Это было всё, что он смог сказать. Берг отошёл в сторону, уступая место, центральное место, новому спикеру администрации Готэма Харви Денту. Комиссар Гордон не мог и предполагать, что доживёт до того дня, когда мэр потеряет дар речи и не сможет рассказать о том, что с равным успехом можно было бы назвать и славой, и трагедией Готэма. Возрождение города было не чем иным, как личной мечтой мэра, которая должна была увековечить его имя в памяти потомков и в исторических трудах. Провал этих планов означал крах всей его политической карьеры. Впервые за всё время пребывания в администрации Борга Гордону было по-настоящему жаль его.
Между тем Дент говорил:
— Мы энергично боремся с терроризмом в любой его форме. Но на этот раз токсин был обнаружен в кофе на полицейских пунктах. Учитывая, что две трети полиции выведены из строя, мы просто не можем обеспечить общественную безопасность.
Дент сделал паузу. Кто-то выбежал из машины телекомпании и стал кричать на операторов. Гордон взглянул на мэра. Борг занервничал. Комиссар сбежал по ступеням трибуны вниз, чтобы выяснить, в чём дело. Он подошёл к группе инженеров, собравшихся вокруг монитора.
— Что тут происходит?
— Посмотрите сами, — ответил высокий лысеющий человек. — Этот монитор передаёт материал местных станций, но он идёт лишь на половине экрана.
Гордон посмотрел на монитор. Экран был разделён пополам. Левая часть показывала происходящее перед мэрией, тогда как правая была пустой — обычный, зернистый, «снежный» фон. Вдруг из этого «снега» материализовалась фигура человека, сидящего в кресле.
Гордон узнал фигуру в кресле, только когда поправили фокус. Это был Джокер.
Это я, Джокер.
Джокер дружески улыбнулся. Несмотря на странное сочетание смертельной бледности кожи и пылающего красного тона губ, его лицо, в целом, выглядело почти нормально.
— Только что, ребята, вы тут рассказывали о кое-каких еещах. Некоторые из них, должен признать, были справедливы по отношению к этому злодею — Хозяину Гриссому. Он был террористом и вором. Но, с другой стороны, он прекрасно играл в бридж. Как бы то ни было, он умер и оставил меня вместо себя.
Джокер помолчал и придвинулся к камере.
— Теперь я хочу сказать следующее: может быть, я излишне театрален, может быть, несколько груб. Но я не убийца. Я — артист.
Он придвинулся ещё ближе, и его улыбка заполнила весь экран.
— А мне нравится веселиться! Итак, ребята, я объявляю перемирие! — камера отъехала назад, чтобы показать, как он в приветственном жесте раскинул руки. — Праздник начинается!
Его объявление сопровождалось аплодисментами, записанными на плёнку.
— У меня есть небольшой подарок для Готэма! — продолжал Джокер, и голос его дрожал от возбуждения. — В полночь я выброшу в толпу миллион долларов.
Он снова взмахнул руками, но теперь это был жест смирения.
— У меня их много, поэтому обо мне не беспокойтесь, — добавил он.
Мэр на своей половине экрана взял в руки микрофон.
— Мы не готовы обсуждать какие-либо сделки, — начал он.
— Люди, вы меня слышите? — прервал его Джокер. — Двадцать миллионов долларов!
Джокер заложил большие пальцы рук за лацканы своего двубортного пиджака.
— К тому же вас ждёт потрясающее зрелище! — продолжал он. — Это будет замечательный поединок: в одном углу — я, в другом человек, установивший в городе настоящий террор.
Он сделал эффектную паузу, изображая на лице притворный страх.
— Это Бэтмэн!
На левой стороне экрана камера показала беспокойно переглядывающихся Борга и Дента.
Джокер снова влез в кадр.
— Ты слышишь меня, Бэтмэн? — спросил он театральным шёпотом. — Только ты и я. Один на один! Я снял свою маску. Посмотрим, осмелишься ли ты снять свою!
Брюс выключил телевизор. С него довольно. Он вновь вернулся к досье родителей из полицейского архива. Сверху на папке стоял большой синий штамп с надписью «НЕ РАСКРЫТО».
Но теперь она уже не соответствовала действительности.
На самом верху в папке лежала газетная статья и детская фотография Брюса.
Он вспомнил тот день. Где-то неподалёку играло радио. Стояла жаркая летняя погода. Из окна второго этажа доносился женский смех. Вместе с отцом и матерью они спускались по улицам Готэма. Это был праздничный вечер. Всей семьёй они отправились в театр. По этому случаю Брюсу было позволено не ложиться спать в обычное для него время. Был такой чудесный вечер, что отец предложил пройтись немного пешком, а уж потом поймать такси.
За ними послышались чьи-то быстрые шаги. Он вспомнил мамин приглушённый голос:
— Том, кто-то идёт за нами!
Они почему-то побежали. Но в переулке их остановили.
Он вспомнил лица. Это были два подростка. У одного из них был револьвер. Он потянулся к жемчужному ожерелью на шее матери. Отец схватил его за руку.
Раздался выстрел.
Он вспомнил, как упал отец. Как закричала мать.
Прогремел второй выстрел. Он вспомнил, словно это было недавно, яркую вспышку из револьвера, осветившую на мгновение тёмный переулок. И увидел, как падает его мать.
В тот вечер были убиты его мать и отец.
Он продолжал вспоминать.
Парень, у которого не было оружия, убежал. Другой же навёл дуло револьвера в упор на Брюса.
— Скажи мне, пацан, — начал он.
Брюс запомнил и то, что было дальше.
Юный бандит шагнул вперёд, и при свете луны Брюс мог разглядеть его лицо. Оно улыбалось. Брюс хорошо запомнил и эту улыбку, шутовскую улыбку джокера.
Парень продолжил:
— Танцевал ли ты с дьяволом в бледном свете луны?
Смеясь, юный Джек Нейпир нажал на курок.
Выстрела не последовало.
В темноте кто-то крикнул:
— Идём!
То был голос его дружка.
— Скорее! — торопил тот же голос.
Джек Нейпир медленно пошёл прочь. Он смеялся, не переставая.
Брюс запомнил и этот смех.
Альфред открыл Вики дверь.
Брюс был у себя, он заснул прямо в кресле. Наверное, ему снилось что-то очень страшное, потому что голова его металась из стороны в сторону, а лицо покрылось потом. Иногда откуда— то из груди вырывался тихий стон. Вики решила его разбудить. Она шагнула к креслу.
Его глаза тут же широко открылись.
— Это был он! — сказал Брюс отчётливо.
Вики подошла к нему.
— Что с вами?
Он смотрел на нёс, моргая ничего не понимающими глазами, ещё не очнувшись ото сна.
— К-как вы здесь оказались? — невнятно пробормотал он.
— С помощью Альфреда, — ответила Вики. Дворецкий подтвердил её слова кивком головы и вы шёл из комнаты. Когда она шла сюда, всё казалось ей таким простым. Ради Брюса, ради них обоих необходимо обо всём поговорить.
