Он водрузил на голову шлем и обнажил меч.
Мой клинок также оставил ножны.
Однако Лисьяк с мечом наготове зашагал к выходу и, бросив на меня быстрый взгляд, выскочил из зала через боковую дверь.
Я оглянулся.
В углу, там, где кто-то второпях обронил на пол светильник, уже занималось пламя.
Повсюду валялись опрокинутые стулья, исписанные, залитые чернилами листы бумаги.
Ответственный секретарь в оцепенении стоял за окончательно опустевшим центральным столом, за которым в правильном порядке возвышались предназначавшиеся для правителей города пять тронов с широкими спинками.
К секретарю подходили обменивающиеся испуганными взглядами писцы; чуть поодаль сбились в кучу несколько мальчиков-посыльных.
Тут в комнату ввалился какой-то весь залитый грязью капитан. Из груди у него торчала стрела. Едва держась на ногах, он сделал два-три неверных шага и, цепляясь за спинки кресел, замертво повалился на пол. Следом за ним, группами по четыре-пять человек, появились еще несколько возбужденно переговаривающихся, размахивающих оружием капитанов. Некоторые из них, очевидно, получившие легкие ранения, были в крови, но все они передвигались самостоятельно.
Я вышел в центр зала, к пустующим тронам.
Жавшиеся друг к другу мальчики-посыльные встретили меня испуганными взглядами.
— Потушите огонь, — сказал я им, кивнув на расползающееся по полу пламя от упавшего светильника.
Мальчики бросились выполнять приказание.
— Соберите и сохраните все записи заседаний Совета, — обратился я к ответственному секретарю.
Тот очнулся от оцепенения.
— Да, капитан, — ответил он и стал поспешно собирать исписанные листы, словно только и ждал моего распоряжения.
Я вложил меч в ножны и, подхватив громадный стол, расплескивая стоявшие на нем в медных чашечках чернила, поднял его высоко над головой.
Вокруг раздались изумленные крики.
С трудом переставляя ноги, я медленно двинулся к двери.
Отбиваясь от наседающего неприятеля и падая, сквозь дверной проем в зал отступили еще несколько капитанов.
Они были последними из тех, кому удалось спастись.
Напрягшись изо всех сил, я швырнул длинный стол над их головами.
Всем своим чудовищным весом он обрушился на наступавших, показавшихся в дверном проеме, подминая их под себя и ломая им кости. Зал тут же наполнился стонами и душераздирающими воплями.
— Несите кресла! — приказал я капитанам.
Большинство из них были ранены; но те, кто мог держаться на ногах, подносили все новые и новые тяжелые кресла и швыряли их в дверной проем, загораживая ими проход в зал.
Выпущенные нападающими из арбалетов стрелы разлетались по всему залу, вонзались в спинки кресел и легко расщепляли их своими металлическими наконечниками.
— Столы! Несите столы! — распорядился я.
Капитаны, писцы, мальчишки-посыльные, облепив столы по четыре — шесть человек, потащили их к дверному проему и свалили поверх нашей баррикады.
Кое-кто из нападавших пытался взобраться на нее, но сначала им пришлось помериться силами с Боском, взобравшимся на вершину нашего не слишком надежного сооружения.
Для самых настойчивых наиболее сложным препятствием оказался меч Боска.
Уже четверо нападавших один за другим скатились по нагромождению стульев и столов и остались неподвижно лежать на полу.
Выпущенные из арбалетов стрелы целым роем просвистели у меня над головой.
Я рассмеялся и спрыгнул с нашей баррикады. Желающих перебраться через нее больше не находилось.
— Ну что, сможете удержать эту нашу позицию? — спросил я у окружающих меня капитанов, писцов и мальчишек-посыльных.
Ответ был утвердительным и единодушным.
— Хорошо, — заметил я и оглянулся на боковую дверь, через которую ускользнул Лисьяк и, как я предполагал, тот, что выступал на заседаниях Совета представителем интересов Генриса Севариуса. Некоторые из писцов и посыльных также выбрались через эти двери,
— Присматривайте за этой дверью тоже, — сказал я оказавшимся рядом со мной капитанам.
Они тут же поспешили к двери, позвав себе на помощь нескольких писцов, а мы с двумя капитанами направились к расположенной в дальнем конце зала узкой винтовой лестнице, ведущей на крышу здания. Вскоре мы уже оказались на ее пологих черепичных склонах, украшенных по краям небольшими башенками с декоративными бойницами.
Отсюда нашим глазам открылись поднимающиеся в лучах предзакатного солнца густые клубы дыма, серой пеленой затянувшие пристань и здание арсенала.
— В бухте не видно кораблей ни Тироса, ни Коса, — задумчиво произнес стоящий рядом со мной капитан.
Я это уже заметил.
Взмахом руки я указал на причалы:
— Эти принадлежат Чангу и Этеоклю? — спросил я.
— Да, — ответил капитан.
— А те, — кивнул я на причалы, расположенные дальше к югу, — находятся в собственности Нигеля и Сулиуса Максимуса?
Порыв ветра отнес дым в сторону, и мы смогли увидеть горящие у пристани корабли.
— Верно, — подтвердил второй капитан.
— Там, наверное, до сих пор идет сражение, — заметил его товарищ.
— Да, и в основном вдоль причалов, — уточнил его собеседник.
— А владения Генриса Севариуса, патрона капитана Лисьяка, похоже, остались нетронутыми, — заметил я.
— Похоже на то, — процедил сквозь зубы первый капитан.
Снизу, с улиц, донеслись звуки трубы, заглушающие крики людей. В руках у некоторых прохожих были знамена с символикой дома Севариусов. Они призывали людей выходить на улицы и присоединяться к ним.
— Генрис Севариус, — кричали они, — единственный законный убар Порт-Кара!
— Севариус решил провозгласить себя единым убаром, — сказал первый капитан.
— Скорее это решил Клаудиус, его регент, — заметил второй.
К нам подошел еще один капитан.
— Внизу пока спокойно, — сообщил он.
— Смотрите! — пробормотал я, указывая на каналы, протянувшиеся между выстроившимися рядами серых зданий. По ним медленно двигались боевые корабли, неторопливо приближающиеся к стенам здания городского Совета.
— Смотрите туда! — вдруг воскликнул первый капитан, пристально вглядывающийся в примыкающие к площади перед зданием Совета узкие улицы. Присмотревшись, мы различили перебегающих под прикрытием домов, подтягивающихся к площади арбалетчиков, а позади них, несколько поодаль, двигались воины в полном боевом снаряжении.
— Похоже, Генрис Севариус еще не стал единовластным хозяином Порт-Кара, — усмехнулся один из капитанов.
По каналу, огибающему площадь с дальней от нас стороны, в направлении здания городского Совета двигался корабль-таран среднего класса. Его мачта вместе с длинной реей была опущена на палубу, паруса, конечно, скатаны и уложены вдоль фальшборта. Такое положение оснастки общепринято при прохождении галеры внутри города или приготовлении ее ко вступлению в бой. По правому борту в носовой части корабля, возле укрытий для лучников и копьеносцев, развевалось на ветру полотнище флага с чередующимися вертикальными зелеными и белыми полосами, на фоне которых хорошо различалась черная голова боска.
