— Крейсер Генезиса не показался? — спросил Талос с центрального трона.
На обзорном экране скальпированную луну, ободранную и жалкую, уже начало окружать новое поле астероидов.
— Вижу их, сэр, — отозвался мастер ауспика, с хлюпаньем втянув воздух сквозь респиратор. — Перевожу изображение на гололит.
Поначалу Талос не мог отличить судно от космического мусора. Гололит, как всегда, неверно мерцал, показывая сотни целей. Разрушенный край спутника выступал сбоку зубчатой линией. Обломки камня всех форм и размеров усыпали окружающее пространство, вращаясь в туманной дымке — частицах, слишком мелких, чтобы на них получилось навестись.
Они были там. Характерный раздвоенный нос боевого корабля Адептус Астартес и рунические символы их орудий, палящих в пустоту. Талос смотрел на гололитическое изображение маневрирующего корабля — крейсер Генезиса неожиданно оказался посреди астероидного поля и теперь разряжал батареи по обломкам, пытаясь вырваться на свободу.
Пророк был почти разочарован тем, что судно не уничтожил первый же взрыв, — но теперь, по крайней мере, он мог собственными глазами наблюдать его гибель.
— Не буду скрывать, что в эту минуту горжусь вами, — обратился он к команде. — Вы отлично справились, вы все.
Дрейфующие в невесомости скалы кружились, влетали друг в друга и распадались на еще более мелкие обломки. На гололитическом экране Талос увидел, как несколько крупных осколков врезались в корабль. Примитивная программа визуализации не могла показать весь тот огромный ущерб, который должны были нанести эти столкновения.
— Подведите корабль в зону видимости.
Талос знал, что для сокращения расстояния между кораблями потребуется еще несколько часов. У него появилась идея, как занять время, а заодно дополнительно уменьшить шансы проникших на борт воинов Генезиса.
— Установите связь с вражеским кораблем и настройте канал так, чтобы все вокс-динамики «Эха» транслировали наш разговор.
Мастер вокса Аури выполнила его приказ. После того как Вопль отключился, на мостике воцарилось относительное молчание. Теперь оно заполнилось эхом голосов с вражеского крейсера. Монотонное бормотание сервиторов служило фоном для глухих ударов каменных обломков о корпус и звучного голоса, с придыханием говорившего в микрофон:
— Я — Аэниас, капитан «Венца и мантии». Я не собираюсь слушать ни твои насмешки, еретик, ни твои посулы.
На секунду речь космодесантника прервал взрыв и отдаленные крики.
— Говорит Талос с боевого корабля «Эхо проклятия». Я не собираюсь насмехаться, а лишь скажу правду. Ваша попытка абордажа провалилась, так же как и попытка сбежать от нашей мести. Прямо сейчас мы любуемся вашей гибелью на экранах гололитов. Если у тебя есть последнее слово для грядущих поколений, можешь сказать его сейчас. Мы запомним его. Мы — Восьмой легион, и память у нас долгая.
— Гнусные проклятые изменники!.. — протрещало в ответ.
— Похоже, он изрядно рассержен, — пошутил стоявший рядом офицер.
Талос яростным взглядом заставил его замолчать.
— Талос? — снова донесся голос капитана.
— Да, Аэниас.
— Чтоб тебе сгореть в том аду, что ждет обманщиков и предателей!
Талос кивнул, хотя его собеседник и не мог этого увидеть.
— Не сомневаюсь, что так и будет. Но ты доберешься туда раньше меня. Умри, капитан. Гори, и пусть братья оплачут твою бессмысленно потерянную жизнь.
— Эта жертва меня не страшит. Из крови мучеников прорастает Империум. Во имя Жиллимана! Храбрость и че…
Связь оборвалась. На гололитическом дисплее рунический символ вражеского крейсера мигнул и погас в самом сердце свирепого астероидного шторма.
— «Венец и мантия», — сказала мастер вокса, — погиб со всеми душами.
— Подведи нас ближе к астероидному полю и расстреляй то, что от них осталось, из носовых орудий.
— Есть, господин.
Талос встал с трона. Усталое тело саднило.
— Наш разговор от начала и до конца транслировался по всему кораблю? — спросил он.
— Так точно, господин.
— Отлично. Пусть смерть их капитана и корабля окончательно лишит ублюдков из Генезиса мужества.
— Господин, — начал мастер ауспика, — использование торпед… Это был отличный план. Все сработало великолепно.
Талос едва обратил внимание на его слова.
— Как скажешь, Наллен.
Он махнул рукой ближайшему офицеру.
— Котис. Принимай командование над мостиком.
Названный офицер не стал салютовать. Командиры высшего ранга не разменивались на такие формальности. Однако у него хватило ума не усаживаться на трон своего господина. Вместо этого, он встал рядом с троном, принимая командование над теми, кто трудился внизу.
Талос подошел к стене стратегиума и взвалил тело Ксарла на плечи.
— Я похороню брата. Вызывайте меня только в случае крайней нужды.
Первому Когтю потребовался почти час, чтобы добраться до других отделений. Путь по лабиринтообразным палубам «Эха» вел их от отсека к отсеку, от туннеля к туннелю. Иногда они проходили сквозь толпы недвижных, прячущихся во тьме рабов, а в других помещениях все кипело активностью: там занимались делом слуги легиона — в основном ремонтные бригады и чернорабочие. Некоторые из них были, похоже, изувечены воинами Генезиса, и у Кириона появилось неприятное ощущение, что окончательные потери среди команды будут исчисляться тысячами.
Меркуций, определенно, думал о том же.
— Они потрепали нас еще сильнее, чем Кровавые Ангелы — «Завет».
Кирион кивнул. Учитывая, сколько членов экипажа они потеряли в ту ночь на Крите, ему не улыбалось стать свидетелем еще одной абордажной операции. И все же на «Эхе» было достаточно ресурсов и людей, чтобы компенсировать эту бойню, — а на «Завете» нет.
Пока воины шли, каждый из них обратил внимание на чавканье и хлюпанье в воксе. Узас опять облизывал зубы.
— Прекрати это, — угрожающе сказал Кирион.
Узас то ли не слышал, то ли не внял угрозе. Его шлем с кровавой пятерней даже не развернулся к остальным.
— Узас, — Кирион подавил вздох. — Брат, ты опять это делаешь?
— Хм-м?
Несмотря на недавнюю лекцию Меркуция о предрассудках, Кирион не казался себе мелочным. Однако язык Узаса, непрерывно гуляющий по зубам с влажным чавканьем, заставлял собственные зубы воина скрипеть от злости.
— Ты опять облизываешь зубы?
Вариил деликатно прочистил горло.
— Почему это так тебя раздражает?
— Примарх делал то же самое. После того как заточил зубы до игольной остроты, он непрерывно облизывал их и губы, когда задумывался. Словно какой-то зверь. Он часто резал о них язык, и кровь стекала по его губам, сводя нас с ума своим запахом.
