Я почувствовал, что улыбаюсь его неожиданному профессионализму. Это, наконец-то, был тот мастер-оружейник, которого я разыскивал.
— Я принес тебе материалы, подобных которым ты никогда не видел раньше, Хариз. Кровь клонированных примархов. Обломки Сокрушителя Миров, булавы Гора Луперкаля. Пепел Царственного, Солнечного Жреца и Воплощения Астрономикона.
Его разум потянулся к моему, испытывая яростную потребность узнать, не солгал ли я. Но я никогда не был лжецом. Каждое сказанное мной слово не являлось ничем иным, кроме как холодной истиной.
— Есть и еще, — посулил я ему. — Хариз, на борту этого корабля находится меч самого Сангвиния. Он лежал рядом с его трупом, когда Гор сразил его. Эзекиль подарил его трем из нас, позволив использовать куски сломанного клинка, как мы сочтем нужным.
Я последним пустил подарок в дело. Телемахон вплавил свою часть в новую серебряную лицевую маску исключительной красоты. Леор с типичным для Пожирателя Миров неизяществом перековал свои фрагменты на сотни мономолекулярных зубьев для арсенала цепного вооружения.
Теперь глаза моего брата светились не только благоговением. В них сверкала алчность, бесстыдная жадность. Коль скоро я давал ему для создания нового клинка такие материалы, то цена, несомненно, должна была стать столь же великой.
Если мне будет позволено немного поразмышлять, то, насколько я понимаю, фрагменты меча лорда Рогала Дорна были использованы при создании Меча Верховных Маршалов — реликвии, которой до сих пор дорожат в Империуме в это последнее, темное тысячелетие. Точно так же Телемахон хранил свой лицевой щиток на протяжении тысяч лет.
И напротив, многие фрагменты клинка лорда Сангвиния пошли на зубья цепного топора, который Леор потерял в болоте менее чем через десять лет после создания. Не все из нас одинаково обращаются с легендами.
— Если это должно быть силовое оружие, — заметил Хариз, — возникает вопрос о психически резонирующих материалах, необходимых для создания генератора силового поля.
Тауматург угадал мое намерение. Он уже поворачивался к невероятной, сотворенной страданием статуе Сангвиния, когда я расколол ее внезапным телекинетическим импульсом. Комнату осыпало дождем зазубренных ножей из серого стекла, лязгающих о дюрасталевый пол.
В звенящей тишине я услышал вопль Сангвиния. Это тоже казалось фальшивым. Прихоть варпа? Заблуждения одержимого призраками корабля? В любом случае, это было неважно. Я указал на покров разбитых кристаллов.
— Используй их.
V
Я наблюдал за его работой в литейных на борту «Мстительного духа». В воздухе между мной и Харизом повисло великое множество не произнесенных вслух слов. Я немного рассказал ему о своем странствии за Огненный Вал, а он, в свою очередь поведал немного о том, какие группировки прибегали к его услугам. Он считал меня скрытным и неприятным. Я считал его наивным до глупости. С моей точки зрения, ему повезло, что его не поймала и не поработила какая-нибудь группировка, желающая использовать его в качестве домашнего оружейника.
Хариз представлял собой редчайшее явление: подлинного наемника, предоставляющего свое мастерство любому военачальнику, который способен уплатить названную им цену. Часть работы вызывала у него стыд, в этом я был уверен. От его ауры периодически исходили такие волны, когда разговор становился слишком личным. В подобные моменты он умолкал и больше ничего не говорил. Я не видел пользы в том, чтобы давить на него.
Мы были братьями, но не близкими — взращенными на одном и том же, однако рожденными в разных культурных кастах. Его корни были насыщены декадентством и гедонистической непринужденностью класса зажиточных мастеров-ремесленников. Я же происходил из более философических, созерцающих небо слоев общества.
Писания Старой Земли — Былой Терры — повествуют нам о трех столпах ее примитивных сообществ: Трудящихся, Молящихся и Ведущих. Крестьяне, жрецы и князья.
Тизка была похожа, но без варварской претенциозности. Наш кодекс гласил: «Ixacalla teotich asta hicuan», что означало: «Все равны под сияющим солнцем». Взаимодействие между кастами было разрешено и даже поощрялось.
В Тысяче Сынов Хариз стал одним из лучших мастеров-кузнецов Легиона, сплетая колдовство с искусством железодела в свой собственный путь Искусства. Он стремился к психическому мастерству не ради знания, войны или власти, а чтобы использовать его в своем ремесле. Меня восхищала его практичность, хотя я и сознавал, что ему повезло избежать Рубрики. Когда безрассудство Аримана опустошило Легион и убило тех, кто обладал наиболее слабым шестым чувством, я ожидал, что Хариз и подобные ему закончат свою жизнь в числе пепельных мертвецов.
В процессе ковки оружия он использовал мою кровь. Он использовал мое дыхание, мои эмоции и мои воспоминания. Клинок был настроен на меня, на мою душу, еще до того, как я вообще прикоснулся к нему. Ему была придана идеальная форма под мою руку еще до того, как мои пальцы сомкнулись на его рукояти.
Хариз ни разу не спросил, какое оружие я хочу, равно как и о деталях касательно его веса и формы. Его мастерство состояло в том, чтобы выковать оружие, соответствующее нуждам владельца и соединенное с душой хозяина. В этом заключался его дар, его чутье. Он не потакал прихотям военачальников, которые требовали декоративных завитков и особых демонов, заключенных в нечестивое железо. Заказчики приносили ему материалы и не вмешивались в решения мастера. Доверие к вердикту представляло собой не просто один из аспектов его ремесла — оно являлось началом и концом.
— Подержи это, — велел он мне в какой-то момент.
Насколько я знал, он не спал уже шесть дней, когда вылил в мои перчатки расплавленный оранжевый металл. Казалось, будто держишь магму. Перегретая жидкая сталь зашипела, выбрасывая пар, и начала медленно пытаться проесть жароустойчивый керамит моих перчаток, а Хариз с плавной поспешностью отсоединил их, рассверлил при помощи своих кузнечных инструментов, а затем бросил в пламя горна вместе с расплавленной жижей, которую попросил меня подержать.
Спустя несколько ночей он втиснул мне в рот черный кусочек-осколок. Тот сразу же порезал язык, и рот заполнил пряный медный привкус моей собственной крови, накладывавшийся поверх послевкусия выжженной земли старых войн.
— Проглоти, — сказал он мне, — а через час вырежи из своего живота при помощи твоей же джамдхары. Возвращайся ко мне, пока на нем не успела высохнуть твоя кровь и внутренние соки.
Я выполнил первое распоряжение. Спустя час я выполнил второе и, держа это на ладони, узнал, что он скормил мне фрагмент шипастого навершия Сокрушителя Миров. Сразу же после этого откровения я выполнил и третью просьбу Хариза. Тот без каких-либо комментариев принял от меня осколок и вколотил его в комковатую массу бесформенного металла. Наковальня, которую он поднял с Анзу, представляла собой блок из темного железа, который имел форму раненого и лишенного крыльев дракона. Казалось, будто при каждом ударе молот Тауматурга вновь раскалывает голову зверя.
