Они подошли к перекрестку, большому круглому залу, где соединялась дюжина путей, а на полу были вырезаны стертые от времени символы племен. Когда-то это было место торговли и переговоров, и в центре зала кругом стояли потемневшие золотые троны, на которых раньше сидели вожди с суровыми взглядами, обсуждая дела Стрельчатого Пика. Теперь с высокого потолка, подобно знаменам, свисала густая паутина, и на высоких тронах никто не сидел, кроме одинокого скелета.
— Куда теперь? — спросил Тарн.
Голгоф не ответил. Откуда ему знать? Намерение найти Крона и, быть может, начать мстить Ш’Карру довело его до этого места, но как он мог найти то, о чем никогда не слышал, в городе, куда нога человека не ступала уже сотни лет? Он злился на себя. Здесь можно было легко погибнуть. Все, что он прошел, закончится здесь, в гробнице Стрельчатого Пика или в слепом блуждании среди гор.
Он пнул стену. Вырвал топор из-за спины и швырнул через зал. Тарн наблюдал за ним с непроницаемым выражением лица.
Какое-то движение привлекло его взгляд, что-то маленькое и быстро двигающееся. Голгоф понадеялся, что это крыса, чтобы он мог растоптать ее и частично выпустить гнев. Или, еще лучше, гарпия, чтобы он схватил ее за крылья и оторвал их. Но это было ни то, ни другое. Это была птичка, крошечная, но стремительная, со сверкающими и переливающимися зелеными перьями. Та же птица, которую Голгоф видел в крепости, та, что принесла послание Крона.
Блестящая птица порхнула через зал в один из боковых туннелей. Голгоф устремился за ней, в темноту, и Тарн молча последовал за ним, перейдя на бег.
Туннель вел вниз. Голгофу периодически казалось, что он отстал от птицы, но всякий раз он снова слышал хлопанье крыльев и видел вспышку зелени в слабом свете. Теперь свет исходил от стен и пола — тусклое свечение, испускаемое неким странным фосфоресцирующим веществом, которое липло к камню бело-голубыми пятнами. Туннель вился все глубже, и Голгоф решил, что он описывал спираль, которая штопором вкручивалась в недра горы.
В конце концов он вышел в огромную подземную полость, воздух в которой был спертый и жаркий. Сверху свисали похожие на клыки сталактиты, с которых капала вода, собиралась в ручейки и утекала в невидимый водоем далеко внизу. Стены и потолок были слишком далеки, чтобы их увидеть, как будто под горой находился целый мир со своим небом. Эхо от шагов Голгофа, казалось, доносилось до него через целый век.
Пол переходил в мост, который изгибался вниз через всю пещеру к громадной неправильной сфере, похожей на каменное сердце, подвешенное в сердце пустоты. Мост вел к арке, вырезанной из камня, за которой простиралась темнота.
Маленькая сверкающая зеленая точка мелькнула сквозь арку. Голгоф последовал за ней, осторожно ступая по мокрому камню, чтобы не упасть, а мост меж тем становился все уже и уже. В воздухе слышался очень тихий стук, как будто они прошли так глубоко вниз, что смогли услышать бьющееся сердце Торвендиса.
— Ты знаешь это место? — спросил Голгоф.
— Нет. И племена, которые жили здесь, тоже не знали, — ответил Тарн. — Иначе они защищали бы это место от леди Харибдии.
— Если только они не предпочли сражаться с ней наверху, чем оказаться запертыми здесь, внизу.
Перед ними нарастало каменное сердце. Приблизившись к порогу, Голгоф смог различить лишь слабое фосфорное свечение впереди.
Он с осторожностью ступил в арку, зная, что Тарн держится рядом, позади. Внутри, у самого входа, птичка нетерпеливо прыгала по полу, все время оглядываясь крошечными темными глазами. Голгоф наклонился, чтобы посмотреть, нет ли у нее другого письма, но та взлетела, промелькнула через всю просторную пещеру и исчезла из виду.
Голгоф выпрямился, набрал в грудь воздуха и вошел в Зал Старейшин.
На потолке густо рос светящийся лишайник, заливая все помещение призрачно-бледным серо-голубым светом. Это был круглый зал величиной с самый просторный пиршественный чертог, и в центре его возвышалась огромная четырехугольная плита, похожая на саркофаг великанского размера. Бледный свет как будто сгущался вокруг него. Постепенно из свечения выросли человеческие силуэты, целая толпа, стоящая в нескольких футах вокруг саркофага. Появилось больше деталей, и вскоре Голгоф смотрел на лица и одежды светящихся призраков мужчин и женщин. Они повернулись, глядя на вошедшего. это были высокие, широкоплечие люди в тех же мехах и кожах, которые носили горные народы с самой зари существования гор Канис. Угадать их возраст было невозможно, ибо кожа у них была гладкая, но глаза — изможденные, абсолютно черные и лишенные зрачков.
— Еще один, — сказал один из мужчин.
— Не говори так, будто устал, — ответил другой голос, женский. — Сколько времени прошло с тех пор, как приходил последний?
— Все будет точно так же, — сказал еще кто-то, и Голгоф понял, что каждую фразу говорили разные голоса. — Они всегда одинаковые. Почему бы не спросить его? Видишь, его лицо побледнело.
Призрак мужчины подошел к Голгофу. Он был совершенно прозрачен.
— Ты. Знаешь ли ты, что это за место?
— Зал Старейшин.
Мужчина выглядел молодым и сильным, с волосами до плеч и луком за спиной. Может, это был погибший воин Изумрудного Меча, юноша, убитый в каком-то древнем сражении?
Призрак улыбнулся.
— А достоин ли ты здесь находиться? Если нет, Торвендис проглотит и выплюнет тебя в виде камня или дерева. Ни разу еще не случалось иначе. Когда был основан этот мир, нас поместили здесь, чтобы мы несли стражу. Мы — первые из Изумрудного Меча, и наша цель — сделать так, чтобы лишь тот, чья душа — чистая ненависть, мог увидеть это место и выжить.
Голгоф ухмыльнулся.
— Ненависть? Я ничего не знаю об этом месте. Но о ненависти я знаю все. Если бы я мог раздавить этот мир, я бы сделал это, только чтобы дать выход своей ненависти. Если бы я мог осушить Мальстрим, то сделал бы и это. Я бы сразился с богами Хаоса, если бы это дало ей отдушину.
Призрачный мужчина повернулся к толпе привидений, наблюдающих за ним.
— Итак?
К Голгофу подошла женщина. Это была воительница, каких взращивал Изумрудный Меч, прежде чем ослабеть. Волосы были коротко подрублены, и, несмотря на то, что ее меч состоял из того же клубящегося тумана, что и она сама, Голгоф видел, что он зазубрен и выщерблен от использования. Женщина положила ладонь на грудь Голгофа. Прикосновение было холодным.
Затем оно стало болезненным. Он почувствовал, будто его погрузили в лед, и чистый мучительный холод пронизал его до самых костей. Вдруг зал исчез, и он оказался высоко в небе и полетел над горами Канис. Поле зрения исказилось и показало ему долину далеко внизу, где бушевало жестокое сражение, и полдюжины племен сошлось в кровавой схватке. Громадный воин размахивал алебардой и с каждым ударом снимал голову. Голгоф видел алую, грубую ненависть в душе этого человека, который отказался от человечности и посвятил свою жизнь резне.
