Абордажный челнок с «Мультус Сангвис» доставил их в пространство между внутренним и внешним корпусом «Песни Резни». Этот промежуток был полон технических туннелей и проходов, которые вели к сенсорным антеннам на обшивке и оружейным платформам, и отсюда можно было добраться до любой точки корабля, если сохранять чувство направления.
Амакир хорошо понимал, что на корабле может быть что угодно. Как долго он находился здесь, на орбите демонического мира? Песнь Резни светила над Торвендисом столько, сколько помнили легенды, так давно, что мудрецы планеты включили ее в свои невероятно сложные гадания по звездам. И откуда она взялась? Как вообще она прибыла на Торвендис?
— Капитан, на ауспике пусто, — донесся из вокса голос Феоркана. — В этой области нет ничего живого. Куда мы идем?
— Нет смысла прочесывать это место. На корабле есть спасительные капсулы и челноки, Карнулон может использовать их, чтобы сбежать. Мы должны найти его как можно быстрее, и это наш главный приоритет. Движемся к мостику.
Феоркан согласился, и ковен быстро двинулся по корпусу. Коридоры и двери имели округлую форму, всюду в них висели пустые экраны показаний, и все было одинаково освещено яркими светополосами, тянущимися по потолкам. Улучшенный слух Амакира улавливал тихое, ровное и гладкое урчание механизмов, скрытых в глубине корабля.
Капитан слышал рассказы о том, что до начала истории, до того, как проклятый Империум Человека засеял звезды слабостью и невежеством, до ужасной Эры Раздора, из которой возник Империум, было время, когда технология правила человечеством. Многие секреты Темной Эры Технологий были утрачены, и остались лишь жалкие крохи информации. Возможно, этот корабль — реликвия темной эпохи? Мог ли он быть настолько стар?
Конечно, это невозможно. Рано или поздно Мальстрим поглощал все. Ничто не могло просуществовать в нем настолько долго. Но идея была соблазнительна — подумать только о силе, которую получит Амакир, захватив его, и о том, как будут уважать его за это Несущие Слово.
«Действительно, привлекательная мысль», — заключил он, проходя по коридору мимо огромной прозрачной стены, за которой виднелась огромная орудийная система, размером больше, чем иной космический корабль. Но у ковена было задание. Первым делом — Карнулон.
— Вот он, его план, — воксировал идущий спереди Макело, — так ведь? Этот корабль. Карнулон, видимо, нашел его и понял, насколько это мощное оружие. Теперь ему надо только включить его.
Амакир видел впереди алый силуэт Макело, крадущегося мимо переборок и механизмов.
— Возможно. Мы узнаем наверняка, когда он умрет, — Амакир переключился на частоту Феоркана. — Нашел направление на мостик?
— Ауспик-сканер показывает, что энергетические потоки исходят из одной центральной точки, — донесся ответ. — Где-то в сердце корабля. Много помех, но видно, что центр у них один. Энергии здесь много.
— Войдем в следующий же проход, который найдем, — сказал Амакир.
Освещение слегка замигало, урчание энергетического центра корабля стало немного выше. По полу распространилась легкая вибрация.
После бесчисленных лет сна «Песнь Резни» начала пробуждаться.
Голгоф не заметил, что холодный жесткий свет звезды над ним стал ярче. Все ночное небо как будто жестоко скалилось на него, туманности плевались звездами, а облака звездного газа уносились черными дырами, словно отворачивая от него лица. Ломаная линия гор Канис, окутанная нимбом звездного света, казалась ухмыляющейся пастью, готовой проглотить его.
Голгоф прополз по пологому склону и соскользнул в каменную расщелину, где ледяной ветер, несущийся с равнин, не мог его достать. Предгорья казались как никогда холодными и суровыми, бесплодными и безжизненными, как будто все места, куда ступал Голгоф, были обречены на прикосновение смерти. Он лег на землю, чувствуя, как ноет усталое тело, и попытался заснуть, но сознание, все еще заполненное ужасами, которые он узрел, продолжало бодрствовать.
Это был кошмар. Крепость кишела жаждущими демонами, которых не могли удержать немногочисленные отряды воинов, не заснувших и достаточно трезвых, чтобы обороняться. Голгоф смог пробраться на подземные уровни, прошел через целые акры, заполненные камерами, бойни, где пленников вскрывали и перерабатывали, и ямы для отходов, где тухлая кровавая жижа скрыла его запах от демонов Ш’Карра. Он слепо извивался, плывя по грязи, иногда нырял в глубину и не знал, сможет ли всплыть за воздухом, и порой яростно сражался с ползучими когтистыми тварями, которые лязгали зубами у его ног.
Карьеры под городом оказались еще хуже. Сверху падал дождь из частей тел. Там бродили слепые стаи выживших рабов, скорее хищников, чем бандитов, и Голгофу снова пришлось сражаться за свою жизнь. Он пытался забыть, как ел тех, кого убил, и даже тех, кого нашел, чтобы сохранить силу, ибо часы превращались в дни. Но он не мог забыть ничего.
Он переплыл реку крови. Он вскарабкался на гору трупов. Насекомые-падальщики отложили яйца в его ладонях и ступнях, и прожорливые личинки проели ходы наружу, оставив после себя открытые кровоточащие раны. В его слезах корчились белые черви, какие-то твари змеились под ногтями. Некоторые из них еще оставались там.
Он с трудом помнил, что делал после того, как вылез из шахт по склону из трупов. Наверное, большую часть пути он пробежал, зная лишь то, что он должен идти на восток, к горам и Стрельчатому Пику. Теперь горы были в пределах видимости. Голгоф осознал, что понятия не имеет, что будет делать, когда доберется до них. Может быть, в Зале Старейшин его встретит Крон? Где вообще этот зал? Голгоф о нем никогда не слышал, хотя стоило признать, что все известное о Стрельчатом Пике было лишь обрывками легенд из дней до его падения.
Но сообщение Крона дало Голгофу его единственную цель. Это было все, что у него осталось — его армия погибла, племя было вырезано, честь предана врагом, с которым он не мог сойтись лицом к лицу. Только истощение не давало гневу вскипеть и снова полностью завладеть им.
Почему? Почему боги не могли лишь однажды даровать ему свою благосклонность? Почему за каждым его триумфом следовали отчаяние и измена? Не успел он вообразить, что добился великой победы, лучший союзник истребил его воинов во сне. Голгоф никогда еще не доходил до столь низкой точки, даже когда он обнаружил, как Грик эксплуатировал Изумрудный Меч, или тогда, под восточными стенами, когда его атака расшиблась о непреодолимую оборону.
Если бы Голгоф мог взять весь этот мир и раздавить его, то так бы он и сделал, если бы это означало возмездие. Если бы он мог сойтись в бою со Ш’Карром сейчас, будучи сломленным и усталым, то сделал бы это, чтобы умереть во имя мести. Но он ничего не мог сделать. На Торвендисе для него не осталось ничего.
