– Люди-и-и! – ещё пуще завопила баба Люся. – Он мяня змяёй подколодной назвал! Лю-юди! Караул!
С этими словами она кинулась на Ваню, размахивая руками, но в этот момент Пашке удалось, наконец, оттащить разъярённого друга от визжащей бабки, и, подталкивая его в спину, Пашка поспешил скрыться вместе со своим правдоискателем за углом дома.
– Вот и досмеялись! – сказал погрустневший Пашка, когда страсти немного улеглись.
– Да уж, – тяжело выдохнул Ваня.
– Слышь, а какой сегодня день, не пятница?
– Пятница, – подтвердил Ваня. – А что?
– Говорят же, кто в пятницу смеется, тот и плакать будет.
– Да суеверия всё это.
– Суеверия или нет, а факт – на лицо.
– Да уж, – снова тяжело выдохнул Ваня.
– Эй, ты! Мы с тобой, кажется, конкретное дело обсуждать собирались.
– Да уж! – повторил Ваня, как заевшая пластинка. – Обсудили, что надо: и в скорую помощь чуть не попали, и в бабу Люсю вляпались!
– Кто она такая? – сочувственно спросил Пашка.
– Соседка, пропади она пропадом!
– Не завидую я тебе. Такую соседку врагу не пожелаешь... Кстати, о врагах. Вот бы её на Лёху натравить.
– Хорошо бы было! Да как это сделать? Лёха у нас, сам знаешь, на людях, когда надо вид создать, мальчик вежливый, учтивый. Мечта бабы Люси!
– И не безотцовщина, – добавил Пашка.
– Да, кстати, даже наоборот: из порядочной семьи, точно такой, как баба Люся – «порядочная женщина».
– Точно, – улыбнулся Пашка, но смеяться уже не хотелось.
– Ладно, Пашка, – серьёзным тоном сказал Ваня, – ты подумай, что можно сделать, а при случае, обсудим.
– Ладно, – также серьёзно согласился присмиревший хохотун и хлопнул друга по плечу. – Ладно, давай, созвонимся, – добавил он, развернулся на пятках и медленно пошёл домой.
Когда Ваня пришёл домой, мамы ещё не было. Это его обрадовало: не хватало ему ещё всяких разных там вопросов после бабы Люсиных разборок! На душе было тошно. Он переоделся и пошёл на кухню чего-нибудь перекусить. Открыл холодильник, достал колбасу и масло, налил в чайник воды и поставил его на газ. Пока чайник закипал, он успел отправить в рот два бутерброда и уже полез в шкафчик за печеньем, как вдруг раздался телефонный звонок.
– Ванька, у меня мешок есть! – услышал он возбуждённый голос Пашки. – Мы ему мешок на голову натянем, шнур вокруг него обмотаем и на узелок завяжем! А потом «какая косточка?» – Пашка говорил сначала тихо, но потом не сдержался и закричал: – Мы ему: «Какая косточка, какая косточка?»
– Ты чего это, дружище, разбушевался перед сном? – услышал Ваня в трубке голос дяди Саши.
– Да это я тут фильм рассказываю, – находчиво соврал сын.
– Ты уж потише, будь добр, – удаляющийся голос папы уже был еле слышен в Ваниной трубке.
– Слушай, ты чего, дурак, что ли? Разве про секреты так орут? Хорошо хоть врать ты удал!
– Да - а, – протянул Пашка. – Головка точно бо-бо!
– Ладно тебе, а то опять заведёшься. Слышь, мешок мешком, а где мы его на Лёхину голову натянем? Не под школой же?
– Да что, мало мест укромных?
– А как ты его туда заманишь? Он же один никогда не ходит, забыл, что ли?
– Точно забыл. Да! Выходит, задачка наша – не простая?
– И голос должен быть Лёхе незнакомый, иначе мешок не поможет. От Лёхиной мамы ни в каком мешке не спрячешься.
