Иезанада решила закричать, — от её пронзительного, визжащего боевого клича кровь стыла в людских венах. Изогнувшись, она выпустила бритвоцепы, и они, будто живые, по-змеиному заскользили по её телу. Ведьма длинными, мощными шагами преодолела последние несколько метров до своей жертвы. Гудящий ветер гулял в гриве её волос, развевающихся словно чёрное пламя за спиной. И теперь, когда её добыча была столь искушающее близка — на расстоянии удара её любимых клинков, Иезанда увидела и отметила, множество дополнительных особенностей своего врага.
Броня не была только чёрной, но и эбеновой. Похожая на скелет и вправду отделанная костью. Как и шлем, что был похож на суровый череп, в глубине его холодных и безжизненных глазниц был… огонь. Иезанда, убивая своих жертв, часто смотрела им в глаза и наслаждалась, видя там ужас и острое осознание того, что это последние мгновения их бытия. Она купалась в ощущении могущества, получаемого от этого.
Но в воине из тьмы и кости не было ничего подобного. В его глазах был лишь огонь, и, что было совсем невероятным для Иезанды — оказалось, что в эти последние несколько секунд перед битвой только она испытывала страх. Нет, не просто страх… всепоглощающий, беспричинный ужас.
Иезанда узрела нечто, возникшее прямо перед ней, как тень, отброшенная Элиндрахом, царством мрака. Грани его брони мерцали и дымились, будто плавясь и стекая в туман, становясь его частью. Она знала, как бороться с врагами из плоти и крови, но с бестелесным призраком… Иезанда всегда боялась и презирала мандрагор Комморры именно по этой причине, и сейчас она столкнулась лицом к лицу с чем-то, имеющим больше общего с призрачными тварями Элиндраха, нежели с рабами, которых она уже покромсала. Потом, в процессе ошеломляющего каскада осознания и эмоций, случилось нечто, никогда не случавшееся с Иезандой. Она споткнулась.
Бритвоцепы ударили, влекомые инерцией — два хлестнувших языка адской стали, выкованные в тайных мастерских Свалки Костей — но не попали.
Иезанда, наполовину ошеломлённая собственными неудачными движениями, изумлённо смотрела, не веря, что бритвоцепы просто прошли сквозь него. Её глаза расширились, ведь казалось, что чёрно-костяной воин появлялся и исчезал — у него словно было мерцающее поле архонтов. И внезапно он оказался рядом. Хоть глаза и говорили ей обратное, Иезанда отказывалась верить, что её перехитрили. Это чувство длилось недолго. Оно сменилось другим. Болью. Всё началось с тёплого ощущения в туловище, которое за несколько секунд переросло в бритвенно острое мучение, и ведьма поняла, что это её последняя дуэль. И хоть она и возненавидела себя за это, бессловно проклиная, пока её драгоценная душа низвергалась в варп к Той, Что Жаждет, она вскрикнула, такая же слабая, как когда-то радостно пожинаемые ею ничтожества.
Слизиаль остолбенел, услышав как сестра прокричала его имя. Иезанда делала подобное и раньше, но в весьма отличных от текущих обстоятельствах. Обычно подобное предвещало боль, но опять же не так. Она схватилась с призрачной фигурой в тумане, и болезненное осознание судьбы своей сестры было выражено в этом крике — Слизиаль внезапно почувствовал себя в одиночестве.
Несколько секунд он находился в замешательстве. Он всё равно потерял того, кого преследовал, и он любил свою сестру, пусть и своеобразно.
Хоть он и знал, что это глупо, он всё же крикнул ей в ответ.
— Иезанда!
И вот он бежит туда, где всё ещё слышались отголоски его собственного имени. Сквозь туман он различал холм. Склоны его были усеяны шишками скал, выглядевшими как зубы. Здесь была пасть боли, что поглотила его сестру. Эта поэтичность невероятно беспокоила Слизиаля.
Он замедлился, его инстинкт выживания вновь закричал, когда он увидел убийцу Иезанды. Один из мон-кей пытался на брюхе доползти до него, но Слизиаля этот раб сейчас не интересовал. Ему был нужен только тот, что в чёрном и костяном; ксенос жаждал отомстить за Иезанду. Его сестра была сразу на обеих сторонах холма, от её разодранного на части трупа в холодный воздух исходил пар. Слизиаль заставлял себя не отводить взгляд, иначе это означало бы потерять из вида своего врага — ошибка, которую он больше не повторит. Он сжал челюсти, подкрадываясь к врагу, и испытал редкую эмоцию, эмоцию, которою не испытывал много лет. Скорбь.
Внезапно жажда мести стала осязаемой — болью в кишках, которую можно было исцелить только кровавой жертвой.
Слизиаль побежал обратно, пересекая горный хребет, как танцор теней скользя и перепрыгивая через камни и овраги. Он не отрывал глаз от чёрно-костяной фигуры, и хотя пытался не дрожать, заставил себя двигаться вверх и вокруг хребта, чтобы выйти в слепое пятно своего врага. Клинки перчаток гидры вытянулись…
Герск молился, проползая дюйм за дюймом, каждый последующий был мучительнее предыдущего. Он шептал благословление Серой Леди, Святой Надалии и Императору, надеясь, что они всё ещё внемлют его мольбам. Они даровали ему милость в виде башни и её стража, но ему нужно было ещё немного, чтобы безопасно до них добраться. Слова продолжали звучать, спёкшаяся кровь на его губах трескалась с каждым произнесённым слогом, солёный привкус слёз во рту вернулся вместе с мучительной болью его ран. Боль росла по мере ослабления паралича, как и обещала чужачка, а значит, он мог двигаться легче… и быстрее.
Герск закрыл глаза, когда полз мимо Блезни и Рзанева, всё ещё держащих друг друга в кровавых объятиях — товарищи даже в смерти, но сейчас открыл их. До вершины холма осталось несколько метров и гвардеец, шатаясь, поднялся на ноги — отчаяние придало сил его конечностям. Сперва он шёл медленно и нетвёрдо, но затем начал набирать ход. Силуэт в чёрных доспехах, один из ангелов Императора, маячил вдали. И тут Герск увидел чужака за его спиной и попытался выкрикнуть предупреждение.
Слизиаль не колебался. Как только суккуб добрался до чёрно-костяной фигуры, он накинулся на неё, хлестнул перчаткой и глубоко ранил воина в бок, разрезав доспех, как бритва разрезает плоть. Особое удовлетворение ксеносу доставило то, что воин упал на одно колено, хотя это был лишь укол — ослабляющее движение, чтобы замедлить противника и Слизиаль смог бы смотреть в маску ангела своим единственным глазом, нанося смертельный удар. Даже не остановившись насладиться собственным мастерством, Слизиаль обошёл воина-призрака и вонзил обе перчатки гидры ему в грудь. Восемь смертоносных клинков вышли из спины воина, каждый из них проколол жизненно важный орган.
— От моей сестры с лучшими пожеланиями, — прошипел сквозь зубы ксенос, да только выражение его лица разительно изменилось через пару секунд.
