Приблизившись к стенам храма, Реликтор видит длинное здание слева от себя, с огромной каменной звездой наверху, переполненное пилигримами. Многие из них останавливаются и таращатся на него, и даже с защитой Комуса он начинает чувствовать их неистовые молитвы, обрушившиеся на его разум. Он пытается не обращать на них внимания и сосредоточиться на том, чтобы добраться до дверей храма, но спотыкается.
У городских ворот сержант оглядывается на Пилкрафта.
— Их так много, и все прокляты, — говорит человек в капюшоне, размахивая тростью.
Хальсер ругается и встряхивает головой, пытаясь избавиться от замешательства.
— Что происходит?! — кричит он. — Я вижу одно и то же снова и снова.
Он опять слышит голос Комуса в своей голове:
— Сержант. Я никогда прежде не сталкивался с такой силой, как у Астрея. Думаю, само время подчиняется его воле. — Следует пауза. — Или, возможно, даже не так. Такое ощущение, словно само время разрушается.
— Ради Трона, Комус. О чем ты говоришь? — Хальсер разочарованно стонет.
Ответа нет, и Хальсер изливает свое разочарование на городскую стену, ударив кулаком по камню и смяв несколько мигающих глаз. Затем он предпринимает новую попытку добраться до храма с Пилкрафтом позади, который продолжает ругаться и бормотать из-под капюшона.
Брат-библиарий Комус лежит во рву, истекая кровью. Над головой грохочет и воет болтерный огонь, но он едва осознает это. Все его внимание сосредоточено на маленькой, зажатой в руке книге в металлической оправе. Он вспоминает, как впервые дотронулся до ксеноустройства, получив его от инквизитора Мортмейна многие годы назад. Понадобился не один месяц пылких непрерывных молитв, прежде чем он решился даже задуматься над тем, чтобы открыть свой разум такой нечестивой, чуждой сенсорике. Тогда он был уверен в своей цели: выяснить все, что можно, и в то же время сохранить разум невредимым. Но что он чувствует сейчас? Эта вещь убивает его, библиарий уверен в этом. Каждый раз, когда он позволяет этим светящимся знакам наводнить разум, он чувствует, как отрывается еще один кусочек его души. Даже исключительно физический уровень воздействия очевиден: с момента прибытия на Илисс его нос и рот сильно кровоточат, а без помощи боевых братьев он едва может стоять. Однако это не самое худшее. Дело в том, что либеллус больше не ощущается таким чужим, и это наполняет его страхом. Устройство более не кажется неправильным. Оно становится частью его. Комус выпрямляется и с дрожью закрывает книгу. Чем он сам становится?
Он поворачивается к Реликтору, лежащему во рву возле него. Брат Борелл опер болтер о выжженную землю, и его плечо дергается, когда он выпускает снаряд за снарядом вдоль дороги, с хирургической точностью отстреливая наступающих предателей. Мгновение Комус не может вспомнить, как они здесь оказались.
— Где остальные? — со стоном спрашивает он, вытирая кровь с глаз.
Брат Борелл на секунду прерывает стрельбу, но не поворачивается.
— Брат Сабин и брат Талер сразу за тобой, дальше во рву. Штрассер, Вортимер и Брунман засели в амбаре, несмотря на то, что получили несколько тяжелых ранений. Вольтер на дальней стороне дороги, — в голосе Реликтора проступает нотка гордости, — его лазпушка дает им время на размышления.
Борелл выпускает еще несколько снарядов, радостно бормоча под нос, когда новые предатели падают в облака.
— И сержант Хальсер вошел в город со слугой инквизитора Мортмейна, но… — он быстро оглядывается на библиария и запинается: —… ты знаешь это.
Комус кивает, с облегчением понимая, что в словах Борелла есть смысл. Он не может помочь, но, тем не менее, замечает, что низкий готик его боевого брата кажется необычно грубым и нескладным. Библиарий к своему ужасу понимает, что он сравнивает его с чужим языком, который проник в его мысли. Гнев скручивает живот. «Почему мы должны это терпеть? Почему мы должны доказывать что-то после столь долгих столетий службы и столь многих жертв во имя Императора?» Он встряхивает головой и оглядывается. Как и сказал Борелл, еще двое Реликторов лежат позади него, постоянно стреляя по наступающим рядам. Над ними, дальше по дороге, поднимаются стены Мадрепоры и ее мерцающая шестиугольная башня. «Докажи, что они ошибаются, сержант Хальсер, — думает Комус, сжав один из свитков с религиозным текстом, прикрепленных к силовому доспеху. — Покажи им, чего мы стоим».
