Этого было недостаточно. Цардиты понимали, что смогут вести обстрел, пока у них хватит снарядов. У них нет необходимости захватывать остров, надо только сделать его беспомощным на некоторое время, чтобы корабли, продолжившие движение на север, оказались вне досягаемости окетанов. Примерно за сутки цардиты добьются своего.
Камни цардитов опять ударили по острову. Кортоний отвернулся. Бок пронизывала боль, доходившая до груди. Очень жаль, что хирург не может прописать ему нечто столь же простое, как пешая прогулка, чтобы устранить причину боли. Прямо к нему по центральной колоннаде с мозаичным полом бежал вестовой. Он запыхался — несомненно, его прислали с пристаней.
— Адмирал, — выдохнул он, кланяясь.
— В чем дело?
— Командующий Ильев просит об аудиенции в северо-западном гроте, как только вы пожелаете. Он велел передать вам, что у него появилась идея, которую вы должны одобрить. Он хочет, чтобы вы обратились к морякам.
Кортоний улыбнулся. Отличный моряк, этот Ильев. И человек, чьи идеи всегда стоят того, чтобы их выслушать. Под резкие звуки взводимых и стреляющих катапульт адмирал прошел к платформе подъемника, который доставит его на причал.
848-й Божественный цикл, 4-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения
— Хотелось бы мне знать, что стало с Горианом, — проговорила Миррон. Ардуций стиснул руку Оссакера, чтобы помешать ему сказать в ответ какую-нибудь глупость. Они сидели в палатке генерала, куда явились по вызову. — А вам не хочется?
Ардуций кивнул. Как он ни пытался, ему не удавалось изгнать Гориана из своих мыслей и сердца. Его чувство вины росло. Оно особенно обострялось, когда они оставались одни.
— А что мы вообще здесь делаем? — спросил Оссакер.
— Ждем приказа, — отозвался Кован от стола с картами.
— А он не мог просто дать его казначею?
— Может, ему хочется, чтобы мы услышали приказ прямо из его уст, Осей, — сказал Кован. — Он — командующий. Он может делать, что считает нужным.
Оссакер пожал плечами.
— Мы тратим время зря. Нам следовало вернуться в Киррийскую гавань, если дело настолько сложное и отчаянное.
— Сделать все неправильно — хуже, чем не сделать вообще, — заявил Кован.
— По-моему, ты слишком много времени провел с Полом Джередом, — улыбнулся Ардуций. — Ты начинаешь говорить точь-в-точь как он.
Кован молча вернулся к разглядыванию карты, позволив себе один быстрый взгляд на Миррон. Ардуций счел, что понимает, в чем дело. Он и сам чувствовал то же самое — примерно.
— Кто-нибудь из вас собирается мне ответить? — с досадой спросила Миррон. — Он наш брат. Он…
— Да, я тебе отвечу, — сказал Кован. Он повернулся и подошел к ней. — Мне интересно, что с ним случилось. И когда я об этом думаю, то надеюсь, что он медленно умирает. Что порезы, которые я оставил на нем, воспалились и убивают его. Что вонь от его медленно гниющего тела станет его последним воспоминанием. Что цардиты нашли его и творят с ним то, что он сотворил с тобой. Он — насильник и убийца. Он ничей не брат.
Звук пощечины разнесся по палатке. Ардуций сморщился, а Кован приложил ладонь к горящей щеке.
— А ты все равно не можешь выбросить его из головы. После всего, что он с тобой сделал. Что с тобой? — Глаза Кована увлажнились. — Его нет. А я здесь.
Клапан палатки отодвинулся, и вошел Джеред вместе с генералом Дел Аглиосом.
— У нас здесь все в порядке? — поинтересовался Джеред.
— Спросите у нее, — ответил Кован.
Джеред вздохнул.
— Потом. Когда мы будем в пути. — Он посмотрел на генерала, который вышел на середину палатки.
— Так. Соберитесь там, где мне будет вас видно. — Дел Аглиос прищелкнул пальцами. Быстро, быстро!
Ардуций встал прямо перед ним, а остальные — по обе стороны. Генерал обвел их взглядом. На близком расстоянии он оказался внушительной фигурой. Его форма была в идеальном состоянии, доспехи сияли даже после многих дней марша и боев. Шлем с зеленым плюмажем гордо сидел на голове, плащ украшали цвета его семьи. Ардуций словно впервые увидел Дел Аглиоса, ощутив его власть и авторитет. Восходящие оказались рядом с величием и славой. Два самых влиятельных человека Конкорда разговаривали с ними как с равными.
— Вы были бы уже мертвы, если бы не вера этого человека, — заявил Дел Аглиос, указывая на Джереда. — Помните об этом. И не забывайте во всем слушаться его. Звучит очень знакомо, правда? Потому что такая тактика работает. Дисциплина, порядок, победа! Я не знаю, кто вы на самом деле и чем вы владеете. Может быть, вы — дар Божий, а может, и нет. Я знаю только, что это беспокоит меня, мою армию и всех нормальных людей, которые ходят по земле. Но в эту минуту я знаю еще и то, что всем нам надо спасать Конкорд и что мы должны использовать все оружие, которое у нас есть. У нас нет времени позволить себе размышлять и обсуждать вопросы морали. Пока нет. На нас давят с двух сторон, а у нас на суше и на море нет сил, чтобы успешно защищаться. Мы — моя армия и вы — должны сломать ситуацию. Вам лучше понять это сейчас, потому что все, что вы уже сделали, будет напрасным, если сейчас мы остановимся. Я выступаю, чтобы оказать поддержку защитникам Нератарна. Я поведу мою армию по снегам дуса, чтобы удержать нашу северную границу. Вам я поручаю сохранить нашу столицу и нашего Адвоката. Более важного дела не существует. У вас нет права на провал, и вы его не допустите. Сообщите нам о своей победе флагами с золотым солнцем, вывешенными на сигнальных башнях. Дайте нам надежду, чтобы сражаться дальше. И когда я одержу победу, я отзовусь.
Генерал кивнул, и на его лице появилась невольная улыбка.
— Вопросы есть?
Кован выпрямился и ударил себя правым кулаком в грудь. Ардуций толкнул Оссакера локтем в ребра: слепой мальчик прочитал салют Кована в следах энергии и чуть было не расхохотался. Кован заставил себя не обратить на это внимания.
— Генерал Дел Аглиос, надеюсь, вы меня извините, но казначей Джеред посоветовал меня спросить вас, что вы делаете после сражения.
— Да неужели? — Дел Аглиос засмеялся и обернулся к Джереду. — Несомненно, он читал тебе лекцию о том, как распознать страх и справиться с ним. Да… Ты, конечно, услышал ее не первым. Что ж, я тебе скажу. Жизни тысяч людей зависят от точности и разумности моих приказов и моей тактики. Такое может испугать даже самого храброго человека. И когда я возвращаюсь в палатку и думаю о том, что могло пойти не так, страхи побеждают и меня выворачивает наизнанку, пока желудок не опустеет.
Лицо генерала вновь стало серьезным.