– Значит, нам третий нужен?
– Выходит, нужен.
– А Вовка Иванов, с бокса, парень надёжный и любитель приключений, сам мне рассказывал, – обрадовался Пашка.
– А он согласится?
– Откажется кому-то косточки помять? Не думаю. И чего тут гадать! У тебя телефон его есть?
– Нет.
– Вот облом! У меня тоже нет. Ладно, я подумаю. На крайний случай, нам же не горит?
– Не горит.
– Вот и ладненько. Главное, что мешок есть, – Пашка поставил жирную точку, подытожившую их важный разговор.
– Спасибо тебе, Пашка, – сказал Ваня и тихо добавил: – ты настоящий друг.
На другом конце провода раздался какой-то скрип, и обладатель смирительного мешка тут же повесил трубку.
Как только Ваня положил трубку, раздался звонок в дверь. Он побежал открывать, но на пороге вместо мамы стояла ... баба Люся.
– Мать позови, – сквозь зубы процедила она.
– А её дома нет, – отрезал Ваня и стал закрывать дверь, но не тут-то было: баба Люся ловко подставила ногу так, что дверь закрыть не удалось, и торжествующе сказала:
– Мал, да врать удал! – Голос непрошеной гостьи звучал победоносно. – Мать зови, сказала! Я тут не одна!
– Что, и бабу Клаву притащили? – съязвил Ваня.
– Ну, что я Вам говорила?
На дверь надавили, и в открывшемся проёме появилась фигура участкового.
– Разрешите войти, – вежливо сказал он.
– Мамы дома нет, – растерянно ответил Ваня. – А что я такого сделал? – спохватился он, продолжая закрывать за собой вход в квартиру.
– А вот это мы сейчас и выясним, заодно и маму дождёмся, – сказал участковый и, отодвинув Ваню, вошёл в коридор.
Баба Люся, сопя, вошла вслед за ним.
– Где мы можем поговорить? – спокойно произнёс участковый, оглядываясь по сторонам.
– Проходите на кухню, – Ваня говорил тихо, стараясь скрыть нервную дрожь.
Участковый сел за стол, открыл свою папку, достал блокнот, ручку и стал задавать вопросы. Вопросы были самые обыкновенные: фамилия, имя, отчество, родители, чем занимаются, круг личных интересов, успеваемость в школе, чем занимался сегодня после школы.
Баба Люся, молча сидевшая всё это время, не удержалась и вставила:
– Шатался по улицам и приставал к порядочным людям. Чем ящё он мог заниматься?
– Гражданка Сёмочкина, – прервал её участковый. – Вы пока помолчите. Мне нужно мнения двух сторон выслушать. Ваше мнение мне уже известно.
– Скажите, Иван, – продолжал он. – Вы называли гражданку Сёмочкину, извините, собакой?
– Нет, – сдавленным от волнения голосом ответил Ваня. – Я её спросил, какое её собачье дело.
– Ну, что я Вам говорила! – выпалила баба Люся, изнемогая от вынужденного молчания.
– А чего она нос свой в семью нашу суёт? – вспылил Ваня. – Зачем она без конца в глаза мне тычет, что у меня отца нет?
– А я правду говорю! Шатаются тут всякия..., – баба Люся недоговорила, вспомнив, что перед участковым нужно выглядеть «порядочной жанщиной».
– Успокойтесь, гражданка Сёмочкина, мы сейчас во всём разберёмся, – попытался нормализовать обстановку участковый, но было уже поздно.
– И змяёй подколодной называл, – старушенция придала своему лицу жалостливый вид.
– Она мою маму за глаза оскорбляет, а сама к ней, чуть голова заболит или сердце заколет, тут же за помощью бежит! – Щёки у Вани просто вспыхнули от возмущения. – Да, я сказал ей, что аппарат спрячу! Пусть подыхает, а давление ей измерить нечем будет!