Глава 17
Шагая по «Домитусу», инквизитор Мортмейн снимает с пояса нож. На черном металле мигает красным отражение от сигнальных ламп. Он размахивает клинком, пробуя его вес в своей руке. По центру лезвия бегут грубые руны: слова настолько ужасны, что даже инквизитор не стал бы их изучать. Дойдя до сломанных дверей, Мортмейн останавливается, прислушиваясь к тому, что, как он надеется, было звуком запуска огромных термоядерных орудий. Но корабль трясется так сильно, что он не уверен, слышит ли результат отданных им приказов или же приближение демона.
— Цербал, — шепчет он, раздумывая, есть ли у него силы встретить надвигающийся бой. Он — старый человек, и вся вера в Галактике не сможет сравниться с яростью молодости. Офицеры на мостике получили приказы и будут работать быстро, но ему по-прежнему нужно выиграть им время. Инквизитор мысленно возвращается на десятилетия назад, в день, когда он подчинил Цербала своей воле. На выжженной земле Азораса он и его братья повергли демона, вооруженные могущественными древними оберегами и фанатичным хором литаний. Но спасшего Азорас кабала больше нет. Инквизиторы Медеон, Ориум и Шаарайм давно мертвы. В этот раз он должен встретить тварь один. Даже его старый друг сержант Хальсер скоро погибнет, разорванный на части огненной бурей, созданной Мортмейном.
Мортмейн смотрит на заглавную литеру «I», украшающую его нагрудник. Молодость ушла. Дружба ушла. Веры будет достаточно. Он бьет ногой сломанную дверь, так, что почерневший металл вылетает в коридор, и входит в следующий зал. Инквизитор ступает по колоннаде монастыря, такой протяженной и высокой, что кажется, будто он вышел в грозовой, летний вечер. Со стен обваливается древняя прекрасная мозаика, взрываясь на плитах как хрупкий дождь из эмали.
В дальнем конце центральной колоннады виднеется фигура. Не более чем тень среди теней, но Мортмейн знает свою добычу. Зло сочится из нее как дым. Инквизитор вглядывается в темноту, стараясь разглядеть детали, но тень сдвигается и струится по полу, текучая и гибкая.
«Надежда все еще есть», — думает Мортмейн. Мысль удивляет его, но выпущенная из подсознания, она вырастает в уверенность.
— Надежда есть, — шепчет он, поняв, что демон бесплотен, у него нет носителя. Его мерзкая сущность была высвобождена юстикаром Ликтом и его Серыми Рыцарями, а без физической оболочки тварь скоро будет утянута в имматериум, вернувшись в постоянно меняющийся ад, который породил ее.
Тень вытягивается и движется вдоль колоннады, обретая постоянную форму только оказавшись в нескольких метрах от инквизитора. Она принимает человеческий облик или, по крайней мере, нечто напоминающее человека. Над Мортмейном возвышается существо высотой три метра, с вороньей головой. Приблизившись, демон раскидывает пару чернильно-черных крыльев и две костлявые руки, наслаждаясь учиненным им разрушением.
— Как считаешь, господин, — спрашивает он дружелюбным тоном, — после всех этих лет службы могу я попросить что-нибудь в оплату?
Мортмейн не отвечает, шагнув в сторону между колоннами и перекидывая нож из руки в руку. Он знает, что его пистолет только насытит силу твари, но клинок таит секреты, которые неведомы даже Цербалу.
— Идем же, — смеется демон. — Ведь о многом надо спросить?
Его облик распадается и возникает снова позади Мортмейна, заставив того резко повернуться и принять боевую стойку.
— Вспомни об отвратительных поступках, которые я совершил по твоей просьбе. Вспомни о крови на моих руках, которая должна быть на твоих. Я ведь заслужил немного благодарности? Небольшой компенсации?
