— Вы должны были видеть их прошлой ночью, — восторженно заявил Мангейм. — Я имею в виду, мой полк, 42-й. Как ни бросались на них некроны, они продолжали держаться. Они были несгибаемы. Даже я… когда я увидел этих вурдалаков, мне стало страшно, признаюсь вам, но Корпус Смерти… они ни разу не дрогнули, не поколебались…
— И 1800 солдат было убито, — заметил Костеллин.
— Ну… да. Но по нашим оценкам…
— Вы ожидали потерять больше. Вы думали, что потери составят три-четыре тысячи, но и это было бы приемлемо в случае победы. Приемлемые потери. Это происходит скорее, чем вы думаете, не так ли? Я иногда и сам поступаю так же.
— Что?
— Начинаю видеть в них только цифры. Разделяю то равнодушие, которое люди Крига испытывают к собственной жизни. Видит Император, так легче.
— Я об этом не думаю, — сказал Мангейм. — Некроны — угроза не только для этого мира, но и для всего Империума. С ними надо бороться.
— Посмотрите на них, Мангейм. Посмотрите на этих солдат, попытайтесь заглянуть за их маски. Они только что с Крига, вы знаете, что это значит? Что им по 14–15 лет, и почти все, что они видели — это война.
— То же самое на многих планетах, — возразил Мангейм. — Конечно, на Криге условия более суровые, чем на большинстве других миров, и это порождает определенный тип личности.
— Нет, — тихо сказал Костеллин. — Это мы делаем их такими.
Первый и самый небольшой контингент криговских новобранцев, судя по шинелям более светло-серого оттенка, предназначенных для 103-го полка, построился на площадке, и офицеры повели их в полк.
— Может быть, вам стоит сделать то же, что сделал я, — сказал Костеллин. — Посетить Криг и увидеть все самому. Вы увидите, что эти люди не бесчеловечны, просто их такими сделали.
— Не уверен, что вижу разницу, — ответил Мангейм, но мысли Костеллина снова ушли далеко в прошлое, вернувшись к кирпичным туннелям и духоте бесконечно переработанного воздуха. Ни до того, ни после он не видел, чтобы столько людей обитали в таком тесном пространстве. В основном это были женщины, большинство из них — с детьми, и все они проводили жизнь в химическом ступоре. В этих подземных лабиринтах не было необходимости носить маски, но граждане Крига все равно носили их.
— Возможно, — вздохнул он, — если бы я высказался… И тогда, как и сейчас, я был уверен в том, что никто не захотел бы слушать меня. Я говорил вам, Мангейм, еще тогда, на корабле, что Корпус Смерти Крига — ценный ресурс для Империума, идеальные солдаты. Вопрос в том, сколь многим мы готовы пожертвовать ради этого идеала? Сколько еще ужасов мы должны не замечать?
— Я уверен, нам не следует задавать такие вопросы, — напряженно сказал Мангейм.
— Но если не мы, то кто? Кто скажет, что все зашло слишком далеко?
— Мне не нравится, куда вы клоните, Костеллин. Я знаю, вы не хотели увязнуть в этой войне, но какая была альтернатива? Если бы мы сделали, как вы хотели, если бы уничтожили планету, миллиарды людей погибли бы. Мы все равно бы не успели провести эвакуацию.
— Я знаю, Мангейм, — тихо сказал Костеллин. — Я лишь иногда беспокоюсь о нас. О том, что мы становимся такими же обесчеловеченными, как они, тоже привыкаем к «приемлемым потерям», к цифрам. Мы забываем, что за каждой из этих цифр — жизнь. Безрадостная, измученная, но все-таки жизнь. Придет день, и такой цифрой окажется наша жизнь — и кто тогда позаботится о нас?
КАК давно это было?
Иногда казалось, что прошли месяцы с тех пор, как явились Железные Боги. Иногда казалось, что так было всегда. Прошлое было слабым, угасающим воспоминанием, уже настолько отдаленным, что едва ощущалась тоска по нему, тогда как будущее…
Будущее являло собой череду бесконечных дней, подобных этому: мучительный труд по четырнадцать часов в день на развалинах города, еда, сон, и снова подъем и на работу. Было удивительно, каким привычным это все стало, как быстро человеческое тело приспособилось к боли и напряжению, а разум — из страха безумия — к пределам «здесь и сейчас».
Арикс начала чувствовать кирку как продолжение рук. Она едва ощущала мозоли на своих когда-то мягких руках, сжимавших деревянный черенок.
Но иногда ее разум выскальзывал из цепей «здесь и сейчас», и возвращался к устланной белым ковром спальне в Верхнем Шпиле, или к запретному свиданию в закусочной, к прикосновению губ возлюбленного, и ее терзала боль от того, что она все это потеряла.
Арикс упала на колени и заплакала, что привлекло внимание седого надсмотрщика. Он заорал на нее, требуя продолжать работу, и ткнул ее полицейской дубинкой. Она пыталась повиноваться, честно пыталась, но кусок пласкрита, который она поднимала без раздумий еще секунду назад, сейчас казался тяжелым, как целая планета.
Надсмотрщик нажал на дубинке кнопку шокера, и Арикс сжалась, ожидая, что обжигающий разряд пройдет сквозь нее, как было уже много раз. Но вместо этого она услышала злые голоса и возню, и, взглянув сквозь слезы, увидела, что другой раб пришел на ее защиту. Это был красивый молодой человек, заметила она, хотя, как и все они, покрытый пылью и грязью от тяжелой работы. Он вырвал дубинку из рук надсмотрщика, и, казалось, был достаточно разозлен, чтобы ударить его. Но здравый смысл возобладал, и он презрительно бросил дубинку на землю.
— Она устала, — прорычал он, — вот и все. Мы все устали и голодны, и мучая девушку, ты никак этого не изменишь.
Он помог Арикс встать на ноги, и поднес к ее губам бутылку с водой. Надсмотрщик, подняв свою дубинку, бушевал в бессильной ярости:
— Ты три дня будешь получать только половинный паек, Тилар, и я доложу об этом Амарету, понял?
— Ты не должен был делать этого, — печально сказала Арикс, когда надсмотрщик ушел, чтобы выполнить свою угрозу. — Не стоило наживать неприятности из-за меня.
Ее спаситель Тилар покачал головой.
— С тех пор, как я здесь, я так или иначе влипаю в неприятности. По крайней мере, на этот раз оно того стоило.
— Я поделюсь с тобой пайком, — пообещала она. — Ты не будешь голодать.
— Ты не сделаешь ничего подобного, — сказал Тилар. — Ты должна сохранять силы. Тебе известно, что делают с теми, кто не может работать. Не волнуйся обо мне, Арикс. Я выдержу — на чистом упорстве, если потребуется. Я не доставлю этим уродам удовольствия сломать меня.
— Ты знаешь мое имя? Но я не…
— Ты не узнала меня?
Арикс посмотрела на его лицо, вглядываясь в его черты, сквозь грязь, сквозь растрепанные светлые волосы, пытаясь разглядеть что-то знакомое.
