В кухне уже стояли Кетиль в одной рубахе и Коль в одних штанах – они спали ближе к двери и успели раньше других.
– Кто там? – как и все в Аскефьорде, спросил Коль.
– Люди, уходите! – дохнуло снаружи, и в таинственном бесплотном голосе слышалось страдание, почти мольба. – Сюда идет беда, и некому вас защитить от нее! К вам идут враги, они нападут утром, а они непобедимы при свете дня! Вы слышите меня?
– Мы слышим! – твердо ответила Сэла, чуть дрожащим голосом, но все же лучше владея собой, чем онемевшие мужчины. Мелькнула мысль о помешанной Тордис – живому существу этот голос никак не мог принадлежать. – Кто ты?
– Я – Сольвейг! – выдохнула пустота, и ни у кого даже мысли не возникло о Сольвейг Красотке, которую они тут видели только сегодня днем. – Уходите, прошу вас! К вам идет беда!
– Это ты… дочь моя? – произнес из-за спины Сэлы хриплый голос.
Дед подошел сзади и стоял за ней. Она хотела отойти и освободить ему место возле самой двери, но не могла двинуться. Тело ее было сковано леденящим ужасом, но мысль работала ясно и четко. Слезы выступили на глазах при звуках голоса Стуре-Одда, чуть дрогнувшего на этих словах. Он тоже понял, кто говорит с ним, и что-то нестерпимо жуткое было в том, что он называет дочерью ту, что больше не родня никому из живых.
– Это я! Я! Сольвейг! – чуть торопливее, словно задыхаясь, заговорил голос из ночи. – Послушай меня! Уходите! Только так вы можете спастись! Они идут сюда, и никто их не остановит! Никто не видит их, потому что их прикрывает колдовское облако. Утром они будут здесь. Они непобедимы днем, при свете солнца. Но они беспомощны ночью, когда темно. У вас есть время до утра. Но утром ничто не спасет вас. Бегите! Прошу вас!
– Мы поняли тебя! – осевшим голосом, чувствуя, как волосы шевелятся у него на голове, сказал Слагви. – Иди! Будь спокойна… сестра!
Голос его сломался на последнем слове и превратился в почти неразборчивый всхлип. Фру Хильдирид беззвучно рыдала от ужаса и потрясения, зажимая себе рот концом головного покрывала, которое она впопыхах схватила с лавки, но не успела им покрыться.
За дверью все стихло. Ледяное бесплотное нечто отступило, все перевели дух. Слагви сел на бочонок и закрыл лицо руками. Сэла видела, как отец ее покачивает головой, словно старается подавить рыдание, и сама плакала от жути и потрясения. Ее отец, всегда веселый, всегда сыплющий шутками и готовый посмеяться над чем угодно, над самим собой в первую очередь, теперь едва не плакал, впервые на памяти Сэлы. Его сестра, маленькая, добрая Сольвейг, солнечный лучик, которую все в доме так любили, – она говорила с ними голосом этой ледяной пустоты. Само то, что она пришла к ним предупредить об опасности, сейчас значило больше, чем сама опасность. Они все еще любили ее, через двадцать пять лет после ее ухода, и она любила их… Кто мог бы поверить, что мертвые способны любить живых? Но с Сольвейг это не казалось удивительным. Всю свою недолгую, восемнадцатилетнюю жизнь она была переполнена любовью ко всему живому, и там, за гранью моря, она сохранила эту любовь. Иначе что подняло бы ее из холодных глубин, заставило бы стучаться в эту дверь?
– Нужно идти! – хрипло, тоже сглатывая и одолевая судорогу в горле, сказал Аринлейв. Он опомнился быстрее других: он никогда не видел Сольвейг Старшей, и для него этот голос из ночи был голосом призрака, но не дочери и сестры. – Нужно поднимать людей. Что это за враги такие – непобедимые днем и бессильные ночью? Они вообще живые?
– Надо сказать Эрнольву ярлу! – сильно дрожа, выговорила Сэла, которая сразу подумала об этом. – Он поймет! Он поверит! Он знает: ведь приснилась Тордис и сказала про облако! – Сэла посмотрела на деда, которому рассказывала об этом странном происшествии. – Про это самое облако! Я знаю про эти колдовские облака! Их умеют делать колдуны с Эриу, и с Зеленых островов тоже! Под таким облаком можно спрятать целое войско, и его никто не увидит до самой битвы, а оно может подойти так близко… А Торварда конунга нет!
Сэла задохнулась, осознав размер угрозы. Она не очень внятно объясняла, но ей-то теперь было совершенно ясно, какое облако «не видела» безумная Тордис и почему тревога об этом привела ее с того света.
С того света! Сэла сжала горло рукой, почти болезненно страдая от неудержимой дрожи. Тордис пришла из Нифльхель, а Сольвейг со дна моря, обе с одной и той же вестью! Как же велика опасность, если даже мертвые теряют покой! Но ведь уже очень давно на Аскефьорд никто не нападал! И Торбранд конунг, и его отец Тородд конунг много воевали в чужих землях, но к их собственному дому никто не смел подступиться. Аскефьорд привык жить с чувством безопасности, и сейчас не верилось, что сражение и смерть придут прямо сюда, к этому старому порогу, с выемкой посередине, протоптанной множеством ног.
– Иди, скажи Эрнольву! – Стуре-Одд посмотрел на Аринлейва. – Пусть поднимает людей.
Аринлейв кивнул и побежал одеваться. Вскоре он уже, с помощью отца и Коля, стаскивал лодку из сарая к воде. Тут имелся свой маленький причал, шириной в два шага, а напротив, на том берегу, в дно была вбита свая, торчащая прямо из воды. К ней привязывали лодки, а затем перебирались на первый скользкий камень и по крутой тропинке поднимались к усадьбе Сенная Тропа. В плохую погоду это было опасно, но выбирать не приходилось.
Аринлейв и Коль вдвоем налегали на весла, и им казалось, что лодка идет удивительно легко, словно чьи-то сильные руки подталкивают ее.
Многие годы старая усадьба Аскегорд не видала такого разгрома. Можно было подумать, что она захвачена врагом: челядь и женщины метались туда-сюда, гремела посуда и скрипели крышки сундуков, во дворе ржали кони, мычали потревоженные коровы, мужчины бегали между оружейной и дружинными домами. Стоял гул, шум, слышались беспорядочные выкрики. Никуда не бежал, не кричал и не суетился только ясень, росший в полу гридницы и уходящий ветвями за крышу. Посреди гридницы стояли двое: могучий Эрнольв ярл и кюна Хёрдис. Глядя на них, можно было подумать, что они-то и есть главные враги, столкновение которых привело усадьбу Ясеневый Двор в такое состояние.
– Чтобы я, жена и мать конунгов, убегала из своего собственного дома, как последняя побирушка! – с яростным негодованием выкрикивала Хёрдис. – Этого не будет! Не будет!
Кое-как одетая, в криво заколотом платье, с торчащими из-под наспех наброшенного покрывала темными прядями волос, с гневно перекошенным лицом, на котором правая бровь поднялась выше левой и дергалась, она наводила ужас на собственных служанок, и сам воздух вокруг нее, казалось, ходил ходуном от негодования. Чтобы выдержать подобный напор, требовались твердость и мужество истинного героя, но Эрнольв ярл был именно таким. Выглядел он не лучше кюны – кое-как одевшись, он не успел даже толком причесаться. Его густые русые волосы с легкой сединой на висках были всклокочены, и он то и дело откидывал их со лба. Лицо его от тревоги и досады побагровело, единственный глаз горел как уголь.
