— Простите за то, что вынужден это упомянуть, но нас там не особенно жалуют, — заметил Меркуций. — Вполне вероятно, что тиран запретит нам даже войти в док, не говоря уже о рабочих. И у нас недостаточно ресурсов для торга. Нам необходимо все, что мы реквизировали с Ганга.
— Просто скажи «сперли», — поддел его Ксарл. — «Реквизировали»? Что это вообще значит? Вы, вонючки с Городской Периферии, вечно скрываетесь за красивыми словами.
Меркуций ответил брату не менее яростным взглядом.
— «Прут» только человеческие отбросы из сточных канав Внутреннего Города. Мы ведем войну, а не грабим уличный ларек ради пригоршни медяков.
Поганая улыбочка Ксарла ничуть не увяла.
— Суровый выговор от богатенького сынка. Легко швыряться красивыми словами, если сидишь в креслице на верхушке шпиля и приглядываешь за преступным синдикатом, пока все остальные делают грязную работу. Когда парни с Периферии забредали в наш район, я их отстреливал. И наслаждался каждым их предсмертным воплем.
Меркуций втянул воздух сквозь сжатые зубы, не говоря ни слова.
Молчание длилось ровно 6,2113 секунды. Делтриан знал это, потому что, отсчитывая точное время, упражнял свои математические способности. В конце концов техножрец сам нарушил тишину, предприняв редкую попытку пошутить, — ему хотелось прекратить неуместную и непонятную свару.
— Если нам не позволят причалить, это, используя нострамскую лексику, будет большой… неудачей.
Слово плюхнулось в тишину, как камень в болото, и Делтриан немедленно ощутил неловкость. Техноадепт пожалел о том, что вмешался, и среагировал двумя способами. Во-первых, бессознательным человеческим жестом, которым смертные стараются отгородиться от тревоги и который странно смотрелся у полумеханического существа: он поплотнее закутался в плащ, словно защищаясь от холода. Конечно, ему не было холодно. Делтриан давно избавился от способности ощущать температуру поверхностью тела, оставив лишь термодатчики, встроенные в кончики пальцев. И во-вторых, техножрец в ту же секунду стер слово «неудача» из кратковременной памяти, использовав функцию «удаление данных».
Тем не менее его экспромт оказался успешным. Талос улыбнулся и успокоил воинов тихой фразой:
— Братья, довольно. Даже техножрец Машинного Бога смущается при виде ваших семейных разборок.
— Как прикажешь. — Меркуций отсалютовал, ударив кулаком по нагруднику.
Ксарл изобразил пристальный интерес к гололитическому столу, но не прекратил усмехаться.
— Люкориф? — позвал Талос.
— Ловец Душ?
— Пожалуйста, не называй меня так.
Раптор трескуче захихикал.
— Чего ты хочешь?
— Сообщи Вознесенному о расчетах техножреца и предполагаемых сроках ремонта.
— Так и сделаю, — выдохнул раптор, уже ковыляя к выходу из комнаты.
— Он мне не нравится, — буркнул Кирион.
Талос проигнорировал замечание брата и обратился к техножрецу:
— Не могли бы вы перенести все детали ремонтных работ на закодированный инфопланшет? Когда мы достигнем дока, я прослежу за тем, чтобы все делалось как можно быстрее.
— Принято.
Поколебавшись, Делтриан добавил:
— Но следует ли понимать вас так, что я не сойду с корабля в Зрачке Бездны?
— А вам бы хотелось? — нахмурился Талос. — Простите, я не подумал об этом. Если вы решите покинуть корабль, Первый Коготь будет сопровождать вас в качестве почетного эскорта.
— Позвольте озвучить мою благодарность, — ответил техножрец. — И, в дополнение к этому лингвистическому обмену, мне хотелось бы задать еще один вопрос. Ваша рука функционирует в приемлемой степени?
Талос кивнул.
— Да. Еще раз благодарю вас, техножрец.
— Я горжусь этой работой, — ухмыльнулся ему Делтриан.
Впрочем, Делтриан ухмылялся всегда.
Марух покосился на погруженного в работу Септимуса. Свет лампы был тусклым, что подвергало испытанию и без того больные глаза Маруха, однако в последние недели чернорабочий с Ганга начал медленно привыкать.
— Что это? — Он поднял металлическую деталь размером со свой большой палец.
Септимус оглянулся на старшего раба. Верстак Маруха в их общей мастерской был завален сломанными сверлами, папками и промасленными тряпками. Поверх них лежал наполовину собранный болтерный пистолет. Септимус отложил помятую схему, которую до этого внимательно изучал.
— Подвеска. Для штурмового болтера лорда Меркуция.
Корабль снова вздрогнул.
— Какого?!.
— Нет.
Септимус отвел взгляд от встревоженной физиономии Маруха, уповая, что Октавия направит корабль в более спокойную зону.
— О чем бы ты ни собирался спросить, лучше не спрашивай. Просто работай.
— Послушай, Септимус…
— Я слушаю.
— Нас постоянно трясет. Даже больше, чем на грузовых транспортниках, а уж тамошнюю болтанку я хорошо помню. Может, что-то не в порядке?
Септимус ответил, невозмутимо глядя в глаза.
— И что ты собираешься делать? Вылезти наружу и залатать дыры в корпусе клейкой лентой? Вперед. Там миллионы монстров только и ждут, как бы разорвать в клочки твою душу. А мне, к сожалению, придется обучать кого-то другого.
— Как ты можешь быть таким спокойным? — Марух почесал щеку, оставив на коже пятно смазки.
— Я спокоен, потому что все равно ничего не могу сделать.
— Я слышал истории о том, как корабли пропадают в варпе…
Септимус снова вернулся к изучению схемы, хотя одну обтянутую перчаткой руку положил на кобуру с пистолетом.
— Поверь мне, никакие истории не сравнятся с правдой. Реальность намного хуже тех баек, которыми вас потчуют в имперском космофлоте. И сейчас совсем не время думать об этом.
«Завет» опять тряхнуло — на сей раз так сильно, что оба оружейника слетели со стульев. Крики с нижних палуб жуткой какофонией разнеслись по коридорам.
— Варп-двигатели снова отрубились, — выругался Марух, прижимая ладонь к окровавленному виску.
Падая со стула, он врезался головой в край верстака.
— Синфаллиа шар вор валл'велиас, — прошипел Септимус, поднимаясь с пола.
— Что это значит?
Второй раб запустил пальцы в волосы, откидывая с лица спутанные пряди, и ответил:
— Я сказал: «Эта женщина угробит всех нас».
Октавия, устало поникнув в кресле, протерла закрытые глаза костяшками пальцев. Пот капал у нее со лба на палубу — тихое «кап-кап» редкого весеннего дождика. Девушка сплюнула, ощутив в слюне привкус крови. Око навигатора болело от слишком долгих усилий и чесалось от омывающего его соленого пота.
