Наконец, бой закончился. Подтверждение пришло от запыхавшегося майора СПО, с изумлением увидевшего, как оставшиеся некроны вдруг исчезли. Переключившись на открытый канал, Хенрик услышал, как полковник приказывает отделению гренадеров следовать к генераторуму с подрывными зарядами. Было множество запросов на медицинскую помощь, но Хенрик выключил вокс-аппарат до того, как потери были подсчитаны. Все равно ему достаточно скоро сообщат число убитых и раненых.
Он еще немного посидел в темноте и тишине, собираясь с духом. Для губернатора-генерала Хенрика настоящая работа только начиналась.
СОЛНЦЕ взошло, хотя небо было еще серым. Хенрик не спал почти двадцать пять часов, и не ел еще дольше. Сейчас он не слишком хотел ни того ни другого, но ему необходим был отдых, больше эмоционально, чем физически.
Он произнес столько слов соболезнований, что они уже казались ему пустыми, бессмысленными. Он посещал солдат в казармах, где теперь были развернуты медпункты, благодарил их за службу и уверял, что благодаря их усилиям одержана славная победа. Он спорил с криговским квартирмейстером, не желавшим тратить медикаменты на пациентов, которые, по его мнению, были безнадежны.
Так мало из его людей вернулось. Не было никакого праздника в честь победы.
Вернувшихся криговцев было еще меньше, и это были только наиболее тяжело раненые. Конечно, им еще нужно было удерживать фронт, и большинство гвардейцев оставались в городе. Они задержали у себя некоторых солдат СПО, и, разумеется, Хенрика об этом решении никто не спрашивал и даже не поставил в известность. Это затрудняло составление списка убитых и давало родственникам солдат необоснованные надежды.
Хенрик подсел к столу во временной столовой, где обедали усталые офицеры. Наполнив тарелку неаппетитной пастой, он вяло потыкал в нее ложкой.
Полковник Браун первым решился высказать то, о чем все думали.
— Я вот что думаю, — сказал он. — Не хочу показаться предателем, но думаю, не было бы лучше, не послужили бы мы Императору лучшим образом, если бы…
— Вы хотите сказать, если бы мы эвакуировались, когда некроны потребовали этого? — сказал Хенрик.
— Если бы у нас было достаточно сил для борьбы с ними, — с горечью сказал Браун. — Если бы Департаменто Муниторум направил сюда больше войск, а не только четыре истощенных полка… Нам приходится посылать на фронт гражданских, помилуй Император!
— Мы потеряли так много людей, — пожаловался молодой смуглый майор Хоук. — Но я думаю, с этими некронами необходимо сражаться.
— Сражаться, да, — сказал полковник Браун. — Но так?
— Я начинаю думать, что Костеллин был прав, — сказал Хенрик. — Экстерминатус! Мы, конечно, потеряли бы планету, и, видит Император, как ужасна была вначале для нас одна лишь мысль об этом. Но мы бы уничтожили некронов одним ударом, не потеряв ни одного человека — если, конечно, мы смогли бы всех эвакуировать.
— У нас было недостаточно кораблей для этого, — заметил еще один молодой майор. — И куда бы мы улетели?
— Мы должны были потребовать корабли! — сказал Хенрик, стукнув кулаком по столу. — И планету, которую мы могли бы колонизировать. Я виноват. Я позволил Департаменто Муниторум — нет, позволил Корпусу Смерти Крига — использовать нас в их эксперименте.
— А что если, — сказал холодный голос позади него, — за то время, которое потребовалось бы, чтобы организовать эвакуацию, некроны пробудились бы и ускользнули от нас?
И снова Хенрик не услышал, как к нему подошел полковник-186. Сейчас, однако, ободренный поддержкой офицеров, не чувствуя себя больше таким одиноким, Хенрик встал, решившись принять бой.
— И чего мы добились, ведя войну вашим способом? — спросил он. — За что наши люди погибали сегодня? Ради уничтожения одного вспомогательного генераторума, но что в этом толку, если Костеллин не смог уничтожить главный?
— Мы нанесли некронам удар, от которого они…
— То же самое вы говорили после боя 42-го полка с ними, но они вернулись с еще большими силами. Истина в том, что мы не знаем, насколько ограничены способности некронов к самовосстановлению. Мы не знаем, сколько солдат они могут пробудить, или… или сделать, или телепортировать откуда-то еще. Но для вас это не важно, ведь так, полковник? Вы ухватились за малейший шанс завоевать славу, а ее цена в человеческих жизнях вас не интересует.
— Что вы от меня хотите? Чтобы я отвел свои войска? Оставил вас одних сражаться с некронами? Это будет означать, что люди, которые уже погибли, отдали свои жизни напрасно.
— Я просто хочу, чтобы… Я губернатор этого мира, а вы… с той минуты, как вы высадились здесь, вы игнорировали меня, ни во что не ставили, плевать хотели на мою тревогу о людях…
— Вы слишком высоко оцениваете жизни отдельных личностей, Хенрик — тех, которых знаете по имени и в лицо. Я сражаюсь ради большего — ради миллиардов людей, которым угрожает одно лишь существование некронов. Если вы не можете принять это, если так хотите подать на меня жалобу в Департаменто Муниторум… это, конечно, ваше право.
— Я так и сделаю, — воинственно сказал Хенрик. — Именно так я и должен был поступить с самого начала.
— Только будьте осторожны, — произнес полковник, — чтобы наши враги не использовали вашу слабость против вас — и знайте, что я не позволю этому случиться.
ХЕНРИК послал ответное сообщение.
У него просто не было выбора. Он не мог просто сидеть и ничего не делать, и не смог бы жить потом с чувством вины. Но все же, отправляя сообщение, он чувствовал тошноту. Он сидел, закрыв лицо руками, едва держа глаза открытыми, но зная, что сейчас — больше чем когда-либо — он не сможет заснуть. Не сможет, пока ему не ответят.
Ответ пришел быстрее, чем он ожидал.
Раздался короткий стук в дверь, и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вошел полковник-186. Хенрику сразу стало ясно, что что-то не так. Полковника сопровождали два криговских майора, которые встали по стойке смирно у задней стены.
— В чем дело? — спросил Хенрик, вставая.
— У нас есть основания подозревать, — сказал полковник, — что среди нас предатель.
— Нет! То есть, я не могу поверить в это. Кто…?
— Вы пошли сразу в ваш кабинет после нашего разговора в столовой?
— Да. Ну, почти. Я встречался кое с кем. С матерью, чьего сына мы послали на войну. Ему было пятнадцать лет, он погиб от разрыва одного из наших же…
— Вы не покидали кабинет в течение последних девяноста минут?
— Нет. А почему вы задаете мне эти вопросы? Вы что-то…?
