Крузий и Зонне стояли у центрального штурманского стола, бегло просматривая информацию на гололите. Даже повернувшись к ним спиной, Крузий, похоже, узнал об их присутствии в тот самый момент, как они появились на палубе. Он обернулся и улыбнулся.
— Мамзель, хорошо ли вы отдохнули?
— Да, прекрасно, — ответила Северин.
— Не присоединитесь ли к нам?
С Готчем за спиной она подошла к столу. От нее не укрылось, как Зонне быстро погасил и убрал какие-то файлы и заменил их скомпонованным изображением местности. Крузий явно прочел это у нее на лице.
— Мои извинения, Этта, — произнес он. — Мы просто просматривали первые данные, загруженные из секвестированных архивов. Материал щекотливый. Я уверен, вы поймете.
— Конечно. Нашли что-нибудь полезное?
— Пока ничего, мамзель, — ответил фамулюс. — Их все еще обрабатывает Аналитика.
— Мы в двух минутах от первой промежуточной точки, — сообщил Крузий. Он указал на изображение местности. Этте оно мало о чем говорило — меняющаяся, постоянно обновляемая трехмерная карта улиц и отметки строений. Она смутно узнавала планировку некоторых районов.
— Ноосфера передает адекватную картину, — сказал Крузий, — но это слабая замена собственным глазам.
Он повернулся и окликнул Лысенко:
— Модерати? Откройте заслонки, будьте добры.
— Слушаюсь, экзекутор, — отозвался Лысенко со своего поста и отправил гаптическую команду в невидимую ноосферу.
Внешние заслонки немедленно убрались, словно веки с глазного яблока, и наблюдательный мостик целиком превратился в стеклянный купол. Этта прищурилась, когда мягкий полумрак сменился ярким светом дня.
Наблюдательный мостик оказался пузырем из бронированного стекла на носу краулера. Он давал панорамный обзор окрестностей с десятиметровой высоты. Этта медленно повернулась, осматриваясь кругом. Они двигались по шоссе Принципал, вниз по склону Семпловых Высот — круто снижающемуся городку из штабелей жилых блоков и домов, образующему предгорье возвышающейся громады Принципала. Шоссе — широкая расщелина из роккрита и алюминиевых изгородей — сходило по склону холма серией глубоких вырезов. Строения здесь громоздились одно на другое, словно шаткие утесы жилищной архитектуры, ярусами цепляясь за крутой склон и нависая над заглубленной дорогой.
Этта всегда любила Семпловы Высоты. В лучшие годы она часто приезжала сюда на маглеве из Конгресса, чтобы провести послеобеденное свободное время, бродя по маленьким базарам и лавкам безделушек, обходя торговцев книгами на аллее Критиканов и аукционы певчих птичек на Житье, прогуливаясь вверх и вниз по крутым публичным лестницам, таинственно оттененным приподнятыми зданиями, перекусывая в нависающих сверху кафе, где воздух полнился звуками мандолин и клюзовок. Это место всегда было для нее отдушиной, миром за пределами давящей всеобщности улья Принципал. Все здесь было охвачено духом бродяжничества и безудержной мишуры, ощущением полноты жизни. Она вспомнила кофейню на Соулпайке, где подавался лучший кафф, который она когда-либо пробовала.
Война еще не пришла на Семпловы Высоты, но высокие штабели и шаткие мостики уже опустели. Дома были забраны ставнями, лавки закрыты. Война, конечно, еще не дошла, но долетел ее запах. Глядя из-под купола краулера, Этта почувствовала страх, тревогу, напряжение неминуемости. Жители попрятались или сбежали на окраины Принципала, деля комнаты с друзьями или родственниками.
Утро было ясным и невинно радостным. Этта могла видеть вдаль на десятки километров.
На востоке, позади нее, над нагромождением штабелей Семпла, виднелась огромная гора Ореста Принципал, заслонившего небо своей туманной голубой массой. Неважно, находилась ли она внутри улья или вне его, огромные размеры главного улья всегда ее потрясали. Он заслонял горизонт, и его вздувшаяся громада заставляла казаться маленькими сами небеса. Верхние шпили, в одном из которых она стояла всего несколько дней назад, доставали до самой крыши мира. Ничто столь огромное ведь не могло пасть? Ведь не могло?
Впереди, в нижних землях, обширные застройки рабочих поселков спускались до далекой громады, которая была Аргентумом. По словам Готча, Аргентум называли теперь Городом-губкой. Готч не знал почему. Бледное небо над дальним ульем покрывали кровоподтеки дыма и копоти: линия фронта, поняла Этта.
Краулер экзекутора шел во главе пятидесяти таких же машин, по большей части перевозчиков боеприпасов и нескольких пехотных транспортов. Легкая бронетехника и открытые артиллерийские самоходки двигались по бокам, стаи «Стервятников» и «Валькирий» гудели над головой, обеспечивая непосредственное прикрытие. Один только транспорт Крузия нес восемь платформ «Гидра» и шесть скорострелок скитариев, управляемых изнутри; задранные стволы непрерывно крутились, отслеживая каждую потенциальную угрозу. Они поворачивались и наводились на цель, словно фототропные растения — на солнце. Колонна свиты сама по себе была небольшой армией.
Отряды скитариев шагали рядом с ними, шумные и пугающие. На взгляд Этты Северин, скитарии смотрелись полной противоположностью Гвардии или СПО. Цветистые, звероподобные, громкие и грубые, они рвались на войну, издавая леденящие душу групповые кличи наполненного тестостероном предвкушения. Среди них не было ни одного похожего на другого. Она никогда не видела такой мешанины перьев, мехов, встроенного оружия, когтей, аугментики, искусственных клыков, плюмажей, доспехов, украшений и драгоценных камней.
Она поняла, какое Готч испытывает замешательство. Он просто не знал, что и думать об этих варварах. Скитарии не были обыкновенными солдатами — солдатами того типа, с которым он привык иметь дело.
— Этта, не взглянете ли на запад? — предложил Крузий.
Она посмотрела. По рабочим поселкам под ярким светом дня между ней и далекой громадой Аргентума шагали огромные фигуры. Она насчитала пятнадцать «Владык войны» Инвикты, двигающихся на запад к линии фронта. Громадины, неуместно торчащие над окрестностями.
— Так вот как выглядит война махин, — произнесла она.
— Вовсе нет, мамзель, — возразил Крузий. — Вот когда они начнут стрелять, тогда вы увидите, как выглядит война махин.
— Я нахожу их пугающими, экзекутор.
— В этом их смысл, Этта. Они и должны пугать любого, кто их видит.
Ее телохранитель пристально разглядывал далекие махины.
— Старые войны, — пробормотал он себе под нос.
— Майор Готч? — обратился к нему Крузий.
