Полукруг замыкал четвертый, что сидел справа от Ченгрела — Кхров из Тысячи Сынов. Он прибыл в одиночестве и объявил себя посланником нескольких лордов-чернокнижников, к которым Ченгрел направил герольдов. Кхров был одет в вычурном стиле своего легиона: доспехи и мантия сияли синим и золотым, поверх них была наброшена накидка густого лазурного цвета с каймой, мерцающей всеми цветами, какие только мог распознать глаз, и неописуемыми оттенками варпа. В одной руке он бережно держал длинный адамантиновый посох, пронизанный нитями психореактивного кристалла и увенчанный большим темным сапфиром.
Голова Ченгрела покачивалась в маленьком выпуклом окошке, когда он переводил взгляд с одного на другого, и его недовольство не утихало. Он твердо решил, что сразу даст понять, кто здесь господин над господами, и так обратился к другим легионерам:
— Внемлите моим словам, родичи по крови, собратья-чемпионы своих легионов! Вы прибыли к Ченгрелу, что рожден был сыном давно разоренной Олимпии, а выкован кровным потомком великого Пертурабо, славного мощью среди всех примархов! Назван Железным Воином в Великом крестовом походе прошлого и назван предателем, когда отцы наших легионов восстали, чтобы навечно умертвить того, кто называл себя Императором, в наказание за тщеславие и безверие! Сделан изгоем, когда наш легион был оттеснен от бастионов Терры, и сделан мастером на неодолимом Медренгарде, где Кузнец Войны чествовал мою отвагу пред вратами Пертурабо и всей моей ротой! Это я — тот, кто завладел этим миром и сделал из него крепость, и я нашел эти пленные души, что вы видите пред собой.
Да, сияющие камни лежали у ног Ченгрела, и по бокам от них стояли двое его самых преданных стражей-терминаторов.
— И хотя я избавлюсь от камней, отдав их тому из вас, кто предложит в обмен самую лучшую дань, вы должны оправдать свое присутствие здесь.
Скрипучий голос, доносящийся из динамиков дредноута, смешался со скрежетом металла и шипением поршней, когда его вместилище повернулось на коротких толстых ногах.
— Я не раб, подобный животному, и не мелкий царек из тех, что мнят себя великими, собрав за собой отребье из Ока Ужаса или с какого-нибудь чахлого мира-колонии, — сказал он. — И я не буду иметь дел с теми, кто мне не ровня. Чтобы сделать ставку, вы должны преподнести мне не только земные богатства, но и истории. Во имя чести своего легиона каждый из вас расскажет о своем подвиге в ратном деле и боевом искусстве, чем докажет, что именно он наиболее достоин этого приза. А то, что я скажу сейчас, считайте доказательством моего доверия и благосклонности, ибо, прежде чем вы начнете делать ставки, я одарю вас собственной историей, по которой вы узнаете, чего я стою и какова моя мощь.
Так Ченгрел из Железных Воинов начал свой рассказ.
— Будь прокляты сыны Дорна, называющие себя Имперскими Кулаками! Будь прокляты сыны Жиллимана, называющие себя Ультрадесантниками!
Помните ли вы лик Дорна? Его тщеславие и упрямство? Его капризную раздражительность? Его вкрадчивое низкопоклонство?
Помните ли вы лик Жиллимана? Его высокомерие и самонадеянность? Его подлость? Его трусость?
Каким бальзамом на сердце был вид этих лиц при Железной Клетке! Крики Дорна в окопах, смятение Жиллимана, когда он увидел, что мы сделали с его слабым братом. Я стараюсь уберечь от времени эти воспоминания, чтобы возвращаться к ним вновь и вновь. К тому времени, когда я сам стал командиром, когда я увидел когорту Железных Воинов, вздымающих над головой стиснутые руки и клянущихся верно служить мне, я знал, что первой же моей целью будет снова увидеть знак Кулака и знак Омеги, униженные вместе.
Хеггору! Вот мир, что я выбрал для своей затеи. Медленно кипящий Хеггору с движущейся твердью из гладкого серого камня и густо-красными котлами океанов под серными небесами. Во время Крестового похода я пролетал недалеко от него — а вы, хоть кого-то из вас когда-нибудь заносило на юго-запад галактики? Нет ответа? Неважно. Мы услыхали, что Имперские Кулаки отметили присоединение Хеггору, окружив его полярное побережье великим кольцом своих творений. Высокие города-ульи, пронизывающие жаркую дымку над планетой, связанные друг с другом поездами-пулями и лазерными сетями, которые мерцали в пасмурных сумерках.
Имперские Кулаки короновали Хеггору, как они говорили, дали ему царский венец в честь вступления в наш Империум Человека. Мы смеялись, узнав об этом, пока не увидели, что Пертурабо не смеется. Он посмотрел на пикты из-под капюшона, а потом повернулся к ним спиной. С тех пор мы говорили о «Хеггору в желтой короне» лишь тихо и со злобой. Много позже — слишком долгими и странными были для меня путешествия в варпе, чтобы вести счет годам — это название снова коснулось моего слуха, когда я скитался по той же области космоса, размышляя над тем, как лучше обратить вспять все, чего достиг Крестовый поход. Варп был густо насыщен бормотанием имперских астропатов, и когда мои собственные провидцы перебрали струны, натянутые меж их разумами, мы обнаружили бравурные сообщения Ультрадесантников, надутых и самодовольных наследников надутого и самодовольного Жиллимана. Они хвастались триумфом Ультрадесанта, без сомнения, незаслуженным. Кровопролитие снизошло на Хеггору в образе ксеносов-грабителей, чьи гнездилища и вычистили Ультрадесантники. Что за малокровными созданиями стали легионеры Тринадцатого, если похвалялись этим, как славной победой! Но они похвалялись, и, когда я повел своих верных Железных Воинов обратно на Хеггору, их слова все еще горели в моем уме.
Их слова горели, поэтому мы сожгли города, чтобы сравняться с ними. Мы заново короновали Хеггору роскошной желтизной пламени, не тем бездушным желтым, что на знаменах Седьмого. Мы показали защитникам городов, выстроенных Дорном, кто более сведущ в осадном деле. Залпы наших лэнсов и батарей раздирали атмосферу, пока она не вскипела, очистив небеса от целых эскадрилий боевых машин, а вражеские ракеты с трудом пытались отыскать нас за перегретыми облаками и помехами от радиации, пока мы с хирургической точностью бомбардировали их. Мы состязались с орбиты с их пушками двадцать дней — номера легионов Жиллимана и Дорна, сложенные вместе — а на двадцать первый сели в посадочные модули, чтобы ничтожные смертные познали гибель от наших рук.
Тогда я был не таков, каким вы видите меня сейчас. Я выходил на бой в облачении терминатора, в адамантии, отмеченном черным и желтым. Я полетел вместе с авангардом штурма в первой волне штурмовых торпед, которые пронзили шкуру улья Роэгхим. Его пустотные щиты рассыпались перед нами. Верхняя часть улья была выстроена, чтобы противодействовать именно такой атаке: их многослойная структура напоминала соты, чтобы лишить штурмовую торпеду импульса и запереть ее в лабиринте полуобрушенных помещений. Но те, кого мы оставили в Империуме, глупы, братья мои, и память их коротка. Они выдолбили стены изнутри, лишили укрепления прежней мощи, эти забывшие об угрозе потомки. Ах, восхитительный грохот штурмовой торпеды, пробивающей вражеский бастион! В осаде есть моменты, приносящие большее удовольствие, но мало более пьянящих.
