— Что скажешь? — спросила Мирия.
Верити потребовалось время, чтобы ответить.
— Мне… показалось, — госпитальерка с трудом выдавливала слова. — На мгновение я подумала… расширенные глаза, взгляд…
Мирия наклонилась ближе — так, чтобы лишь они могли слышать друг друга.
— Скажи это.
— Нет, — Верити покачала головой. — Мне показалось.
— Скажи это, — повторила боевая сестра. — Скажи мне, чтобы я знала, что не одинока в своем мнении.
Верити взглянула ей в глаза.
— Когда ты спросила о мотивах Вауна… он солгал нам.
— Именно так, — сказала Мирия. — Но почему?
Когда свет ламп упал на него, Ла-Хайн почувствовал себя вознесшимся к звездам, свободным от заточения в человеческую плоть, будто становился чем-то более великим и эфемерным — вроде сверхновой звезды, источавшей свет Бога-Императора. Это всегда восхищало.
На Неве была старая поговорка, гласившая, что все рожденные на ней люди имеют свое предназначение. Действительно, каждый мальчик должен был отучиться в семинарии, чтобы потом, если его сочтут способным, вступить в касту клерков планеты. Это было так просто, что вскоре Виктор Ла-Хайн очутился в сфере Церкви Терры и темных монастырях. Окруженный мрачноликими адептами и жрецами, стоя в тусклом свете часовни, он понял, что нашел свое первое призвание. Бесхитростные воспоминания о тех днях вызвали улыбку на его лице. То были менее трудные времена, когда слово и дело гонения были тем, на чем сосредоточился его разум; когда все, в чем он нуждался, были цепной меч в могучей правой руке и Книга обреченных в левой.
Шум ревущей толпы коснулся его ушей, и он приветствовал людей, сложив руки в старейшем знамении аквилы — божественного двуглавого орла. Слепой и зрячий, смотрящий в будущее и прошлое; его распахнутые крылья защищали человечество.
В подобные моменты рефлексии он задавался вопросом: что бы он сказал, если бы мог попасть в прошлое и встретить молодого себя в те далекие дни? Что бы он сказал самому себе? Смог бы поделиться секретами, которые позже ему открылись? Но разве он мог так поступить, когда это привело бы к тому, что неопытный юнец не сможет лично познать страшных и переворачивающих представление о мире откровений, которые ему самому преподнесли последующие годы?
Как он мог, став тем, кем является сейчас, отрицать, что неоперенный птенец проявит себя так, а не иначе, переполнившись пламенным откровением, что принесли ему эти годы?
Ла-Хайн смотрел на свое растущее до гигантских размеров гололитическое изображение и упивался благоговением собравшихся людей. Если сперва призвание привело его в огромный новый мир службы Императору, потом оно же перенесло его к самому подножью Золотого Трона. Никто из людей внизу не мог испытать его чувств, но все ощущали это в словах, которые он говорил, и во взоре, обращенном на них. В своих сердцах они знали, каким он был решительным и непоколебимым в праведности.
Последние кусочки головоломки вставали на свое место. Лорд Виктор Ла-Хайн был рукой Бога-Императора, и Его воля должна быть исполнена. Ничто не должно помешать этому.
Имперская церковь была двигателем, топливом которому служили молитвы, а механизмом и смазкой — кровь праведников. Возведенные во славу Бога-Императора храмы и шпили отбрасывали длинные тени среди сотен тысяч звезд. Каждый мир Империума — колыбель уникальной культуры, определяющей способ почитания Императора людьми. Для первобытных аборигенов Мирала Император был диким зверем, бродящим в темной глуши лесов. Мир-кузница Телемах восхваляла Его как Кузнеца, Творца всего сущего, а люди Лимнус Эпсилона верили, что Он жил в солнце, согревая их своим дыханием.
В дни Великого крестового похода церковь усвоила, что навязывание своей веры другим мирам за счет искоренения их собственной и начало с чистого листа — долгий и трудный процесс. Экклезиархия, вместо того чтобы вносить изменения в принудительном порядке, обернула родные религии миров к Святой Терре, показав им всю истину мироздания: что все боги на самом деле — Бог-Император человечества в том или ином облике.
На таком мире, как Нева, где вероучение и богослужение пронизывали каждый аспект жизни, одна строка священного трактата или мельчайшая деталь молитвенного обряда могли послужить поводом для очередной войны. Бароны и городские лорды скрещивали мечи, стоило лишь их истолкованиям веры разойтись в интерпретации. На этой планете, где каждый мужчина, женщина и ребенок молились Терре за свою бессмертную душу, бушевали трения и опасные раздоры, касающиеся значения и содержания церковного слова.
Чтобы положить конец разногласиям, Неве требовалось чудо, и, по милости Бога-Императора, она его получила. Люди назвали это Благословением раной.
Лорд Ла-Хайн не говорил и не делал никаких жестов, ожидая, пока толпа смолкнет. Сложив руки за спину, он спокойно глядел на людей и ждал. Высокая гололитическая призрачная проекция сверкала под ним, паря над размещенными внизу на арене амфитеатра декорациями. Лорд с бесстрастным выражением лица изучал людей холодным пристальным взглядом. Ла-Хайн давно научился обращаться к толпе так, чтобы каждый человек в ней думал, что он говорит именно с ним.
Когда толпа замолкла, он слегка поклонился.
— Сыновья и дочери Невы! Благословенны будьте. — Лорд-пастырь чувствовал, как на него смотрят тысячи глаз, ощущал, как в напряжении затаились тысячи дыханий. — Путь к лучшему будущему выстраивается перед нами, к будущему яркому и вечному, но наш совместный путь не должен проходить через тяготы междоусобной борьбы.
Он склонил голову.
— Каждый год мы собираемся тут, просим благословения и получаем его. Почему? Потому что мы — человечество, дети Бога-Императора, величайшего из всех людей, когда-либо живших на этом свете. Благодаря его служителям мы знаем о Нем и словах Его. Мы понимаем, чего Он ждет от нас. Наш долг — быть сильными, никогда не сдаваться, уничтожать ксеносов, мутантов и еретиков. — Пастырь снова поднял глаза. — Вы знаете, что плата за все это — не золото, не уран и не алмазы. Вера неисчерпаема. И платим мы за это кровью.
Кода боевой флот святой Селестины показался на орбите Невы, пройдя через изолирующий систему варп-шторм, церкви на планете были близки к саморазрушению. В одних городах духовенство полностью утрачено, в других молельни, переполненные верующими, разрушались под собственным весом. Согласно некоторым записям того времени живая святая приземлилась на планету у скалы Диск, находившейся в нескольких километрах от Норока. Записи бортового журнала корабля воительницы никогда полностью не подтверждали этот инцидент, отчего историки в других мирах сомневались относительно слов неванских жрецов. Правда это или нет, но прохождение святой под солнцем Невы навсегда изменило планету. Монахи, жившие в монастыре на Диске, поныне охраняли это место. Окруженный электробарьерами, там находился маленький отпечаток в плоском камне; говорили, что это место, где золотой сапог Селестины впервые коснулся поверхности Невы. Наиболее богатым и уважаемым людям из благородных каст планеты позволялось встать на колени и поцеловать отметину. Люди знатного происхождения наносили себе ритуальные порезы и проливали на след несколько капель крови.
