Иантайн вспомнил, как они ругались — нечестно, мол, потворствовать больному самолюбию. Мастер Домэз перебирал очки, которые ему приходилось теперь носить, чтобы видеть дальше собственного носа, и улыбался своей мягкой всезнающей улыбкой.
— Те из нас, кто усвоил, что портретист должен быть еще и дипломатом, зарабатывают себе на жизнь. А те кто желает рисовать правду, кончают в ремесленном цехе, раскрашивая декоративные бордюры.
Когда цех Домэза получил заказ на миниатюры детей лорда Чокина, никто особенно не стремился заполучить этот контракт.
— В чем дело? — спросил Иантайн, когда объявление провисело на доске три недели и никто не отозвался. Ему предстоял последний экзамен в цехе Домэза, и он надеялся получить похвальный аттестат.
— Дело в Чокине, — сказал Усси, цинично фыркнув.
— О, мне известна его репутация, — ответил Иантайн, беспечно взмахнув перепачканной в краске рукой. — Это все знают. Но ведь он подписывает договор. — Он похлопал по документу. — И условия точно такие, какие назначили бы мы сами.
Усси зажал рот рукой, чтобы не прыснуть, и посмотрел на Иантайна с тем покровительственным видом, который всегда выводил Иантайна из себя. Он знал, что он лучший рисовальщик и колорист, чем Усси когда-нибудь станет, но Усси всегда ведет себя с таким превосходством! Иантайн мог не сомневаться, что он лучший, постоянно совершенствующийся художник, поскольку в студии все могли видеть работы других учеников. Анатомические работы Усси выглядели так, словно он делал их с мутантов, чувство цвета — гротескное. Пейзажи Усси делал куда лучше, а на геральдических щитах, эмблемах и прочих второстепенных работах и вовсе набил руку.
— Да, но тебе придется жить в Битра-холде, пока ты не выполнишь заказ, а зима — не лучшее время для жизни там.
— Что? Четыре миниатюры — до самой зимы? Да сколько же это может занять времени? — Иантайн рассчитывал в крайнем случае на неделю. Этого хватит даже для самых маленьких и непоседливых детишек.
— Да-да, тебе всегда удавалось заставить детишек сидеть смирно. Но это дети Чокина, и если они хоть в чем-то похожи на папашу, то черта лысого ты заставишь их вести себя пристойно, чтобы получить хоть какое-то сходство. Да только я сомневаюсь, что тут требуется строгое сходство. А зная тебя, Иан… — Усси погрозил ему пальцем, улыбнувшись еще шире. — Ты нипочем не сумеешь так пригладить образы драгоценных крошек, чтобы удовлетворить чадолюбивого папочку.
— Но…
— Когда последний раз Чокин сделал заказ, — сказал Чомас, вступая в разговор, — Макартор проторчал у него девять месяцев, пока тот признал его работу «удовлетворительной». — Чомас ткнул пальцем в пункт «по получении удовлетворительной работы». — Вернулся он тенью самого себя и куда беднее, чем отправился.
— Макартор? — Иантайн знал этого художника, человека способного, с наметанным на детали глазом. Сейчас он делал фрески для нового зала в Нерат-холде. Иантайн попытался придумать причину, по которой Макартор не сумел удовлетворить Чокина. — В деталях он дока, но не портретист, — сказал он наконец.
На длинном лице Усси брови полезли вверх, а серые глаза лукаво блеснули.
— Ну так возьми заказ и сам посмотри. Некоторым из нас нужны лишние деньги для Праздника Окончания Оборота, но не настолько, чтобы переться ради них в Битра-холд. Знаешь репутацию тамошних игроков? Они скорее подохнут, чем перестанут играть.
— Не так страшен черт, как его малюют, — ответил Иантайн. — Шестнадцать марок плюс кормежка, кров и расходы на дорогу.
Усси прищелкнул пальцами.
— На дорогу? Но дорогу туда ты оплачиваешь сам…
— Подожди, он оговаривает дорожные расходы — запротестовал Иантайн, тыкая пальцем в соответствующий пункт.
— Хм, но сначала ты оплачиваешь дорогу туда и должен отчитаться за каждый потраченный грош. Это займет у тебя несколько дней, так-что распиши заранее. Чокин настолько скуп, что ни один порядочный повару него не задерживается, не говоря уж о домоправительницах, мажордомах и прочей прислуге, так что тебе, возможно, придется готовить самому… если ему не придет в голову слупить с тебя за дрова, на которых готовили еду. В холде нет центрального отопления, так что тебе придется разводить огонь в комнате… да, и возьми свой меховой спальный мешок, наемным работникам он их не дает…
— Наемным? Портретист из цеха Домэз — это вам не наемный работник! — возмущенно ответил он.
— В Битре, друг мой, все наемные работники, — вмешался Чомас. — Чокин за всю свою жизнь не заключил честного контракта. И перечитай контракт до словечка, если тебе хватит дури принять заказ. Но если у тебя есть мозги, ты откажешься. — Чомас решительно повернулся и пошел к себе в мастерскую, где завершал работу над инкрустацией по дереву.
Однако Иантайну очень были нужны деньги. Почти ощущая в руках диплом, он хотел отдать родителям то, что задолжал им. Его отец собирался отдать земли Иантайна под пастбища, но у него не было денег, чтобы заплатить Конклаву пошлину за передачу. Сумма была скромная, но существенная для большой семьи Иантайна, которой пришлось бы урезывать себя буквально во всем, чтобы накопить ее. Так что для Иантайна заработать деньги было вопросом самоутверждения и гордости.
Родители обеспечили ему хороший старт, лучший, чем он заслуживал, — если вспомнить, как редко бывал он в холде после своего двенадцатого дня рождения. Его мать хотела, чтобы он стал учителем, как она до замужества. Именно она и дала начальное образование ему, его девяти братьям и сестрам и детям из соседних овцеводческих и фермерских холдов близ Бендена. А поскольку он выказывал не просто острый интерес к учению, но еще и явный талант к рисованию — он каждый дюйм драгоценного рисовального альбома покрыл зарисовками из жизни холда, — было решено отправить его в Колледж. Конечно, помощи от него теперь не будет, но отец с неохотой признал, что парень куда ловчее управляется с пером, чем с пастушьим посохом. Его младший брат, который любил сельскую работу, страшно хотел взять на себя обязанности Иантайна.
Как только мальчик оказался в Колледже, его необычный талант и наблюдательность были отмечены. Мастер Клиссер настоял, чтобы он сделал папку зарисовок: «животные, цветы и минералы». Это было просто, поскольку Иантайн постоянно делал зарисовки и наброски, о которых соученики и не подозревали. Многое он рисовал во время других уроков. Чаще всего — и эти наброски Клиссер особенно любил — он делал зарисовки Бетани, игравшей на гитаре. Они всем нравились, даже Бетани.
Его наброски разослали в несколько отдельных цехов, где обучали разнообразным ремеслам — от выделки кожи до резьбы по дереву, стеклодувного и камне резного мастерства. Ни в одном из цехов на западном побережье не нашлось места для лишнего студента но одна женщина, главная ткачиха Южного Болла, сказала, что свяжется с мастером Домэзом из Керуна, одним из лучших портретистов Перна, поскольку ей кажется что талант мальчика лежит как раз в этой области.
