«Я знаю вас. Знаю, что эти вопросы вы уже задавали себе сами». Сет кивнул.
— Мы — Адептус Астартес. И наш самый большой страх не умереть, а оказаться недостойным.
Данте бросил на него бритвенный взгляд.
— Сегодня вы уже один раз поставили под сомнение мое лидерство, — ответил он. — В следующий раз сделаете это на свой страх и риск.
Сет напрягался.
— Я только даю голос тому, что очевидно для всех. И я говорю это вам теперь, Магистр Магистру, один Сын Великого Ангела другому… Сделайте благородный поступок, Данте. Возьмите на себя ответственность за то, что произошло и устранитесь от управления Ваалом. Позвольте другому Ордену занять ваше место.
С губ Данте сорвался отрывистый невеселый смешок.
— Вы смеете говорить со мной о гордости, а потом предъявляете такие требования?
— Есть многие считающие так же, — парировал Сет. — И еще больше тех, кто склонится к тому же завтра на конклаве.
Данте отвернулся к окну, Сет ощутил, как в нем разгорается гнев.
— Что бы вы там ни думали, мой возраст не делает меня дряхлым, изнеженным старым дураком. И я встречу на арене любого воина, который будет утверждать подобное. И десять его братьев! Теперь уходите, Расчленитель, и я посчитаю эту наглую попытку вырвать у меня власть за чрезмерное рвение с вашей стороны!
— Вы думаете, что я это делаю для самого себя? — проскрежетал Сет. — Тут ничего личного, Данте! Я хочу только лучшего для Империума!
— Да, — пришел ответ. — Я полагаю, что хотите. И только по этой причине, я не посажу вас и вашу делегацию на корабль и не вышвырну в сторону Кретации. — Магистр Кровавых Ангелов повернулся к нему снова, глаза Данте напоминали кинжалы. — Но если вы задержитесь в моих комнатах еще миг, я боюсь, что вы сверх предела испытаете мое терпение.
Сет помедлил, а затем низко поклонился.
— Тогда, поговорим завтра.
Данте медленно ответил на поклон.
— В этом я не сомневаюсь.
ЦЕК ШЕЛ, КАК человек, идущий к виселице, потерявшись внутри себя. Его мысли были в постоянной сумятице. Перед ним, целеустремленно шагал брат-капитан Ридай, Сангвинарный Ангел с болт пистолетом в висящей на бедре кобуре, а сервитор коммуникант тащился сзади. Апотекарий знал, что Ниник шла сбоку. Когда он выходил из арены, хватило одного взгляда, чтобы заставить ее замолчать. Не было никакой нужды объяснять, что произошло в боевой яме. Его пепельное лицо говорило красноречивее всяких слов.
Широкий коридор медленно поднимался к верхним ярусам монастыря, в направлении южных защитных куполов. Там разместился контингент принадлежащих крепости челноков и атмосферных судов. Цеку казалось, что вокруг него сжимаются стены. Давление на мысли проявлялось в угрюмости и сжимании в кулаки длинных изящных пальцев.
Все ускользало от него. Он признавал правду. Из всех его огромных усилий вложенных в исследования генного изъяна, из всего, что он когда-либо делал для уничтожения Черного Гнева и Красной Жажды, ничто не наполняло чувства таким ощущением подвига как работа над репликаций. Исследования сангвинарных жрецов продолжались в течение многих тысячелетий, а достигнуто было совсем немного. Для ищущего ума, такого как у Цека, заняться работой подобного масштаба, значило подрывать свою отвагу. Он прекрасно понимал, что не прожил бы достаточно, чтобы видеть излечение изъяна, даже если бы разменял столько же лет сколько Данте.
Но клонирование … исследования, посвященные искусству репликации, то было совсем другое дело. Оно зажгло его воображение. Открытия, которые он делал, растущие и многообразные дразнили своим потенциалом. Он был так близок! Цек, мог ощутить успех на губах, как прохладную воду. Если бы он мог только довести процесс до конца, судьба Кровавых Ангелов была бы в безопасности. Они могли бы восполнить потери, которые понесли на Сабиене, и в любом будущем сражении.
Он мог овладеть репликацией, если бы только у него было время, средства, и доверие братьев.
На миг в нем вспыхнула злость на Данте, но затем, так же стремительно, она ослабла, разбитая холодной уверенностью в неудаче. «Я поторопился, и теперь плачу за это моей репутацией, моей работой, моим будущим».
Великое бремя ошибки согнуло его. Он размышлял, что скажет Фенн, когда услышит о приказах Магистра. Цек не сомневался, что преданный раб будет в смятении.
— Ждите здесь, — сказал Ридай, оставив спутников на краю ангара.
Он быстро двинулся к рядам челноков, каждый из которых был окрашен в свой оттенок красного в зависимости от Ордена приемника. Пилот сервитор низко поклонился и начал разговор с Первым Капитаном, они обсуждали план полета к Цитадели Виталис. Рядом, корабль класса Арвус прогревал двигатели на холостом ходу, от вырывающихся из сопла газов рябил воздух.
Цек спорил с самим собой. «Я не могу возвратиться с неудачей! Все было напрасно? Каждый час работы, каждый закоулок, обысканный ради крох знаний о репликации?»
— Потрачено впустую, — шептал он. — Все, потрачено впустую.
— Нет, — сказала Ниник, коснувшись мягкой рукой его предплечья. — Лорд Цек, вы совершили невероятные вещи. Вы прошли так далеко за столь краткое время! Вы должны гордиться тем, чего достигли.
Он повернулся к ней.
— Как я могу гордиться порождением мерзости? Я не создал ничего кроме монстров, ужасных существ оставленных светом Императора!
— Император… Император… — мускулы на лице Ниник странно задергались, и ее рот распахнулся в хриплом дыхании. Казалось, с ней случился какой-то странный приступ. — Для… Пользы … — ее голос углубился, став басовитым и хриплым.
— Что происходит? — спросил Цек, хмурясь.
Он снял ее руку со своей, тонкое, бледное запястье пульсировало в ладони.
Апотекарий ощущал в воздухе странную грязную вонь, смешивающуюся с ангарным запахом отработанного топлива.
Глаза Ниник закатились, светлые крапинки пены, собирались в уголках губ женщины. Дрожащее лицо приблизилось к нему. Пустые шары мерцали и двигались, поворачиваясь снова, открывая изменившиеся серебристо-черные зрачки, очерченные золотыми нитями.
Губы женщины растянулись в пародии на улыбку, смутном подражании выражению, которое Цек, видел на лице ее господина, техноповелителя.
— Друг… мой… — пробулькала она низким шепотом. — Слушайте… меня.
— Серпенс? — Цек, наверное не смог бы объяснить, как он узнал, что ум, оживляющий женщину, больше не был ею собственным, просто он был уверен в этом. Что-то в движении плоти на костях лица, как будто это была тонкая маска, натянутая на черты техноповелителя.
