Лицо генерала вновь стало серьезным.
— А теперь позвольте мне спросить одного из вас. Ардуций, скажи мне, почему вы отпустили Гориана, вместо того чтобы его сжечь. Я считаю это прощением.
— Прощением? — покачал головой Ардуций. — Нет. Мы наказали его самым страшным образом, каким только могли. Мы оставили его одного.
* * *
Во всех четырех причальных гротах царила тишина, нарушаемая только плеском воды. Огней не было, если не считать крошечных ламп, которые освещали переходы. Карл Ильев хотел, чтобы окетаны как можно лучше замаскировались, слившись с чернотой ночи. Он ходил между своими людьми, проверяя готовность. Все они вымазали лица и руки краской на угольной основе. То же самое сделали с палубами, мачтами, веслами и корпусами на всех судах. Краска быстро смоется, но к тому моменту это уже будет не важно. Установленные на палубах баллисты накрыли черной парусиной, взвели и зарядили. Механизмы морских ворот тщательно смазали.
Флот цардитов стоял за пределами досягаемости выстрелов катапульт. Огни пылали в сотне точек по широкой дуге вокруг пристаней. Обстрел первого дня нанес немалый урон обеим сторонам, но к вечеру цардиты вынуждены были отойти. На острове Кестер — неиссякаемый источник снарядов, и, несмотря на немалые повреждения, орудия в состоянии уничтожить флот врага в том случае, если он подойдет слишком близко.
Вместо этого цардиты решили тянуть время, прекрасно зная, что значительно превосходят по численности те корабли Конкорда, которые оказались запертыми в четырех гротах. Сигналы от находящихся на удалении кораблей и с площадок для наблюдения на вершинах острова, которые удавалось получать всякий раз, когда туман немного рассеивался, ясно говорили о намерениях противника. По крайней мере четверть их флота, который, как теперь стало известно, насчитывал свыше семи сотен парусов, продолжила плавание на север. Окетаны следовали за ними, но, находясь в численном меньшинстве, в бой не вступали. Другие корабли поплывут на юг, чтобы их перехватить, но суровая правда заключалась в том, что у Конкорда в море недостаточно кораблей, для отражения удара Царда. По крайней мере, пока.
— Судьба всех окетанов, которые сейчас находятся в Тирронском море, — в наших руках. И нам надо отомстить за каждого окетана, убитого вчера цардитами. Нам надо защитить остров и эсторрскую гавань.
Взгляды всех моряков устремились на Ильева. Его тело обтягивали легкие кожаные, тоже зачерненные доспехи, оставлявшие свободными длинные сильные руки и ноги, чтобы без помех грести, карабкаться и сражаться. Обритую голову покрывал синий берет окениев, но даже их эмблема этой ночью была спрятана. Экипировку довершал гладиус на поясе, ножны и рукоять которого обтянули темной тканью.
— Все знают свои роли. Не зевайте. Ночное море не прощает ошибок, а враги многочисленны. Окении, будьте готовы. Нам предстоит поработать таранами. Те, кто почувствует соблазн повернуть назад и помочь кому-то, — не поддавайтесь. Флот обязан прорваться к месту сбора. — Триарх взглянул на песочные часы, стоявшие на каменном столе мастера пристани, у морских ворот. Последние песчинки вот-вот должны были упасть вниз. — За Окетара, за наших погибших, за Конкорд!
Песочные часы опустели. Ильев кивнул окетанам.
— Ворота! — скомандовал он и побежал к своему каперу. Его сандалии бесшумно скользили по камням.
Капер сидел на воде низко, противовесом его тяжелому тарану служила морская пехота окениев у него на корме. Они были балластом и уравновешивающим грузом. Команда из шести человек, которые могли пробежать по проходу между тридцатью гребцами, движущей силой атакующего корабля. Воины устанавливали угол тарана и положение судна во время плавания, используя свой вес, для того чтобы максимально удачно приспособиться к качке под корпусом. Одна ошибка — и острый таран пройдет слишком высоко или опустится под воду, затопив палубу. Но на каперы набирали только самых лучших.
Ильев встал за руль и окинул взглядом корабль. Седьмой отряд окениев. Все они готовы умереть по его слову.
— Выходим в пролив, — приказал он.
Седьмой скользнул от причала, присоединившись к каперу второго отряда и образуя переднюю пару. В этом гроте было восемь каперов, которые выстроились, пока открывались морские ворота. Их неспешное движение завораживало. Укрепленные стальные решетки создавали крошечные водовороты на поверхности воды, пока рабочие крутили их хорошо промасленные механизмы, освободив зубчатые колеса маховиков.
Ильев привычно посвятил свое тело морю, а сердце — Окетару. Морские пехотинцы вокруг него отклонились на кормовой фальшборт, держа таран поднятым. Чуть звякнув, ворота замерли в открытом положении. Говорить больше не требовалось. Ильев вытянул палец в перчатке в сторону моря, и окении двинулись вперед.
Стены внешней гавани скрывали каперы от случайных взглядов. Ильев распорядился двигаться медленно, пока они минуют разбитые суда и орудия, которые все еще плавали на поверхности. Из глубин на них будут устремлены глаза нашедших вечный покой окетанов. Для триремы тут никакой опасности не было, но нос капера может уйти под воду, если за что-то зацепится.
Ильев посмотрел назад на берег и тихо зарычал. Оборонные сооружения острова были повреждены сильнее, чем он думал. Разбитые орудия валялись на камнях у основания скал. Металлические крепления блестели в слабом свете звезд, а обломки дерева и растрепавшиеся канаты — результаты обстрела — прибивало к берегу волной.
Командующий обернулся назад. Все восемь каперов уже вышли из ворот, первые из атакующих бирем показались в створе. Остальные суда, сгрудившиеся в темноте грота, строились, чтобы выйти и сражаться. Теперь цардиты узнают ярость окетанов!
— Вперед! — скомандовал триарх.
До первого корабля цардитов оставалось не более четырехсот ярдов. Выгнутый строй уходил за пределы видимости на север и на юг, и палубные огни терялись из-за дальности, темноты и тумана. Окении повернулись на северо-запад, концентрируясь сразу за стеной гавани: линия таранов, нацеленных на уязвимые деревянные корпуса. В наружную гавань вышла первая бирема. Рука Ильева поднялась и опустилась. Весла окениев бесшумно скользнули в воду.
Ускорение было плавным и быстрым. Тридцать весел работали слаженно. Гребок, подъем, возврат, погружение, гребок. Ильев почувствовал, как его кожу ласкает ветер. Он прищурил глаза и сосредоточился на цели. Это была пара трирем, скрепленных вместе, чтобы нести тяжелые катапульты.
Воины на капере начали передвигаться вперед, по мере того как нос поднимался: так с волной соприкасалась максимальная площадь корпуса, а весла входили в воду под идеальным углом. Цардиты на судах допустили серьезную ошибку. Выставленные ими дозорные ничего не смогут увидеть за пределами круга света от своих фонарей и факелов. Если их слух так же притуплён, как и зрение, они не узнают о приближении окениев, пока первые тараны не окажутся в пяти гребках от их корпусов.
