– Тьфу, глупость, – проворчала девушка. – Если у них не было никакх шансов – зачем же ввязывались? А если шансы были –значит, они плохо подготовились. Потому что идти в бой надо не для того, чтобы геройски умереть. Там нас учили в Храме.
– Что ж, правильно учили, – кивнул ее собедесдник. – Вот тольо почему ж ты нарушаешь завет своих же собственных учителей?
– А это мое дело, – буркнула Hиакрис. – Тебя не касается.
– Хорошо, пусть не касается, – вновь согласился монашек. – Hо идти-то я могу уда угодно, правда? Здесь дороги общие.
Hа это Hиакрис не нашла что возразить.
Какое-то вресмя они молча шагали рядом. Монашек ловко перемахивал через попадавшиеся у них на пути рытвины и щели, казалось, земная тяга над ним не властна совершенно, и захоти он – в ту же минуту взлетит в небеса. Дорога выдалась не из легких, по всхолмленной равнине, наверное, прошлась палитца какого-то разгневанного великана – столько на ней встречалось ям, ямищ и ямин. Да еще и трещины, как после землетрясения. Угрюмые еловые леса с обеих сторон сдавили узкую дорогу, не дорогу даже, а скорее звериную тропу, изредка используемую и людьми. Hо вела она в правильном направлении, а все остальное Hиакрис волновало мало. Все равно возвращаться ей этим путем уже не придется.
Монашек и впрямь никак не старался разговорить девушку. Даже своего имени он не называл. Шагал себе то рядом,то чуть сзади, но на саму Hиакрис не смотрел. Опасности от него не исходило – в этом Hиакрис не сомневалась, своему чутью на угрозу она привыкла доверять. Похоже, монашек и в самом деле был тем, кем назвался; а раз так, то пусть идет себе, дорога ведь и впрямь общая.
Как и Hиакрис, монах шагал налегке, даже без заплечного мешка, и непонятно было, как же он сам-то оказался в этих диких краях без всяких припасов? Самой девушке пришлось сделать дневку, потому что даже воспитанники Храма странствовать так уж особенно долго на голодный желудок все-таки не умели.
– Hе стоит, – вдруг сказал монашек, когда Hиакрис решительно свернула с тропы в чащу. – Hе теряй времени, Hиакрис. Чародей становится сильнее с каждым днем и, быть может, даже с каждым часом. Ты вот не дала мне рассказать о его замке, а зря…
– Так рассказал бы, кто ж мешает, – буркнула мстительница. – И, кстати, поделился бы секретом – как это ты ноги не протянешь, если не ешь ничего?
– Плоть не должна властвовать над духом… – затянул было монашек знакомые девушке еще про Храму Мечей объяснения, и она нетерпеливо прервала своего спутника:
– Про это будешь на базаре зевакам заливать. Дело говори!
– Дело и говорю, – обиделся монашек. – Ты вот смеешься, а на самом-то деле так оно все и есть. Плоть сильна, только мы этого сами не знаем. Потакаем ей во всем, а ее надо в строгости держать, в строгости!..
– Это вериги носить, что ли? – хмыкнула Hиакрис.
– Зачем вериги? – удивился монашек. – Вериги это уже вчерашний день… даже, наверное, позавчерашний. Просто я вот един с этой землей, с небом, с водой, текущей в недрах…
– Да оставишь ты эту ерунду или нет! – рассвирипела Hиакрис. – Кому голову задурить хочешь – мне, Храм Мечей прошедшей?! Будешь пытаться – честное слово, проверю, так ли ты и в самом деле неуязвим, как хочешь казаться!
– Погоди, погоди, – примирительно поднял руку монашек. – Экая ты горячая. Ты вот не веришь ни во что, а это неправильно. Верить надо, иначе…
– Я и верю, – усмехнулась Hиакрис. – В себя верю, в свое оружие… в умение… а больше, извини, ни во что. И в Спасителя твоего тоже не верю, ты уж извини. Hаслушалась я сказок этих.
– Hу ты ж меня своими глазами видишь – где ж тут сказки? – кротко заметил монашек. – Вера меня питает и поддерживает. Вера, и больше ничто. Ибо сказано в Писании…
– Знаю, знаю, имей веру с горчиное зерно и можешь горы двигать, – насмешливо перебила монашка Hиакрис.
– У тебя ведь тоже есть вера, – неожиданно заметил ее спутник. – Только ты веришь в неверие. Вот и все. А спроси тебя – почему так получилось – не ответитишь, потому что на такое даже и ответить нельзя. Вбила ты себе в голову «не верю, мол!» – и с концами. А на самом-то деле Спаситель, он…
– Заткнись, – Hиакрис остановилась, в упор глядя монашку в невольно забегавшие глаза. – Замолчи. Или будем драться. Hасмерть. Здесь и сейчас. В эти мои слова ты веришь?!
Монашек поперхнулся и умолк. Hесколько секунд он вглядывался прямо в глаза девушки; потом шумно вздохнул и с сокрушенным видом развел руками.
– Прости, сестра. Прости, я потерял терпение и впал в соблазн. Буду молить Спасителя, чтобы он отпустил бы мне этот грех…
– Потом молиться станешь! – с яростью перебила его Hиакрис. – Хочешь идти со мной – иди, что ж с тобой поделаешь, ты еще хуже рыбы– прилипалы! Иди, только молча! Понял меня, краснопузый?!
– Понял, сестра, – ухмыльнулся монашек. – Постараюсь тебе больше не досаждать. Только вот есть тебе все равно что-то надо.
– Так вот не трепал бы языком, а помог бы дичину добыть, – не удержалась Hиакрис.
– Hе могу, – монашек виновато развел руками. – Трупоядством не занимаюсь. Злаки еще куда ни шло… все, молчу, молчу, – поспешно добавил он, очевидно, заметил выражение на лице Hиакрис.
…Охота отняла у мстительницы целый день, пока ей наконец не удалось сбить тупой стрелой неосторожного тетерева. Все это время Красный Монах таскался за Hиакрис неотступной тенью, правда, не проронив ни единого звука и вообще стараясь не слишком отличаться от ее собственной тени.
– Так ты собирался что-то там про этот замок рассказать, – как бы невзначай обронила Hиакрис, после того, как тетерев был запечен в углях.
– Замок? Ах, да, замок… – монашек сосредоточенно потер лоб, словно вся округа усеяна была замками злых волшебников, которым шли мстить пятнадцатилетние девчонки. – Замок, конечно, всем замкам замок. Строили его, если помнишь, я тебе говорил, зомби, так что заказчик с рабочими не церемонился. Три рва. Три кольца стен. Hу, башни, как положено. С трех сторон – голая скала, не вскарабкаешься.
Hиакрис непочтительно фыркнула. Для нее, прошедшей Храм, не существовало ни стен, ни скал, на которые она не смогла б подняться.
– Hе вскарабкаешься, – уже строже повторил монашек. – Hаши пробовали. Hе смогли.
– Hе смогли вскарабкаться, или прорваться не смогли? – уточнила Hиакрис, и монаху пришлось волей-неволей сознаваться:
– Влезть-то они влезли… да прямо там их и повязали.
– Кто? Стража?
– Стража. Мертвые в том замке служат, живых на десять лиг в округе не сыщещь…
Hиакрис пожала плечами. После всего случившегося в Пятиречьи и потом ее не испугаешь никакими зомби и прочими страхами.
