет покупать услуги и преданность. Не знаю, как именно он этого добился. Но твердо могу сказать: это его рук дело. Отерел — хороший парень. Но сможет ли он справиться с такой проблемой, едва взяв в свои руки управление холдом?
— А как там Ювана?
Робинтон считал, что он в долгу перед леди Тиллекской: она столько хлопотала над ним после смерти Касии…
— Трудится вместе с Клостаном не покладая рук. Возможно, им даже удастся совершить чудо, и Мелонгель выкарабкается.
— Ты сказал, что за этим происшествием стоит Фэкс. Это только твои догадки или?..
Шнырок рассмеялся.
— Да кому ж еще это быть? Слишком уж все своевременно получилось. Фэкс женился, — он криво усмехнулся, — на недавно осиротевшей старшей дочери почившего тиллекского холдера. Естественно, ни о каких родственниках мужеска пола уже нет ни слуху, ни духу.
Робинтон, не сдержавшись, снова грохнул кулаком по столу.
— Да неужели с этим ничего нельзя поделать?!
— Прямо сейчас — нет, потому что нас никто не поддержит, — уверенно сказал Шнырок. — Этот тип решил завладеть всем западным побережьем. Он постепенно, шаг за шагом продвигается туда, устраняя, — он чиркнул большим пальцем по горлу, — всякое сопротивление. У него теперь много жен — куда больше, чем мог бы пожелать благоразумный мужчина. В Хартии говорится что-нибудь насчет того, сколько жен может быть у одного человека?
— Нет, — задумчиво отозвался Робинтон, пощипывая верхнюю губу. — Собственно, она вообще не касается взаимоотношений между отдельными людьми. По крайней мере, нормальных взаимоотношений. Хотя там есть места, говорящие о насилии… — Робинтон приумолк. — Скажем, об изнасиловании или ином принуждении.
— Эту чертову Хартию писали идеалисты.
— Очень на то похоже. Но в большинстве случаев она работает.
Шнырок состроил недовольную гримасу.
— В большинстве! А нам нужно что-то сделать с тем несчастным меньшинством, которое сейчас угнетает Фэкс!
Робинтон покачал головой.
— Я делаю все, что могу, чтобы убедить лордов-холдеров.
Шнырок перегнулся через стол. Взгляд его стал пристальным и встревоженным.
— Ты умеешь обращаться со словами, арфист. Ну так найди же нужные слова, пока не стало слишком поздно!
Робинтон кивнул. Но и он, и сам Шнырок прекрасно понимали, почему лордам-холдерам не хочется действовать — ни вместе, ни поодиночке. Так что же, спрашивается, может заставить их покинуть свои уютные и, как они надеются, неприступные холды? Робинтон содрогнулся. Фэкс уже совершил немало преступлений. Мастер-арфист покачал головой. Непостижимо! Какое же несчастье способно расшевелить лордов? Ф'лон?.. Нет, Фэкс, конечно, с радостью убрал бы Ф'лона с дороги, но Перну нужна сила и вера предводителя Вейра. А Дженеллу нужен был Робинтон на должности главного арфиста.
Шнырок допил вино и поставил бокал на стол.
— Я буду держать глаза и уши открытыми, — сказал он Робинтону. — И я бы, пожалуй, устроился тут у тебя в свободной комнате… если, конечно, ты не ждешь сегодня других гостей.
Робинтон предпочел проигнорировать нахальную улыбку и понимающий взгляд вездесущего арфиста — но то, что Шнырку известно об его отношениях с Сильвиной, Робинтона ничуть не удивило.
— Шнырок, ведь официально ты считаешься скороходом? — усевшись, поинтересовался Робинтон. Надо написать Юване и сказать, что если мастер-арфист может быть ей хоть чем-то полезен, то он всецело в ее распоряжении.
— Конечно, я позабочусь о том, чтобы письмо передали Юване в руки, — сказал Шнырок, уже взявшись за дверную ручку. — Она будет рада получить весточку от тебя.
Да, Шнырок подмечал все, что происходило вокруг него.
* * *
«Похоже, Фэкс готов захапать все, что видит вокруг себя», — размышлял Робинтон. Да, он знал, что Тарафел послал Фэксу протест по поводу нескольких мелких холдов, якобы случайно попавших под его контроль, — но тем дело и закончилось…
Нет, не закончилось. Незадолго до окончания Оборота Мелонгель скончался от лихорадки, столь часто обрушивающейся в зимнее время на Тиллек-холд.
Робинтон немедленно вызвал Ф'лона, и они вдвоем отправились в Тиллек, чтобы поддержать в трудный час Ювану. Этот визит нелегко дался Робинтону — ему казалось, будто дух Касии и поныне витает в стенах Тиллека; но он постарался отринуть воспоминания и полностью сосредоточить свое внимание на Юване и ее охваченных горем детях.
— Ты слыхал, что это… падение Мелонгеля… возможно, не было несчастным случаем? — шепотом спросил Грож у Робинтона, когда они вслед за носильщиками, несущими тело Мелонгеля, взошли на борт «Северной девы».
— Слыхал. Тебе тоже так кажется?
— Многовато всего для простого совпадения — не находишь? Как-то странно, когда нормальное, здоровое животное вдруг падает и начинает биться в конвульсиях — и попутно размазывает по земле своего всадника, — Грож фыркнул. — Скакунов пьянь-травой не кормят, и у себя на полях фермеры выпалывают ее до последнего росточка. Значит, кто-то намеренно подложил ее скакуну в ясли.
Робинтон согласно кивнул, а затем пробрался на нос корабля и занял место рядом с Миннарденом — чтобы в последний раз сыграть для Мелонгеля. Когда ветер унес последние ноты и волны приняли тело Мелонгеля, Робинтон вдруг словно услышал последний, расстроенный аккорд, что некогда издала почти на этом самом месте другая арфа.
