Старейшая. Ее присутствие было в высшей степени раздражительным. И вновь «Герольд Шторма» наклонился при ходьбе, чтобы медленно, но целеустремленно обернуться. Однако когти принцепс вновь сжимались в его разуме, чтобы контролировать его тело.
«Мы идем, — прошептала она, — чтобы скоро сразиться в великой битве».
При этих ее словах ярость «Герольда Шторма» поутихла. Было в ее голосе что-то новое, нечто такое, что его разум хищника схватил и распознал немедленно. Страх. Сомнение. Мольба.
Сейчас Старейшая была слабее, чем когда-либо прежде.
«Герольд Шторма» ничего не знал об удовольствии или изумлении. Его душу выковали в древних обрядах из огня, расплавленного металла и плазмы, что бушевала с яростью заточенного в клетке солнца. Чувством, которое у него было ближе всего к понятию удовольствия, был прилив осознания и уменьшение его болезненного гнева, когда от его орудий гибли враги.
Теперь гигант ощущал тень этого чувства. Пока что он подчинялся требованиям принцепс, все еще находился под ее контролем.
Но Старейшая стала слабее.
И он ее подчинит.
Ночь застала Домоска с ее отрядом штурмовиков в руинах того, что когда-то было жилым блоком.
Тяжелая техника зеленокожих прокатилась здесь, изменив все на своем пути. Сейчас район был кучей обломков рокрита и бронеплит, и Домоска спряталась за невысокой стеной, прижимая к груди усиленный лазган. За спиной жужжал пристегнутый силовой ранец. Кабели между входным портом лазерного ружья и ранцем нагрелись и покачивались.
Она была рада, что череполикий Астартес и та жеманная квинт-адъютант приказали им вернуться в город. Девушка не хотела это признавать, но путешествие в корабле Астартес — даже просто в отсеке со сложенными прыжковыми ранцами и штурмовыми мотоциклами — оказалось довольно нервозным.
Домоска была не в восторге от позиции, доставшейся ее взводу, но она была штурмовиком, штурмовиком легиона. Она гордилась преданностью долгу и никогда не жаловалась.
Отряды по всему городу должны были оставаться в засаде, пока наступали орки, или тайно следовать, дабы занять позиции в тылу врага.
По всему Хельсричу это делали ветераны и отряды штурмовиков. Полковник Саррен использовал лучших солдат, чтобы выполнять самые сложные операции.
И это работало.
Домоска предпочла бы в безопасности прятаться за баррикадой под защитой танков «Леман Русс», но такова уж была жизнь.
— Эй, — прошептал прятавшийся рядом с ней Андрей. — Это лучше, чем сидеть на задницах в пустыне, да? Да, точно лучше, вот что я думаю.
— Помолчи, — прошептала она в ответ.
Ее ауспик ничего не улавливал. Ни тепла врагов, ни движения поблизости не наблюдалось. Но Андрей продолжал надоедать:
— Последнего я выпотрошил штыком, а? Так и хочется вернуться за черепом. Отшлифовать и повесить на поясе, как трофей. Думаю, это будет привлекать ко мне больше внимания.
— Скорее тебя из-за него пристрелят в первую очередь.
— Хм… Не такое внимание. Ты слишком пессимистична, а? Да, я так и говорю. Это правда.
— А я говорю, помолчи.
Чудесным образом он наконец замолк. Низко пригибаясь, они перебирались от угла до угла. С соседней улицы доносились звуки боя — Домоска слышала гортанный рев и свинячье фырканье орков.
— Это Домоска, — прошептала она в наручный вокс. — Контакт впереди. Скорее всего, вторая группа, что прошла час назад.
— Понято, третья разведывательная группа. Продолжайте движение, как предписано, со всеми предосторожностями.
— Да, капитан. — Домоска отключила вокс. — Андрей, готов?
Штурмовик кивнул, крадучись передвигаясь рядом с ней.
— У меня осталось три взрывчатки, хорошо? Еще три танка должны умереть. Тогда я получу обещанный капитаном кофеин.
Голографический стол с обнадеживающей точностью отражал происходящее. Саррен не мог отвести взгляда, хотя от мерцающих световых образов через какое-то время начинало жечь глаза.
Волна разбилась.
Гвардейцы окопались и удерживали позиции. Клещи из частей Стального легиона выдвигались на дислокации за первой линией захватчиков и готовились погнать орков вперед — расплющить между молотом и наковальней.
Саррен улыбнулся. Неплохой выдался день.
Юризиан не сходил с места уже почти сутки.
Он сказал, что ему понадобится больше недели и даже, скорее, две. Теперь он в это не верил. Работа займет недели, месяцы… Может быть, даже годы.
Коды, державшие неразрушимые двери бункера запечатанными, были великолепным произведением искусства — наверняка работа многих мастеров Механикус. Юризиан не боялся ни одного живого существа и убивал во имя Императора вот уже двадцать три десятилетия. И лишь сейчас он испытал отвращение к своему делу.
— Гримальд, мне нужно больше времени, — несколько часов назад сказал он по вокс-связи.
— Ты просишь о том единственном, что я не могу тебе дать, — ответил реклюзиарх.
— Это может занять месяцы. Возможно, годы. Когда выявляются коды, они порождают вторичные коды, что, в свою очередь, тоже требует тщательной работы. Они размножаются, как в природе, изменяясь, реагируя на мое вмешательство порождением еще более сложных систем.
Пауза была заполнена ледяной яростью.
— Юризиан, мне необходима эта пушка. Доставь мне ее!
— Как прикажешь, реклюзиарх.
Ушел трепет от надежды увидеть «Оберон» и стать той душой, что пробудит великий Ординатус Армагеддон. На их место пришли холодная эффективность и неизбывное отвращение. Запирающий код был одним из самых сложных и изощренных творений, которые могло собрать человечество из самых разных сфер знаний. Уничтожение его причиняло нестерпимую боль, сравнимую с той, что чувствует художник, уничтожая бесценное полотно.
Руны зеленым цветом мелькали на его ретинальном дисплее. Юризиан решил шесть кодов из показанных шести за один лишь вздох. Последние пять требовали дополнительных вычислений, основанных на параметрах, установленных предыдущими шестью.
Код эволюционировал. Он реагировал на вмешательство, словно живое существо, его древний дух сражался против манипуляций магистра кузни. «Какое прекрасное творение», — думал Юризиан, не прекращая работать. Проклятие, зачем Гримальд поручил ему это!
Сервиторы стояли за его спиной с пустыми глазами, разинув рты и медленно умирая от истощения.
Юризиан не обращал на них внимания.
Ему предстояло уничтожить шедевр.
