— А ты не думаешь, что я захочу немедленно расторгнуть этот контракт?
— Это было бы неумно с твоей стороны, и я не вижу для этого причин.
— Причины для этого две: неравноправие сторон и личные планы. Мне недосуг, Люитен, предаваться твоим изысканиям. За мною город и люди. Я человек, хотя бы только в этой жизни, а не бесплотный дух, у меня есть собственная, весьма короткая жизнь, и я собираюсь прожить ее по-своему, а не по указке начальника с палкой. Этот контракт не по мне.
— А кто сказал, что ты ее проживешь? — насмешливо спросил Люитен. — А даже если бы и так, кто оценит твои труды? Люди? Ты построишь им город, а они загадят его, они будут склочничать, воровать, лгать, мошенничать, убивать и желать друг другу зла. Они будут льстить тебе в лицо и издеваться за твоей спиной. Разве это — благородное племя? Ты готов умереть за них, а кто из них отдаст за тебя свою никчемную мелкую жизнешку? Это был один из самых интересных моих опытов, но, боюсь, совершенно неудачный. Их поступки не выдерживают никакой критики с точки зрения эстетики. Я всерьез подумываю о том, чтобы стереть все это в Хаос. У меня есть прелестный экземпляр, вокруг которого я мог бы построить все заново и гораздо лучше. Что ты имел от этого человечества, кроме детского страха, что тебя сожгут? Копошащееся, мелочное, лживое, жадное, злобное, себялюбивое…
— Я — человек, — вполголоса напомнил Санди.
— Да? А вот несколько других лебедей предпочли форму мечей. Ты, может, слыхал когда-нибудь о волшебных мечах?
— А Черный — это тоже лебедь?
— Нет. Это Зло.
— Забавно. Выходит, я родной брат брикова меча? Не потому ли Чайка позволила мне выиграть ее в карты? Что ж, они не прогадали, в таком обличье дольше век. Но, извини, Люитен, я не хотел бы быть штукой, хотя бы и беззаветно служащей Добру.
— В первый раз встречаю лебедя, который оказался таким паршивым эгоистом! — вспылил Люитен. — Ты должен!
— Мы поговорим о моем долге, когда я вернусь сюда на бесплотных серых крыльях. А сейчас у меня иные долги.
— Парень, — проникновенно сказал бог. — Ты заблуждаешься относительно своей самостоятельности.
— А ты?
— То есть?
— Ты существуешь в Волшебной Стране, — сказал Санди, на минутку надевая личину профессора Оксенфорда. — Предположим, что ты, к моему глубокому прискорбию, являешься хозяином моей сказки, и еще некоторого их числа. Но я не вижу доказательств того, что сам ты не создан чьим-то воображением. Причем, судя по моим впечатлениям, придумывал тебя кто-то… хм… с ограниченным представлением о высшем промысле и путях Провидения. Самодурствующий феодал средней руки. Если бы я взялся сочинять Бога, я придумал бы что-нибудь покруче. Уж не то ли самое темное и нелюбимое тобою человечество приложило здесь руку? Уж очень близок ты, Господи, к их образу и подобию.
Люитен, не отрываясь, смотрел на Санди, и глаза его были льдом.
— Может быть, — процедил он. — Может быть, и я чей-то, но ты — мой, и я тебе это докажу.
И он набычился, погружая взгляд в упрямые серые глаза напротив. Вмиг защитные барьеры Санди были атакованы и взломаны, и что-то ледяное проникло в него, оставляя за собою обмороженный след. Будто холодная рука шарила в его теряющем чувствительность сознании, нашла что-то наощупь, сгребла в кулак и потянула наружу. Изо всех сил стараясь не поддаться панике, Санди вцепился в то, что принадлежало ему. Завязалась ожесточенная молчаливая борьба. Кресло с грохотом опрокинулось набок. Люитен с проклятьем вскочил на ноги, а Фалк во вратарском броске на пол успел подхватить невесть откуда выпавший хрустальный шарик величиной с мячик от пинг — понга, в котором среди игольчато взблескивающих искр металась какая-то неясная серая тень.
— Люитен, — сказал Фалк с гневной дрожью в голосе, — ты зашел слишком далеко!
— Черт! — Люитен наклонился над лежащим на полу телом.
Полуприкрытые глаза Санди с невыразимой надменностью смотрели куда-то мимо него.
— Неудобно как-то получилось. Ну до чего несовершенный и хрупкий материал! Сперва ведет себя так, будто он тебе по меньшей мере ровня, а стоит нажать и — бац… сломался.
— На кой дьявол ты это сделал?
— Он вывел меня из себя. Я же не знал, что жизнь сломается раньше, чем воля. И что теперь делать?
— Оживляй! — сухо сказал Фалк, протягивая шарик на раскрытой ладони.
— Что, опять? — Люитен опасливо оглянулся на дверь. — А может… разбей шарик, выпусти лебедя, и начнем все с начала. Этот был очень хлопотный.
Фалк зло рассмеялся.
— А что ты скажешь его жене? Поцапались, мол, и ты его ненароком укокошил? Нечего сказать, в гости пригласил.
— А я ее себе оставлю.
Фалк сокрушенно покачал головой.
— Ты сам не захочешь, чтобы она оставалась здесь такая, какой станет, если узнает, что произошло. Я же тебе говорил: ее архетип "возлюбленная". Это блондинка могла бы оклематься, а твоя муза попросту сойдет с ума. Оживляй!
Люитен безропотно принял на ладонь шарик, встал на одно колено возле распростертого тела и приложил хрустальную безделушку ко лбу Санди. Под нажимом его пальцев шарик вошел в тело, и судорожный вдох и последовавший за ним кашель сообщили им, что гость ожил. Люитен сразу вскочил и отодвинулся, Фалк занял его место и помог Санди сесть.
— Что это было? — хрипло поинтересовался Санди.
— Люитен сгоряча слегка переборщил, — пояснил Фалк. — Он сожалеет. Не так ли?
— Сожалею, — не оборачиваясь, буркнул от окна Люитен. — Гордыня, между прочим, смертный грех.
— А как насчет "не убий"? — поинтересовался Санди, ощупывая лоб.
— В этих заповедях вы столько отсебятины наворотили, что я уже начал сомневаться в своем первоначальном авторстве, — заметил Люитен. — Ну, "не убий", это понятно, терпеть не могу, когда шутя ломают то, что я делал, старался. А вот откуда "не прелюбодействуй" взялось, так я до сих пор понять не могу…
* * *
— Сэсс, ты поставила меня в глупое положение, — это было сказано устало и так, будто уже не имело значения.
— А ты мне наврал!
Семейная сцена имела место быть в спальных апартаментах Сэсс, среди белой мебели, зеркал и розового атласа.
— Да, я сказал тебе неправду, но только потому, что ты и слышать не хотела о Волшебной Стране, а я не мог оставить Тримальхиар в руинах.
— Санди, — сказала Сэсс, — я должна была поехать за тобой хотя бы для того, чтобы спросить: нужна ли я тебе вообще, или ты предпочитаешь эту высокомерную зануду Джейн?
Санди против воли улыбнулся разгневанной красавице в невероятном платье.
