– Но ведь рауды – союзники фьяллей! Их конунги в родстве.
– Да. И поэтому нам было бы неумно натравливать на себя обоих.
– Умнее было бы объединить силу квиттов и кваргов, чтобы разбить всех наших врагов разом!
– Для этого надо еще найти эту самую силу! – вставила фру Гейрхильда. – Прости меня, Хагир сын Халькеля, никто не сомневается в тебе, и все мы очень уважаем тебя и твой род. Но племени квиттов теперь придется заново доказывать, что оно чего-то стоит. И до тех пор никто не захочет ввязываться в вашу войну. Вот когда квитты сами одержат хотя бы несколько заметных побед, тогда найдутся охотники их поддержать. А если сами они ни на что не способны, сам Тор с молотом им немного поможет.
Хагир молчал. Рассуждение было справедливо, но он не ждал услышать его здесь, где ему уже обещали помощь.
– Что же, ты права, мудрая женщина! – ответил он, стараясь одолеть горечь неожиданного разочарования. – Каждый сам себе товарищ, как говорится. Война с фьяллями – кровное дело моего племени, а значит, мое. Твое племя и твой сын тут ни при чем. Он может проявить свою доблесть любым другим способом. Поэтому я не держу на него обиды и надеюсь, что мы останемся друзьями.
– Да… Я, понимаешь, был бы очень рад пойти с тобой… – Фримод ярл все же смутился, чувствуя себя немного предателем, и в каждом слове Хагира слышал жестокий упрек. – Но я никак не мог отказать конунгу в клятве. Зато теперь, ты знаешь, я скоро женюсь, и тогда мне будет не слишком весело оставить свой дом и молодую жену, ты понимаешь…
– На ком ты женишься? – крикнула из-за женского стола Бьярта. – Вот так новость!
– На воспитаннице моей матери, Хлейне! – Эта приятная мысль прогнала смущение, и Фримод ярл широко улыбнулся. – Она сейчас гостит у конунга, но к Празднику Дис она вернется сюда, и тогда мы справим свадьбу. Я буду рад, если вы все останетесь и будете моими гостями до свадьбы, и после свадьбы тоже, сколько захотите. Не сомневайся в моей дружбе, Хагир, прошу тебя!
Хагир молча кивнул: он и сам плохо понимал, что хотел этим сказать. Лицо его застыло, и внутри как будто все окоченело. Даже первое разочарование побледнело и растаяло, заслоненное этим новым ударом. Произнесенные слова настойчиво звучали в голове, но никак не доходили до сознания. Он, конечно, заметил, что Хлейны нет ни в толпе на берегу, ни здесь, на пиру; он изнывал от беспокойства и самых тягостных предчувствий, но спросить о ней не решался. Вот оно что… Это отсутствие означает, что она навсегда вырвана из его жизни. Она у Рамвальда конунга, в такой дали, а потом станет женой Фримода и окажется еще дальше…
Гости снова принялись поздравлять Фримода ярла, подняли кубки за процветание его рода. Хагир молчал и сидел как оглушенный. Он пил со всеми, но сам не замечал, что делает. Он не подозревал Хлейну в добровольной измене и не обвинял тех, кто разлучает их насильно. Он сразу принял как неизбежное: она выходит замуж за Фримода, а для него, Хагира, потеряна навсегда. Это правильно, достоверно, а то, что он воображал раньше, – один бред. Все те препятствия, от которых он отмахивался в упоении любовных мечтаний, вдруг встали каменными горами, о которые он разбил себе с разбега голову. Хлейна не для него. Если бы он раньше не давал воли мечтам, то сейчас внутри не висело бы чувство острой боли и руки не лежали бы как каменные.
Ничего, что манило его сюда, не сбылось. Он лишился Хлейны, и Фримод ярл отказал ему в поддержке. Сразу весь этот дом, этот фьорд, весь полуостров Квартинг показались постылы, потянуло вон отсюда, и Вебранд в воспоминаниях сделался мил, как родной брат. Уж полуоборотень не предаст, если однажды назвался другом, уж он не откажется сражаться, потому что дал кому-то какую-то клятву… Фримод ярл дал клятву из-за Хлейны… Чтобы получить ее, он пошел против жажды подвигов… Что ж, он вправе выбирать. Ему эта война нужна лишь ради славы, и он легко может променять удовольствие славы на другое удовольствие – женитьбу.
А в памяти теснились встречи с Хлейной, обрывки разговоров, ее глаза близко-близко, и эти воспоминания казались единственной правдой, а пир и торжествующий Фримод – мороком, душным дурным сном… «Я не могу быть счастливой без тебя… Я хочу разделить твою судьбу…» И еще она говорила…
– Но разве ты не знаешь, что Хлейна не может быть выдана замуж, пока ее отец не даст на это согласие? – голосом, который всем его близким показался деревянным, произнес Хагир. Он понимал, что своим видом и голосом выдает себя, но не мог удержаться. – Ведь твоя мать дала ему клятву, что отдаст Хлейну замуж, только если получит от отца застежку ее матери… Или вы ее получили?
– Какую застежку? – Фримод ярл смотрел на него с изумлением, а на лице его все еще висела широкая радостная улыбка. – При чем здесь застежки? Впервые слышу!
– Когда твоя мать брала Хлейну на воспитание, она дала клятву, что вырастит ее, но не выдаст замуж без согласия ее отца, – четко, с удовольствием объяснил Хагир. Впервые в жизни он испытывал нечто вроде злорадства, горького блаженства разрушить чужую радость, и притом у него было чувство, что по справедливости Фримод ярл обязан принять часть его боли, раз уж отнял его счастье. – Твоя мать имеет право послать жениха Хлейны к ее отцу, чтобы он получил его согласие. Тогда жених должен взять застежку, которую Хлейна носит на груди. Видел, такая серебряная змейка? И с этой застежкой в руках испрашивать согласия отца на этот брак, а там уж тот решит. А вторая застежка осталась у отца. И если сюда придет человек с этой застежкой, значит, отец Хлейны назначил его в женихи дочери. Неужели ты всего этого не знал?
Фримод ярл смотрел на него с недоумением, стараясь как-то разместить в голове эти запутанные условия.
– Откуда ты знаешь? – резко крикнула фру Гейрхильда.
Ее бледное лицо вдруг стало каким-то острым и злым, и на Хагира она смотрела с такой ненавистью, какой не вызывал у нее, должно быть, и сам полуоборотень. Зачем он явился, по какому праву рушит ее покой, сначала смущал Хлейну, теперь отравляет душу Фримода и толкает его к поединку с тем зверем? Гейрхильда сама переживала горькое ревнивое чувство и потому легко поняла лицо и голос Хагира: в нем говорила та же отчаянная и бессильная ревность. Но вместо сочувствия он вызвал сейчас в ее душе негодование и злобу. Отчего проклятый Вебранд не сжег весь их Березняк, мужчин и женщин разом?
– Откуда ты знаешь? – враждебно допрашивала она, еще больше злясь, что не может опровергнуть его слова. – С чего ты взял? Может быть, у тебя есть эта проклятая застежка?
Хагир ощутил как бы пустоту под ногами: не настолько он обезумел от горя, чтобы, совершив один промах, тут же признаться, что знает это все от самой девушки.
